Изменить стиль страницы

Петр оглядел присутствующих. Но все молчали. Никто не решался что-нибудь сказать.

Положение казалось безвыходным. Что могут сделать галеры? Стоит им только выйти из шхер, как вражеские фрегаты и бриги пушечным огнем разнесут их в щепки.

Петр пыхнул дымом. Табачное облако поплыло над столом, как пушечный выстрел, возвещающий начало сражения.

— Так как же, любезные командоры? Федор Матвеич! Тебе, видно, надо начинать совет.

Апраксин встал и оперся обеими ладонями на карту. Четыре круглощеких изображения ветра на ее полях дули в разные стороны.

Апраксин имел привычку говорить медленно, как бы с одышкой.

— Поскольку, — начал он, осторожно поглядывая на Петра, — неприятель стоит в открытом море, нам миновать его никак нельзя. А корабельным флотом помочь не велите, то…

Тут адмирал замолк, разглядывая карту.

Петр снова выпустил клубок табачного дыма. Дым проплыл над столом и закрыл от глаз адмирала морскую карту.

Апраксин слегка крякнул и, поглядев на государя, сказал:

— …то, я полагаю, надобно ждать, пока у неприятеля не кончится пресная вода и он сам не уйдет.

Петр нахмурился.

— Добро, — глухо произнес он. — По-твоему, стало быть, нам сидеть тут и прятаться, как медведю от пса дворового? Павлуша, — обратился он к Ягужинскому, — при этих великих трудностях твой опыт дипломата много полезен. Что скажешь?

Последние слова Петра были резкие, свистящие. От них всем стало немного жутко.

Битва при Гангуте i_007.jpg

Генерал-лейтенант Павел Ягужинский.

Ягужинский прочел на лицах командоров смятение и улыбнулся.

Совет его был прост. Он предлагал поставить вдоль берега пушки и артиллерийским огнем отогнать шведские корабли от мыса Гангут. Но совет этот был трудно выполним и не сулил верной удачи. Все же это был какой-то выход из положения. Обиднее всего было то, что новый человек, даже не знакомый хорошо с обстановкой, первый догадался его предложить. И от этой обиды все зашумели.

Петр долго обдумывал, потом сказал:

— Добро. Вот первый резон. Ну как, бомбардиры?

— Я полагаю, — сказал Апраксин, — господину дипломату неясна здешняя местность. Места тут топкие. Негде ставить батареи. И в воинской науке подобных примеров не бывало. Пройти близ берега нам никак… — Тут он пожал плечами и отрицательно покачал головой, закончив тем свою мысль.

Лицо Петра передернулось. Это означало приближение гнева. Внезапно он вынул изо рта трубку и наклонился над картой. Он заметил, как с другого конца ее через узкий перешеек полуострова Гангут ползут и спорят два пальца.

Шаутбенахт поднял глаза и увидел, как капитан Змаевич и бригадир Волков нерешительно тычут на карте в полуостров.

Он прищурился.

— Ну, командоры, извольте говорить так, чтобы все слышали ваше мнение.

Тогда капитан Змаевич отважился.

— Господин шаутбенахт, — начал он, — вот тут, — он указал на перешеек, — севернее Твермине, близ мызы Лапвик, самое узкое место перешейка. Можно более легкие галеры наши перетащить посуху и спустить на воду по другую сторону Гангутского мыса, в заливе Рилакс-фиорд. Шведы ожидают, что мы пойдем вокруг мыса, а мы этим маневром сумеем их миновать и уйти. Я с бригадиром Волковым осматривал это место. Нам два здешних финна его указали. Оно удобно для перетаскивания галер волоком.

План был смелым, неожиданным. При удаче можно было всей галерной флотилии незаметно уйти шхерами, которыми был укрыт дальше весь финский берег. Враг остался бы стоять у ловушки, покинутой русскими.

Услышав такое предложение, все как-то смолкли и повеселели. Только Апраксин весь набряк и покраснел. Он не любил смелых мыслей, опережавших его воинские познания. Но возражать не решился.

Петр посмотрел на Змаевича, лукаво усмехнулся и вдруг объявил решение:

— Капитаны и бомбардиры! Капитану-командору Змаевичу и бригадиру Волкову надлежит, не мешкая, осмотреть со мной место, пригодное для перетаскивания судов волоком. Военный совет отложим до вечера.

У переката

Перешеек в северной части полуострова был низкий и песчаный. Дул резкий ветер.

Петр прошел от одного берега до другого, придерживая рукой треуголку и считая шаги. Два рыбака-финна, указавших это место, Змаевич и Волков шли за ним следом, проверяя счет. Вышло тысяча двести саженей.

Сев на камень, Петр долго смотрел на пустынный залив Рилакс-фиорд, потом оглянулся назад, в сторону бухты Твермине, и спросил спутников:

— Перетащим, а?

Бригадир Яков Волков утвердительно кивнул головой.

— А леса здесь хватит, — сказал он. — Настелим помост, сделаем катки— и всё.

— Дело держать надо в секрете, — сказал Змаевич.

— Для этого, — подхватил Петр, — велеть жителей деревни переписать поименно и сказать, чтоб никуда не уходили. Поставить караул. Особенно стражу поставить здесь, у места спуска галер… Смотреть прилежно, чтобы неприятель не мог знать, что у нас делают.

Петр взглянул еще раз на залив и, повернувшись, зашагал обратно.

Утром, чуть забрезжил свет, на лесистых островках и на полуострове ударили первые топоры. Следом, как дятлы, застучали сотни других.

Пехотинцы и моряки рубили лес. Треща, падали мачтовые сосны. Их тут же распиливали на бревна и обтесывали. Из бревен настилали дорожку, сооружали катки.

Работали не покладая рук. Петр Михайлов подавал всем пример. Он подрубал деревья, таскал бревна, ругался и шутил.

На скалах и вокруг деревни Твермине стояла стража, дозоры обходили побережье.

Шпион

Бледный лунный свет пробивался сквозь тучи. Тяжелые валы с грохотом набегали на берег.

Маленькая рыбачья лодка ныряла между волн. Ее захлестывала пена. Грести было тяжело.

Рыбак, сидевший в лодке, торопился.

Он изо всех сил налегал на весла, обливаясь потом.

Временами он оборачивался и глядел туда, где маячили черные тени шведских кораблей. Они росли и приближались.

Уже отчетливо были видны во мраке их громадные очертания. Лодка шла прямо на корабли. Облачная гряда наплыла и заволокла луну.

Вдруг из мглы вынырнула шлюпка, и чей-то голос закричал по-шведски:

— И-эй! Кто плывет?

— Свои! — закричал рыбак.

Лодка подплыла ближе. В ней сидели люди в треуголках, вооруженные ружьями.

Это была сторожевая шлюпка шведской эскадры.

Два багра протянулись к лодке и подтянули ее. Солдаты помогли рыбаку забраться в шлюпку.

Человек, закутанный в плащ, очевидно начальник, спросил:

— Куда плывешь?

— Я бежал от русских, — отвечал рыбак. — Есть важные вести для адмирала Ватранга. Пароль «Стокгольм».

— Говори, какие вести?

— Не могу. Известия секретные.

Шлюпка поплыла к эскадре. Скоро она причалила к адмиральскому кораблю.

Начальник сторожевой шлюпки отправился с донесением, и скоро рыбака ввели в каюту Ватранга.

Адмирал медленно приподнял седую голову и отрывисто спросил:

— Кто вы такой?

— Меня зовут Юстус Коппелиус.

Адмирал нахмурился.

— А, так это вы, герр Коппелиус! Что же побудило вас оставить свой пост при русском флоте?

— Важные обстоятельства, — отвечал шпион. — Из Ревеля к галерной эскадре прибыл тайно сам царь Петр. Хочет он галеры перетащить по суше через мыс и уйти к Або.

Ватранг привстал от изумления.

— Уйти? — повторил он. — Не может быть!..

— На мысе есть перешеек шириной не более двух миль, — продолжал Коппелиус. — Там он решил перетащить на катках все гребные суда и уже во многом успел… Сообщить о таком деле через других людей не было мне случая… Русские охраняют берег. Жители Твермине в большом страхе… Все переписаны, и никому нельзя выйти из дому. Я сам пробрался с великим трудом… Нужны, герр адмирал, срочные меры…

Ядро, разорвавшееся в кают-компании, показалось бы Ватрангу меньшей неожиданностью, чем это известие.