Быстрее бьется пульс, и к горлу подступает горький ком, когда видишь подходящего к трибуне профессора Терещенко. Мы помним его, одного из любимых наставников советского студенчества, заботливого, полного сил и энергии деятеля Харькова. До войны здесь было свыше 100 тысяч студентов, и профессор Терещенко вместе с сотнями своих коллег творил великое дело, выращивая советскую интеллигенцию. И вот он снова перед нами. Его трудно узнать: немецкая оккупация наложила страшную печать на его лицо. Восковая бледность, медленные, скупые движения глубоко истощенного человека, шаткая походка… И только глаза профессора полны жизни, они блестят ярким огнем. В них столько силы, что невольно проникаешься уважением к этому человеку, сумевшему сохранить в адских условиях оккупации запас душевной энергии.
Профессор Терещенко вместе со своими коллегами делал спички, торговал содой и ваксой, но не шел в услужение к врагу. Профессорам удалось сберечь и спасти от вывоза в Германию ценнейшую библиотеку и аппаратуру. Теперь они берутся за воссоздание института. Рассказывая обо всем этом, Терещенко потрясает высохшей рукой и восклицает:
— К мести, к кровавой расплате зовут нас руины наших институтов, наших заводов, разрушенных фашистами. Мы знаем, что наша армия сумеет отплатить врагу за наши муки!..
Харьков слушает в суровом молчании речь седого профессора. Его слова — это думы жителей города, это крик сотен тысяч человеческих душ. И когда профессор Терещенко завершает свою речь здравицей в честь Красной Армии, которая спасла Харьков, над площадью вспыхивает и долго перекатывается «ура». Оно бьется волнами в обгорелые стены Дома проектов, откликается эхом из густого сада, нарастает и ширится.
Вслед за профессором Терещенко выступает инженер завода «Серп и молот» Борзый. Он также глубоко взволнован. В его речи звучат благородная страсть человека, истосковавшегося по большому творческому труду, и ненависть к врагу, разрушившему очаги творчества в Харькове.
— Перед нашими глазами, — говорит он, — еще качаются трупы наших родных и близких, замученных гитлеровцами. На наших лицах еще не высохли слезы, на наших улицах еще стоят лужи крови, которую пролили фашисты, замучившие наших товарищей. Наши заводы разрушены. В наших театрах мерзость запустения. Наши парки выведены из строя. Пусть же Красная Армия сполна рассчитывается с гитлеровцами за все это! А мы поможем ей своим творческим трудом…
Слово предоставляется секретарю ЦК КП(б)У товарищу Н. С. Хрущеву.
Бурей овации приветствует боевого руководителя Харьков. Много раз он встречал его в своих стенах. Много раз держал речь товарищ Хрущев перед харьковчанами, давая им указания по большим и малым практическим делам. Теперь Харьков видит Хрущева в генеральском мундире. На его груди — ордена, заслуженные в жестоких боях ка большом пути от Киева до Сталинграда и от Сталинграда до Харькова. Руководитель украинских большевиков возвращался на Украину рядом с солдатами, как солдат, рядом с воинами, как воин. И овации, которыми платит ему благодарный Харьков, долго-долго гремят не утихая.
От имени украинского народа товарищ Хрущев приносит глубокую благодарность Красной Армии, блестяще осуществившей Харьковскую операцию.
— Товарищи, — говорит Никита Сергеевич, — разрешите мне от имени Коммунистической партии большевиков Украины приветствовать бойцов, офицеров, генералов, все войска, которые доблестно сражались за освобождение Харькова. Мы празднуем в Харькове победу нашего славного советского оружия.
Выражаю благодарность от имени украинского народа командующему Степным фронтом генералу армии Коневу, командующему Воронежским фронтом генералу армии Ватутину, командующему Юго-Западным фронтом генералу армии Малиновскому. Мы чтим память героев, павших в боях за освобождение города Харькова и других украинских городов.
— Товарищи, — продолжает товарищ Хрущев, — враги мы разбили, но еще не добили. Враг еще силен, успокаиваться еще нельзя, надо добиться, чтобы первая столица Украины — наш славный Киев был освобожден.
Доблестные сыны Украины мужественно сражаются в боевом содружестве с сынами всех народов СССР. За своих воинов мы не краснеем. Наши генералы, бойцы и офицеры стойко сражались — они достойны Украины.
Н. С. Хрущев зовет сынов Украины еще крепче разить врага, чтобы быстрее освободить всю нашу советскую землю. Глубокое волнение, жар большевистской страсти звучат в голосе Хрущева, когда он восклицает, обращаясь к харьковчанам:
— Все за работу! Дружнее! Всё для фронта, всё для победы! Теснее сплотим свои ряды под знаменем, которое принесло нам победу. Вперед, на запад! Вперед, за Украину!
Да здравствует наша героическая Красная Армия, ее генералы и маршалы!
Да здравствует великий украинский народ!
Да здравствует Союз Советских Социалистических Республик — наша великая Родина!
И тысячи рук снова вздымаются вверх. Еще громче гремят овации и рокочет «ура», сотрясая ветви тенистого сада. А к трибуне все идут и идут дети с цветами. Они карабкаются на грузовик, одаривают Н. С. Хрущева, руководителей партии и правительства Украины и генералов букетами, целуют их, и теплые улыбки расцветают на лицах харьковчан, наблюдающих за трибуной.
Заслуженный деятель искусств Прохоров и артист Лойко предлагают послать письмо воинам — освободителям Харькова. Теплые, идущие от сердца слова любви и благодарности звучат над притихшей толпой, и снова овации, снова аплодисменты, слова приветственные возгласы.
Ликует Харьков, ликуют люди, очнувшиеся от долгого, тяжкого, кошмарного сна, в котором они пребывали на протяжении двух лет. А в небе города гудят и гудят самолеты, прикрывающие его своими тугими крыльями. Они со свистом рассекают воздух, прячутся в тучах, снова выскакивают из них, и город любуется ими, видя в них свою надежную защиту.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В книге «Укрощение „тигров“» Ю. Жуков воссоздает достаточно яркую и убедительную картину того, что происходило в границах поля боя, главным образом там, где действовали танки. Поэтому не бесполезно будет обратиться к обшей обстановке на Курском выступе, на фоне которой происходило все то, что описано в этой книге.
К июлю 1943 года против Курского выступа было сосредоточено 50 немецких дивизий (25 процентов всех немецких дивизий, находящихся на советско-германском фронте), в том числе 14 танковых, 34 пехотные и 2 моторизованные, до 10 тысяч орудий и минометов, свыше 3 тысяч танков.
По ожесточенности боевых действий, небывалому упорству наступления немцев, количеству брошенных в бой войск и техники, в том числе и нового, технически более совершенного оружия («тигры», «пантеры», «фердинанды»), уже можно было судить, что на Курском выступе гитлеровцы пытаются решить не частную задачу, а ставят перед собой крупную стратегическую цель. Так оно и было.
Сосредоточив мощный вооруженный кулак на сравнительно узком участке фронта, Гитлер рассчитывал, во-первых, окружить и разгромить войска Центрального и Воронежского фронтов, оборонявшихся в границах Курского выступа; вырвать инициативу у советского командования и снова взять ее в свои руки; освободить силы для последующего удара с юга на Москву — навязать нам свою волю и повернуть ход войны в свою пользу; во-вторых, сохранить престиж Германии; восстановить пошатнувшийся авторитет немецкой армии и замедлить наметившийся распад фашистского блока.
Группировка немцев под Курском была собрана в двух «кулаках»: северная— в районе Орла и южная— в районе Белгорода. Такое сосредоточение сил показывало, что немцы рассчитывают мощными ударами с севера и с юга прорваться к Курску, захватить его и тем самым окружить наши войска, оборонявшие Курский выступ.
Советское главное командование своевременно разгадало замысел противника, точно установило группировку его войск, время и направление предполагавшегося главного удара. В соответствии с этим были приняты ответные контрмеры: организована прочная, глубокоэшелонированная оборона с мощной и плотной системой инженерных заграждений и, что главное, создана устойчивая и эффективная противотанковая оборона — противотанковые рубежи, опорные пункты и т, д.