Как единственный из присутствующих, кому нечего было терять, поскольку он не был ни объектом сатиры, ни автором, ни участником шоу, Мэтт расслабился и решил наслаждаться обедом и пестрой панорамой лиц, заполнивших зал. Он залюбовался утонченным балетом вышколенных официантов. Как только салаты был съедены, стеклянные салатные тарелки уплыли прочь, и перед каждым из присутствующих были поставлены обеденные тарелки с рыбным филе, томлеными кабачками и перцами и жареными помидорами.

Темпл оглядела огромную порцию белой рыбы, стоящую перед ней, и перевела взгляд на золотых рыбок, танцующих за стеклом:

— Какая жалость, что Луи здесь нет. Он бы оценил обстановку. Ничего не понимаю: всю неделю он болтался в «Хрустальном фениксе», а сейчас, когда началось самое интересное, взял и исчез.

— Котов интересуют несколько иные вещи, чем людей, — заметил Мэтт, выжимая лимон на свою порцию рыбы.

Обеденный шум и болтовня усилились, появились ликеры, а официанты сбились с ног. Десерт представлял собой черно-белый кусок кремово-шоколадного творожного торта. Темпл попыталась навязать свою порцию Мэтту, ссылаясь на лихорадку перед премьерой и диету.

— Этот торт так богат калориями, что ему впору заводить счет в швейцарском банке, — пожаловалась она. — Неудивительно, что швейцарский шоколад так знаменит… Не хочешь?

Она отдала нетронутую тарелку официанту и горестно проводила глазами свой десерт.

И вот, наконец, все блюда были убраны, и на столах осталось только вино и низкие бокалы. Темпл пригубливала коктейль с белым вином, а Мэтт попросил кофе. В это время он обычно выпивал две чашки у себя в КонТакте, наливая из большого коммунального кофейника.

Музыка грянула из-за сцены, мгновенно приглушив голоса и звяканье бокалов в зале. Попурри, написанное специально для шоу, расцвечивали духовые. Мэтт наклонился вперед, но не увидел оркестра. И вдруг откуда-то из-под земли начали расти, точно грибы, головы музыкантов, одни лысые, другие лохматые, дирижерская палочка и смычки дружно вздымались, медь духовых сверкала.

— Вся оркестровая площадка представляет собой подъемник, — объяснила Темпл театральным шепотом, склонившись к его уху.

Мэтт кивнул. Темпл уже говорила ему, что театр в «Хрустальном фениксе» оборудован по последнему слову техники. Интересно, знала ли она об этом потому, что облазила весь отель, придумывая новую концепцию, или же потому, что Фокусник Макс выступал здесь когда-то?..

Эта мысль была неприятной. Мэтт отогнал ее и сконцентрировался на беспокойстве Темпл об отсутствующем Полуночнике Луи. И, кстати, Икорка тоже постоянно где-то пропадала в последнее время.

Не могло ли отсутствие обоих быть не просто совпадением?

Нет. Кошки и коты гуляют сами по себе, если верить Киплингу. И они любят бродить по округе. На секунду Мэтт позавидовал их свободе. Он бы лучше присоединился к Икорке и Полуночнику Луи, где бы они ни были, чем сидеть здесь во взятом напрокат чужом смокинге, ожидая начала прославленного, но все же, в основном, любительского представления.

И, между прочим, — подумал он, пытаясь слегка ослабить жесткий воротник крахмальной сорочки, — из-за всей этой публики, набившейся в зал, здесь, кажется, становится жарко.

Глава 35

Айс-капада Полуночника Луи

Вне всякого сомнения, существует множество научных споров по поводу того, замерзают ли усы у кошек.

Ясно, что эта тема невероятно трудна для понимания, но так случилось, что я нахожусь в уникальных условиях, которые позволяют предоставить науке необходимые эмпирические данные.

В тот момент, когда я запрыгнул в грузовик с мясом, я рассуждал теоретически: скоропортящиеся продукты должны быть доставлены к месту назначения очень быстро, чтобы избегнуть гниения на жарком солнце. Очевидно, я недооценил возможности современных холодильных установок.

Грузовик, который я выбрал, вскоре действительно завел мотор и загремел по камням, которые именуются дорогой, вокруг озера Мид. Через короткий промежуток времени он выбрался на ровную и гладкую шелковую ленту шоссе и прибавил скорость. Я свернулся в тугой клубок, сумев сгенерировать достаточно тепла, чтобы подо мною образовалась лужица растаявшего льда. Некоторые, вроде придурочной Кармы, могли бы назвать это аурой. Другие, как, например, саркастичная Икорка, назвали бы это по-другому, гораздо более приземленно, однако я-то знаю, что именно вызвало данный феномен: тепло моего собственного тела боролось со смертельным холодом, погружающим в гибельный сон.

Надо мной огромные, замерзшие, как камень, туши раскачивались в ритме движения грузовика. Я понимал, что мое состояние живого и чихающего существа является, скорее, исключением из местных правил. Так что случившаяся вскоре остановка, сопровождавшаяся скрежетом и фырканьем мотора, заставила меня вздохнуть с большим облегчением.

Я ждал, напрягая застывшие суставы, когда же откроется дверь, и луч света упадет в недра рефрижератора.

Ни лучика. Только Луи во льду.

Я не понимал, что происходит. Этот грузовик заехал на ночную парковку, или что?.. Они что — оставляют всю эту великолепную свинину просто так болтаться без присмотра?.. Сейчас, должно быть, не больше трех или четырех часов дня. Этому мясу в данный момент полагается разгружаться в ресторанах Лас-Вегаса. Как же мое прекрасное знание привычек двуногих могло подвести меня на этот раз?

И, что гораздо более важно, сколько времени займет превращение Полуночника Луи в замороженное кошачье филе?..

Наконец, грузовик вздрогнул: один из толстомясых (извините за выражение) водителей взгромоздился на переднее сиденье в кабине, и двигатель вновь ожил. Пол завибрировал, и эта дрожь передалась моему телу, превращая мой хронический озноб во что-то похожее на апокалепсию[101].

Затем рефрижератор дернулся вперед, и мы, наконец, начали двигаться. «Мы» — это, как вы понимаете, фигура речи, поскольку лично я не двигался. Поскольку, похоже, примерз к днищу грузовика. Каким-то образом мысль об Икорке, отосланной в дальний вояж по окрестностям озера Мид, больше не доставляла такого уж удовольствия.

Я тихо размышлял, смогу ли сохраниться достаточно долго, чтобы быть размороженным в будущие, не такие жестокие, времена, когда нечто вонзилось иголкой в мой расширенный зрачок. Возможно, меня пытаются клонировать в грядущем?

Нет, мои застывшие зрачки медленно сузились. Свет!

Я прыгнул, задействовав память тела, позволившую мне одним мощным броском достичь дверей. Я заорал, оставляя в проклятом грузовике несколько клочков шерсти, примерзших к полу.

Хамские ручищи перехватили меня прямо в воздухе. Я успел заметить очумелые лица водителей и почувствовать их дыхание, источающее запах пива. Ах, вот оно что, останавливаемся попить пивка в рабочее время, смерды?! Последним усилием я выпустил ледяные когти из обмороженных лап и прощально погладил негодяев по щекам.

Теперь уже заорали они. Но лапы мои коснулись земли! Одеревеневшие мускулы и суставы двигались исключительно по памяти, совершая привычные движения и постепенно оттаивая в процессе, который благодатное солнечное тепло помогало ускорить. Я был уже далеко, а водители все продолжали ругаться, споря, кто это был — скунс или медвежонок. Ни одна из этих догадок не соответствовала истине, но мне было недосуг давать этим двум невеждам уроки естествознания, помогающие распознавать живых существ по запаху. Во всяком случае, не теперь, когда я весь пропах говяжьими сардельками и свининой.

Слегка оттаяв, чему, несомненно, способствовал спринтерский бросок к свободе, я собрался с мыслями и повернул в направлении «Хрустального феникса». Мой все еще обледенелый хвост звенел по асфальту, когда я мчался, чтобы в очередной раз спасти любимый отель от посягательств дьявольских сил — как всегда, в одиночку, без этой надоедливой Икорки на хвосте.

Порой цель оправдывает средства, даже если средства ставят под удар мою личную жизнь.