– Хоть что-нибудь.
По крайней мере, он мог убрать скальпели и другие инструменты, и накрыть бедного парня простынёй.
– Я задержу Валеня на несколько минут у себя в кабинете. Дам вам время.
Доктор кивнул. Беспокойство этого человека было странным, учитывая, что Валеню не нравилось даже его присутствие. Странно, но похвально.
Доктор сделал всё, что мог, хотя это было и не много. Он успокоил себя тем, что Валень – могильщик. Он знает, что труп есть труп. Наверное, он уже видел других жертв. Хотя ничто не могло приготовить его к такому.
Через несколько минут у двери лаборатории появился Минин.
– Готово?
– Насколько это вообще возможно.
Минин сглотнул. Он выглядел загнанным, глаза пустые и усталые.
– Я дал ему выпить. Всё, что я мог для него сделать.
– Почему вас это волнует? – спросил Доктор.
Минин пожал плечами:
– Это мои люди. Это мой дом. Мне не всё равно.
Больше он ничего не сказал.
Доктор пошёл с ним к нему в кабинет. Валень сидел у стола, просматривая папки с документами. По резкому вдоху Минина Доктор понял, что Минин это не предусмотрел.
Старик поднял взгляд; его щёки были мокрые от слёз.
– Мне не разрешили посмотреть на тело Владимира, – сказал он. – После того, как он застрелился, когда вы довели его до самоубийства. Так, во всяком случае, мы думали. Мне не разрешили попрощаться, – он помахал документом, край которого помялся у него в руке. – Теперь я знаю, почему.
Минин ничего не сказал, но его и без того бледное лицо стало ещё белее. Он шагнул в сторону, пропуская выходящего Валеня.
– Отведите меня к сыну, – сказал Валень Доктору. – Больше никакой лжи, никакого обмана.
Доктор аккуратно забрал у него документ. Разгладив, он быстро осмотрел его и отдал Минину. Затем повёл Валеня в лабораторию.
Доктор знал, что у себя в кабинете Минин аккуратно вернёт документ в папку. Отчёт о вскрытии тела Владимира Чедакина. Отчёт, в котором говорилось, что, не смотря на официальную версию о самоубийстве, умерший не мог сам выстрелить себе в затылок.
Роза припарковала машину за зданием, чтобы не привлекать внимание. Входная дверь была открыта, и она зашла в типичное сельское отделение милиции с небольшой приёмной комнатой и столом. За столом была ещё одна дверь, в главную часть здания. Она была заперта.
Телефон не работал. Может быть, что-то нужно сделать, чтобы он соединился? Она попробовала набрать девятку, как в телефонах у неё на работе. Всё равно ничего. Ни одна из цифр ничего не дала, и Роза сдалась. У неё, конечно, был с собой мобильный, но она понятия не имела, какой в этой части России код (даже если бы она нашла список местных номеров, который смогла бы прочесть). А цифры у русских такие же? Буквы же у них другие. Могла ли она теперь читать на русском так же, как понимала его на слух?
Слишком много вопросов. Ответы, объясняющие преображение Софьи, если и есть где-нибудь, то в её доме. Возле двери Роза какое-то время колебалась. Она вспомнила прижатое к лобовому стеклу оскалившееся кровожадное лицо этой женщины, когда та пыталась проломиться к Розе. Она вспомнила о своём собственном лице, когда оно было в опасной близости к камню. И она открыла дверь пинком ноги.
Мебели внутри почти не было. Лампочки висели без абажуров. Дорожка на полу была стёртая. Всё было старым и ветхим. Она быстро пробежалась по комнатам, проверила ящики стола, открыла шкаф на кухне. Абсолютно ничего. Во всяком случае, ничего необычного.
Пока она не дошла до второй спальни. Там не было ни кровати, ни шкафа, ни комода. Посреди комнаты на голом дощатом полу стояло что-то вроде кресла стоматолога. Какие-то трубы и шланги шли от него к стоящему сзади цилиндрическому металлическому устройству. От него тонкие трубы шли к стене и уходили в пол. Над креслом был куполообразный наголовник. Какой-то гибрид наушников и фена из парикмахерской.
Роза обошла вокруг кресла. Затем спустилась вниз, чтобы проследить трубы. Они нашлись в углу кухни. Роза проследила их вдоль стены, сквозь стену в соседнюю комнату, затем наружу, в прихожую. В конце концов, они исчезали за деревянными досками, которыми была обита нижняя часть лестницы. И теперь, посмотрев с близкого расстояния, Роза увидела там дверь: не было ни ручки, ни замка, о двери намекали лишь металлические петли и то, что несколько досок были обрезаны на одном уровне.
Вот только открываться дверь не хотела. Роза сломала ноготь, пытаясь её подцепить. Выругавшись, она снова надела перчатки.
Затем услышала стук входной двери. Подмога? Или нет? Роза бросилась в кухню в поисках чего-нибудь, чем можно было бы защититься, хоть чего-нибудь! На столе, рядом со старой деревянной доской для нарезки и куском черствого хлеба, лежал зазубренный нож, но Роза понимала, что не сможет воспользоваться им. Она спряталась за дверью, наблюдая в щель за тем, как в прихожую зашла Софья.
Баринская хромала, почти ползла. Почему она вернулась? Она выглядела абсолютно разбитой, от одного взгляда на её лицо Роза чуть не вскрикнула. Чуть. Если бы на Баринской не была та же самая одежда, её можно было бы принять за другую женщину. За её бабушку. Или прабабушку. Древняя, кожа сморщенная, тело сжавшееся и слабое. Дышала она с громким свистом.
Старуха доковыляла до потайной двери под лестницей.
– Ты там, внизу? – прохрипела она. – Ты нашла его?
Роза подалась назад, понимая, что Баринская обращалась к ней, знала о её присутствии.
Софья Баринская надавила всем своим весом на доски, и дверь раскрылась. Она заглянула вниз, в темноту, думая о чём-то. Казалось, что она вот-вот рухнет. Затем она снова закрыла дверь и поковыляла вверх по лестнице.
Роза прижалась спиной к стене, отчаянно пытаясь не попасться на глаза, хотя и сомневалась, что эта женщина сейчас в состоянии что-то ей сделать. Тяжело дыша, женщина поднималась по ступеням вверх.
В конце концов Роза прокралась в прихожую. Лестница была пуста. Сверху доносился звук работы какого-то аппарата. Почти не дыша, она поднялась по лестнице, прижимаясь к стене, и надеясь, что ступени своим скрипом не выдадут её присутствие.
Звук доносился из второй спальни. Роза рискнула заглянуть за дверь, лишь мельком. Один взгляд – и Роза отпрянула назад.
Этого было достаточно.
Софья Баринская сидела в кресле, надев наголовник. Единственного взгляда Розе хватило, чтобы всё понять. Она увидела, как удовлетворённо дрожит тело молодой женщины. Её юное лицо торжествующе улыбалось. Из-под наголовника выбивались пряди тёмных волос. Сквозь неё, оживляя, текла жизненная сила. Делая её снова молодой.
Как можно быстрее, и как можно тише, Роза вернулась вниз. Она подбежала к потайной двери и нажала на доски там, где это делала Софья.
Дверь раскрылась как раз в тот момент, когда гул оборудования наверху затих. Роза зашла вовнутрь, чуть не упав в темноту по крутым ступенькам. Она закрыла за собой дверь, перекрыв то немногое количество света, которое у неё было, и медленно, осторожно пошла вниз.
Ступени казались бесконечными. Но в конце концов они закончились. Роза опёрлась рукой на стену, и её пальцы на что-то наткнулись. Она ощупала это – выключатель. Стоит ли?
Затаив дыхание, она нажала на него, и загорелся свет. Лампы висели вдоль свода тоннеля – лампы без абажуров, с кустарной проводкой, старые и пыльные. Некоторые из них перегорели, но их не заменили. Но хватало и оставшихся. Теперь Роза видела, что находится в тоннеле, вырубленном в холодной земле. Стены были укреплены деревянными досками. Доски были старыми и прогнувшимися. Некоторые совсем сгнили. Пол представлял собой утрамбованную землю, а потолок, похоже, был когда-то давно наспех обит досками.
Теперь, когда Роза видела, где она, и когда Софья узнает о её присутствии, спустившись вниз и увидев включённый свет, Роза оставила предосторожности и побежала. Ей казалось, что она бежала вечность. Тоннель вёл немного вниз, и она понятия не имела, в каком направлении он идёт. Но должен же он куда-нибудь вывести. А чем дальше, и чем быстрее она уйдёт от Баринской, тем лучше. Чем быстрее она найдёт выход наружу, тем лучше.