— Давай-ка, зови меня Луис что ли. А то я себя пенсионером чувствую, — скрывая улыбку, сказал фотограф, вспоминая звук падения за дверью. – Ключи уже сделали?

— Нет, мама мне свои оставила, — кот попытался выскочить в коридор, мальчик успел его перехватить и Луис наконец вспомнил, зачем пришёл.

— Держи… Кажется, я решился-таки расстаться с детством, — он протянул мальчику коробку, а когда тот осторожно принял её, быстро отдернул руки, словно боясь передумать.

— Это…это же, это же… — Деннис не веря своим глазам, заглянул внутрь. Увидев её содержимое, мальчик завопил и, развернувшись, умчался в недра квартиры. По которой прокатилось объёмное эхо:

— Обалдеть!

Лами, сначала пригнувшийся и испуганно прижавший уши к голове, встрепенулся, не желая оставаться с чужаком наедине, и потрусил вслед за хозяином.

Луис замер на пороге, раздумывая, не пойти ли домой, когда снова раздался крик Денниса:

— Мист…то есть, Луис, проходите! Я на кухне.

Слегка поколебавшись, он вступил в квартиру и направился туда, откуда донесся голос.

Расположение комнат было такое же как у него, справа две двери в туалет и ванную, слева дверь в меньшую по размеру комнату. В конце коридор упирался в большую кухню, из которой опять-таки слева, располагался вход в гостиную. Странная планировка квартир в этом доме подразумевала не просто две ведущие в кухню двери, а еще и то, что один из проходов тот, что вёл в комнату, выглядел, как две огромные широкие двери, сверху донизу застекленные. Таким образом, можно было видеть из гостиной и из блока питания, что происходит в соседнем помещении.

Луиса это всегда безумно раздражало, и он заклеил стёкла плакатами. Видимо у Трейси был тот же взгляд на это безобразие, так как на дверях висели белые, в мелкий розовый цветочек, шторки.

Луис вступил в кухню и, оглядевшись по сторонам, вздохнул. Его кухня выглядела необитаемой. Конечно, если пооткрывать шкафы и ящички, можно найти следы обитания человека, но вот все рабочие поверхности были девственно чисты и пусты. Способ, каким он питался – открыл-разогрел-съел, или открыл-разморозил-съел, не подразумевал лишних предметов, занимающих пространство.

У миссис Кейс же, кухня выглядела не просто обитаемой, но ещё и уютной. Повсюду были развешаны маленькие полотенца, разноцветные прихватки. Так же радовали глаз разномастные баночки со специями, пара малюсеньких вазочек с цветами и конфетами, подставки с висящими вилками-ложками, устрашающего вида, похожими на пыточные инструменты и термоустойчивые подставки жизнерадостных цветов. Довершали картину многочисленные магниты на холодильнике и всё те же, в розовый цветочек, шторы на окне.

Окончательно добило Луиса, полное отсутствие грязной посуды в раковине. У него дома порой выстраивались такие пирамиды, к которым фотограф в результате боялся даже подступиться. Потом всё-таки, из-за угрозы обрушения, приходилось приступать к отмыванию накопившихся за месяц тарелок из-под тостов, пиццы или гамбургеров, и бокалов с почерневшими от кофе стенками. С чертыханиями и ругательствами, конечно, ведь порой посуда за время хранения в раковине, разве что зацвести не успевала. Единственное, что каждый раз толкало Луиса на это неблагодарное занятие, так это банальная нехватка посуды, перекочевавшей со временем из шкафчика на стене, в мойку.

Как следует, оглядевшись, Луис присел на стул, и, начав отходить от культурного шока, принялся наблюдать за восторгающимся Деннисом, перебирающим свои сокровища, полученные в единоличное пользование.

— Почему? – задался-таки вопросом Деннис.

— Да вот, подумал – взрослый дядька дома бережно комиксы хранит. Стремно как-то стало, — неопределенно ответил Луис. Он не сказал, что причин было две, и вторая, главная, состояла в том, что он хотел сделать приятное мальчишке, так похожему на него в детстве.

— Многие взрослые комиксы собирают, — возразил мальчик.

— Вот именно, собирают. А я их просто в шкафу в виде пылесборника мариную. Тебе они в любом случае нужнее. По крайней мере сейчас, а вырастешь, если захочешь тоже отдашь кому-нибудь, — здраво рассудил Луис. И вздрогнул когда Лами прошел совсем близко, задев его ногу. Отодвинул свою конечность подальше от кота, мало ли, вдруг ещё пометить решит, запах от него как-никак незнакомый. – А у вас уютно.

— Это все мама. Она любит, чтобы даже съемная квартира, в которой мы неизвестно сколько проживём, выглядела по-домашнему, — пробурчал Деннис.

— Ну она же для тебя старается, чтобы любая халупа стала домом. Чтобы тебе было лучше, всегда же приятнее жить в уюте, чем в пустой коробке со столом и кроватью, — Луис говорил, а у самого перед глазами всплывало собственное жилище, как нельзя лучше подходящее под определение «коробка».

— Я знаю, — мальчик вздохнул. – Мы и переезжаем часто, потому что маме надо делать карьеру, чтобы у меня всё было. Теперь у меня есть всё кроме дома и мамы.

— Попробуй поговорить с ней. Объясни, что тебе не хватает её. Карьера карьерой, но если она постоянно будет на работе, то вскоре вообще забудет, что у неё есть сын, предоставленный сам себе. Работа журналиста даёт определенную свободу, можно брать часть работы домой. У меня отец такой же был, — теперь пришла очередь вздохнуть Луису. – Постоянно на работе пропадал.

— И вы с ним поговорили?

— Поговорил.

— И как? Помогло? – пытливо заглянул ему в глаза мальчик.

— Помогло конечно. — Луис не стал говорить, что отцу в общем-то было плевать, что сыну одиноко сидеть одному в очередной новой пустой квартире целыми днями. И что после его попытки поговорить с отцом на эту тему, он вместо сочувствия и обещания хотя бы иногда, вместо бара после работы сразу идти домой, получил строгий выговор о том, как отцу даются деньги на его содержание, и как он в итоге мечтает расслабиться после трудового дня. Луис надеялся, что в матери Денниса любви к сыну и чувства ответственности перед его будущем чуть больше, чем в его отце. Отец не задумывался, кем вырастет маленький Луис, и посмотрите, кем он стал, фотографирует людей в последние мгновения их жизни, и крошечную крупинку сочувствия к ним, прячет глубоко внутри себя, чтобы, не дай бог, не прорвалась наружу.

— Это хорошо. — Мальчик вызволил фотографа из собственных мыслей. – Я попробую.

— Слушай, пойду я, пожалу. — Луис неожиданно засобирался, почувствовав тянущее наступление вызова. Ехать надо было не слишком далеко, но перед этим нужно было ещё переодеться и подготовить фотоаппарат. Он поднялся и пошёл к двери. Деннис засеменил следом за ним, смешно перепрыгивая через снующего под ногами кота. На лице мальчика читалось разочарование скорым уходом гостя.

В дверях Луис затормозил и, обернувшись к Деннису, сказал:

— Ты это… Если ключи опять потеряешь, заходи. У меня посидишь, — и дальше, ещё не осознавая, что раньше никогда не сказал бы никому ничего подобного, выдал. – И вообще заходи, поболтаем, всё не так скучно будет.

Не уточнив, кому именно не будет скучно, мальчику у которого единственный друг кот, или ему, у которого даже и кота нет, Луис пошёл к своей двери.

— Спасибо… Пока, Луис! – вдогонку крикнул мальчик. В голосе у него сквозила неподдельная благодарность. Непонятно за что, за комиксы или за это неловкое, но такое желанное предложение дружбы.

Луис лежал на диване лицом вниз. У него из головы никак не шёл перевернувшийся утром школьный автобус, и лицо мальчика лет восьми. Его выбросило на асфальт, и умер он мгновенно, удивленное выражение так и не успело смениться на испуганное. Широко распахнутые глаза немного растерянно смотрели в небо, и, казалось, что он совсем не умер, вот сейчас поднимется и подбежит к тротуару в поисках родителей. То, что он уже не поднимется, выдавало большое кровавое пятно, растекающееся у него вокруг головы.

Луис как всегда успел сделать фотографии до появления врачей и полиции, даже большая толпа сожалетелей и зевак не успела набежать. Он закончил съёмку и на такси отправился домой. Ещё на подъезде к своей улице его накрыло осознание случившегося, осознание очередной человеческой трагедии. Чья-то жизнь сегодня разрушилась, а он как всегда вовремя подоспев, всё это заснял.