Изменить стиль страницы

В своем родном городе Пушкино (пока еще Пушкино!) Нестор Бегемотов был главным редактором толстого литературного альманаха «Пан Бэ», который с удовольствием читал весь цивилизованный мир.

Однажды, Павел Николаевич Асе, тоже литератор, но не сильно известный, ибо у него литература не стала основной профессией, и он работал программистом, зашел к своему другу Нестору Бегемотову в кабинет. Тот, вальяжно развалясь в мягком кресле за большим полированным столом, покуривал гаванскую сигару и распекал какого-то мелкого литератора.

– Нет-с, молодой человек! Этот ваш рассказ никуда не годится! Это, с позволения сказать, не рассказ. Так, рассказик! Или даже рассказюлечка! И, знаете, очень, очень слабый! Идите, работайте…

Бледный молодой человек вышел из кабинета главного редактора и, стеная, выскочил на улицу.

– Застрелится, – предположил Павел Николаевич. – И чего ты его зарезал? У него ж неплохой рассказ. Мы сами лет десять назад писали такие же!

– Он из города Пушкино, – сказал Нестор, нажимая на кнопку два раза, что у него означало приказ для красивой, длинноногой секретарши принести два кофе.

– И что?

– Как что! Станет лет через десять знаменитым, а потом в его честь переименуют мой город Бегемотово!

Эссе

Раньше по улицам ходили стиляги с прическами под Элвиса Пресли, в узких брюках, а комсомольцы их ловили и ножницами разрезали на них эти ненавистные для строителей коммунизма брюки, а самих стиляг стригли под полубокс. Но это было еще до того, как я родился.

Я родился в стране, построившей развитой социализм. Я стал пионером в музее революции, глазел на желтый труп Ленина в Мавзолее, учил в школе стихи «Ленин и сейчас живее всех живых».

Теперь я валяюсь в тельняшке на диване, пью кофе чашку за чашкой, пишу всякий маразм и совсем не думаю о светлом будущем.

Я, в принципе, не антисемит – никаких плохих чувств к евреям не питаю, хотя иногда и говорю в лучших национал-патриотических традициях: «Если в кране нет воды, значит выпили… (сами знаете кто!)». Тем более, что воды в кране очень часто не бывает…

Я, в общем-то, и не расист – негр, он тоже человек. Правда иногда произносятся фразы типа: «Темно, как у нефа в… (сами знаете где!)». Свет, однако, тоже весьма часто выключают…

Но вот политиков ненавижу! Их надо давить! Политики уничтожат Землю!

В советских фильмах воспоминания обычно изображают черно-белыми. Так можно назвать какую-нибудь книгу воспоминаний: «Черно-белые времена». Обязательно напишу такую книгу. Но позже…

Петрович
(из серии «Русские в Америке»)

Небритый мужчина в спецовке, заляпанной машинным маслом, зашел в зоомагазин и наклонился над прилавком, разглядывая разложенные под стеклом товары.

– Что-нибудь угодно? – любезно спросил продавец.

– Мне бы таких белых червячков, – сказал покупатель с акцентом, – по-русски они называются «опарыши», а как по-американски, я не в курсе!

– О! Не волнуйтесь, у нас есть то, что вам нужно! – продавец ловким жестом достал коробку, где шевелилась живая масса опарышей. – Они?

– Ага! Точно, они!

– Вам сколько?

– А вы как, килограммами продаете?

– Как вам будет угодно, хоть килограммами, хоть поштучно.

– Тогда мне вот в эту коробочку, – небритый достал из кармана спичечный коробок и протянул продавцу. – Сколько это будет стоить?

– Двадцать центов.

Мужчина уплатил двадцать центов, сунул коробочку в карман и вышел на улицу.

Через два часа этот же мужчина, но уже чисто выбритый и во фраке сидел в ресторане и обедал. Запивая мясо и креветочный салат французским вином, он поглощал разнообразные закуски, которыми был уставлен весь стол. Наконец, насытившись, мужчина разломил вилкой последний кусок мяса, достал из кармана заветную коробочку и высыпал шевелящихся червячков в тарелку.

– Официант! – закричал он, пряча коробку. Прибежавший официант с ужасом глядел на ползающих по мясу опарышей.

– Что это такое? – грозно спросил мужчина, указывая пальцем в тарелку. – Вы что, хотите чтобы меня тут вырвало? Безобразие! Я буду жаловаться в санитарную инспекцию! Я разрекламирую ваш ресторан в прессе! Я подам на вас в суд!

На шум прибежал директор ресторана. Узнав, в чем дело, он рассыпался в извинениях.

– Прошу вас, – говорил он, убирая тарелку, – мы все уладим! Все будет в порядке! Господин, э…

– Петрович, – подсказал мужчина.

– Господин Петрович! Ресторан компенсирует!

– А если меня вырвет? Я чувствую, что меня уже тошнит!

– Двести долларов! – воскликнул директор. – Только не шумите! Вы нам распугаете всех клиентов!

– Но я еще долго буду вспоминать эту гадость, и мне будет так противно! – сказал Петрович. – Я русский, кушал в советских столовых, но чтоб с червями! Этого еще не было!

– Триста! – воскликнул директор.

– Ладно, – вздохнул великодушный Петрович. – Уговорили!

Радостный директор отсчитал триста долларов, Петрович прихватил со стола бутылку бренди и, откланявшись, вышел из ресторана.

Ресторанный швейцар, приняв двадцать центов на чай, сказал:

– Спасибо.

На что Петрович, садясь в подъехавшее такси, ответил:

– Не за что, приятель. У каждого свой бизнес!

Ресторан Бронсона
(из серии «Русские в Америке»)

Ресторан Бронсона светился неоновой рекламой.

Изящно одетый господин при фраке и в цилиндре вышел из такси и с достоинством вошел в ресторан. Услужливый швейцар принял у дорогого гостя цилиндр, подскочивший официант тут же усадил его за столик, накрытый белоснежной скатертью, господин надменно сделал заказ.

Через минуту стол был уставлен закусками, изящный господин кушал мясо и запивал его дорогим вином.

Вдруг из подсобки выскочил грязный посудомойщик с бутылкой томатного соуса в одной руке и кремовым тортом в другой. За посудомойщиком бежал повар, выкрикивая:

– Отдай торт, гад!

Посудомойщик дал повару ногой по колену и устремился к изящному господину.

– Ага! Буржуйское отродье! – заорал он и, с хлюпом влепив торт в холеное лицо, начал поливать господина томатным соусом, приговаривая:

– Я там на кухне вкалываю, а эта свинья тут жрет! Завизжали дамы. В ужасе прибежал директор ресторана господин Бронсон.

– Вы уволены! – закричал он посудомойщику.

– Я и сам не буду работать в ресторане, где жрут такие задницы!

И, кинув на пол мокрый фартук, посудомойщик гордо удалился.

– О, Господи! – стонал директор, пытаясь счищать с господина торт. – Прошу вас, извините…

– Э… – привстал замазанный господин. – Испортили фрак… От Диора фрак-то…

– Не извольте беспокоиться! Пройдемте ко мне в кабинет, через полчаса фрак будет как новый, а вы умоетесь…

– Э… Моральный ущерб… Полицию… надо бы…

– Не извольте беспокоиться! Мы возместим! Сто долларов вас устроит?

–Э…

– Понимаю-с! Двести долларов и бесплатное питание в течение целого года! Умоляю, только не надо беспокоить полицию, иначе репутации ресторана будет нанесен неоценимый ущерб! Триста долларов!

Через час-полтора изящный господин, умытый и почищенный, вышел из ресторана и пошел по улице.

Прислонившись к фонарному столбу, его ждал бывший посудомойщик.

– Привет, Петрович! – обрадовался он. – Как дела?

– Триста долларов, – ответил сияющий Петрович. – И я еще бутылочку бренди прихватил.

– Это грамотно!

– Завтра твоя очередь быть приличным господином. На этот раз в ресторане Джеккинса. А я утречком устроюсь туда посудомойщиком.

– Отлично! Только не поливай меня томатным соусом, я его терпеть не могу!

И друзья отправились пить честно заработанный бренди.

Плохо быть жадным
(из серии «Жадность»)

В последнее время у литератора Дамкина обнаружилось новое хобби: как только у него появлялись хоть какие-нибудь деньги, он покупал килограмм чего-либо, причем, подлец! Выбирал чего подороже – то изюм, то грецкие орехи – и кормил голубей.