– Костерчик сейчас разведем, – сказал он. – Общипем, обжарим. Пальчики оближете.

– О! – восхитились митьки. – Класс!

Вася и Серега пошли за дровами, наткнулись недалеко на поленницу и через пять минут у них уже полыхал костер. Незнакомец, представившийся нашим друзьям, как Виктор (с ударением на последний слог), и Антоныч резво общипали кур, нацепили их на палку и пристроили над костром. Пока курицы принимали свой нормальный, привычный для митька жареный вид, друзья выпили за знакомство. Виктор рассказал пару неприличных анекдотов, на что Антоныч разразился таким крутым анекдотом, что все попадали.

Затем они долго кушали, запивая вином и пивом. Курицы были несоленые, но митьки не ели со вчерашнего вечера, и потому уписывали так, что за ушами хрустело.

Наконец, все оттопырились.

– Люблю поиграть в удавчика, – самодовольно сказал Сидор, поглаживая раздутый живот. – Лежишь себе на солнышке и перевариваешь!

– Может в картишки, – предложил Виктор, доставая засаленную колоду.

– Лень, – протянул Антоныч.

Мирон, которому тоже перепало и который сожрал две курицы целиком, обглодал все кости после братишек, лежал на спине, дрыгал ногами, а Антоныч чесал ему пузо.

– Однако, не пойму я вас, – сказал Виктор. – Вот вы, митьки, вроде люди как люди, ан нет, странные какие-то.

– Это почему же? – удивился Антоныч.

– Ну, вот меня вы видите в первый раз. А сразу налили портвейна. А вдруг я жулик какой?

– Жулики тоже люди, – сказал Антоныч. – А все люди – братишки.

– Не пойму! У нас всегда говорили: человек человеку – волк…

– Люпус ест, – подтвердил Сидор.

– А вы говорите – братишки! А вот если вам толпа морду начистит, они вам тоже будут братишки?

– За что же нам морду бить? – рассудительно спросил Антоныч. – Мы никому зла не приносим – это наша главная заповедь.

– Заповедь, заповедь! – передразнил Виктор, – Вы-то, может, и не приносите, а вот вам могут…

– Могут, – вздохнул Фтородентов, вспоминая сотрудников ГАИ.

– Ну и что? – спросил Антоныч. – Разве это что-то меняет? Есть, конечно люди, которых и людьми-то трудно назвать. Но ведь есть и настоящие люди. Вот они – братишки. А если бы вокруг одни свиньи были вместо людей, было бы скучно жить.

– А зачем вы живете?

– Как зачем? – удивился Антоныч. – Разве непонятно?

– Нет, – сказал Виктор. – Вот я – понятно, мне деньги нужны, а от вас я уже раз пять слышал, что не в деньгах счастье. А в чем же?

– Дык, счастье… Я где-то читал: счастье – это то, чего многим не хватает для полного счастья. Однако, правильно сказано! А вообще, счастье – это сама жизнь. Живи, лови свой кайф – вот тебе и смысл жизни, зачем чего-то придумывать?

В общем, у братишек пошел такой умный разговор о смысле жизни, что мне даже скучно стало. Мирону тоже было скучно, и он заснул. Посапывая во сне, он увидел сон.

Сидит он, значит на батарее парового отопления, а внизу идет целая толпа мышей. Мыши думают, что Мирон спит, а он не спит и одним глазом за ними подсматривает. Тут мимо две курицы жареных пролетают и тоже думают, что Мирон спит, а он не спит и вторым глазом за курицами подсматривает. Одна из куриц подлетает к Мирону и говорит: «А ведь курицы-то летать не умеют!». А действительно, думает Мирон, как они летают? Наверно, потому что жареные? А мыши тем временем сыр начали кушать. Не мой сыр, думает Мирон, не жалко. А сожрут сыр – потолстеют, я тогда их… Мыши все жрали, жрали, а потом начали толстеть. Сначала стали ростом с курицу, потом с Мирона, потом еще больше. Забили всю лестничную площадку, зубами щелкают, Мирону голову откусить хотят. Перепугался Мирон, заорал благим матом и проснулся.

Было уже темно. Умные разговоры кончились, братишки-митьки спали. Фтородентов во сне ворочался, шептал нежно: «Настенька!» – и всхлипывал. Сидор храпел и бурчал животом. И лишь Виктор, который, кстати, Мирону не понравился, хотя и принес мешок кур, не спал, а тихонько ступая, бродил вокруг машины. При вопле Мирона он замер на одной ноге, через пару минут снова занялся своим черным делом. Открыв дверь «Запорожца», Виктор залез внутрь, повернул ключ зажигания и поехал.

«Ворюга! – неприятно поразился Мирон. – От гад какой! А еще наших куриц жрал!»

– Прощайте, козлы! – послышался издалека насмешливый голос Виктора. – Вспоминайте братишку Витю!

Но никто не проснулся, лишь Вася перевернулся на другой бок и внятно сказал:

– Сестренка моя миленькая… Ведь ты сестренка мне?

«Н-да…» – подумал Мирон и опять заснул.

Ночь висела над лесом звездным покрывалом. Где-то далеко кричала сова. Еще дальше, засыпая, гасил огни город Москва.

– Ать-дда, ать-дда! – командовал капрал Холин, шагая рядом со своим взводом. – Пдавое пдечо впедед!

Солдаты тяжело вышагивали по пыльной сельской дороге, скрывая в густые бороды усмешки – уж больно весело им было слушать, как капрал Холин выкрикивает команды. Вместо некоторых букв капрал произносил букву «Д». Это было непередаваемо!

– Ать-дда! На месте стой!

Взвод остановился возле трактира.

– Всем стодять! Я зайду сниму допдос с тдактидчика!

Капрал ввалился в трактир, но, как ни странно, допрос снимать не стал. Услужливая смазливая дочка трактирщика подала ему кувшин с вином, который Холин, предварительно ущипнув девушку за круглое место, опорожнил в три глотка.

– Ходошо! – крякнул он, вытирая усы. – Дедушка, скажи мде, додогая, господин начадьник жаддадмов не появлялся?

– Нет, – тоненьким голоском ответила дочка трактирщика.

Капрал Холин еще раз крякнул, потрепал ее по щеке, смачно влепил поцелуй в ухо и, гордо поправив шашку на боку, вышел к солдатам.

– Давняйсь! Смидно! – заорал он, видя, что его подчиненные расслабились. – Напда-о! Шагом мадш!

Взвод лихо сделал маневр и пошагал к жандармерии. Капрал Холин слегка поотстал, за углом трактира справил малую нужду и бросился догонять.

Возле жандармерии два седых жандарма резались в карты, азартно кидая карты и выкрикивая при этом разные нехорошие слова.

– На месте! – раздался крик капрала Холина. – Стой! Ать-дда! Вольно.

Подойдя к жандармам, Холин закрутил ус и спросил:

– Начадьник жаддармедии дде?

– А хрен его знает! – отмахнулся один из жандармов. – Авось в хате… А мы тя валетом! Чтоб те шашкой да по…

Жандарм-натуралист вставил медицинское название того места, по которому бы да шашкой… Капрал Холин представил себе, как шашкой было бы неприятно… И передернулся. С трудом обогнув расположившихся на крыльце картежников, он отворил замшелую дверь и вошел в жандармерию. Жандармерия была на самом деле простой деревенской хатой, но с тех пор, как деревню Козлодоевку переименовали в город Козлодоевск, здесь размещался шеф жандармов и его управление.

Сам шеф жандармов, развалившись в огромном кресле, пил вино и курил трубку.

– Ваше бдагододие! – доложился капрал. – Взвод капдала Ходина бдибыл в ваше дасподяжение.

– Капрал Ходин? – попытался привстать шеф жандармов. – Це гарно. Будем знакомы.

Шеф налил из огромного кувшина в огромную кружку и протянул ее Холину.

– Накось, выкуси!

Холин, придерживая шашку, принял от шефа кружку, ловко опрокинул ее в рот и опять, в который раз, крякнул.

– О! – с уважением протянул жандарм. – Грамотно! С какого года служишь?

– С шесятого, ваш бдагдодь, – качнулся Холин.

– Иван Семеныч, – представился тогда шеф жандармов, – Рад познакомиться.

– Капдал Ходин, – пожал протянутую руку капрал. Иван Семеныч достал из-под стола еще одну такую же кружку, разлил остатки вина.

– За знакомство!

Они чокнулись и выпили.

– Це гарно! – выдохнул Иван Семеныч.

Капрал Холин оловянным взглядом повел по горнице, шатнулся и вдруг заорал:

– Взвод! Сдушай модю комадду!

И упал под стол.

Иван Семеныч, который этого не заметил, тем временем рассказывал Холину, зачем его вызвали в их уезд.