Этот контрудар был абсолютной неожиданностью. Как это бывало не раз, увлеклись наступлением и просмотрели сосредоточение войск для контрудара. Этим контрнаступлением Манштейн, можно сказать, перечеркнул все успехи Воронежского и Юго-Западного фронтов, отбросил их назад, на исходное положение и продвигался даже дальше — он уже угрожал захватом Белгорода.

Жуков в эти дни находился на Северо-Западном фронте у маршала Тимошенко. Туда позвонил ему Сталин. Конечно же он сразу спросил, какая там обстановка у них.

— Ранняя оттепель привела к тому, — доложил Жуков, — что река Ловать стала труднопроходимой, и, видимо, войскам Северо-Западного фронта временно придется прекратить здесь свои наступательные действия.

— Ну, что ж, если так, то я согласен: пусть временно прекратят наступление. — Кроме того, Верховный информировал Жукова о некоторых перестановках: — Мы тут решили поставить командующим Западным фронтом Соколовского.

— Я бы предложил на это место Конева: он уже командовал Западным фронтом, знает обстановку да и командиров соединений. А Тимошенко целесообразно послать на юг представителем Ставки, помогать командующим Южным и Юго-Западным фронтами. Он тоже хорошо знает те районы, бывал там неоднократно. Да и обстановка там вроде бы для наших войск складывается не очень благоприятно.

— Хорошо, — сказал Сталин, — я скажу Поскребышеву, чтобы Конев позвонил вам. Передайте ему все указания, а сами завтра вылетайте в Ставку. Надо обсудить обстановку на Юго-Западном и Воронежском фронтах. Возможно, вам даже придется срочно вылететь в район Харькова.

Опять Верховный намеревается послать Жукова в самое горячее место. Особенная трудность в этих «пожарных» приездах Жукова в такие места заключалась в том, что он не был организатором наступления, не планировал его, не создавал группировку, а уже вынужден был поправлять чужие ошибки.

В тот же день поздно вечером Жуков прилетел в Москву. Он очень устал во время этого утомительного полета, да и после езды на машине там еще, по пути к аэродрому, на Северо-Западном фронте. Но отдохнуть ему не пришлось: как только он прилетел, ему тут же позвонил Поскребышев и сказал, что Сталин срочно приглашает его на совещание.

Прибыв к Сталину, Жуков увидел, что необычный разговор предстоит не в узком кругу ему со Сталиным и начальником Генштаба, а собираются в кабинете руководители наркоматов, крупных металлургических, авиационных, станкостроительных заводов. Здесь же были все члены Политбюро, многие конструкторы.

После изложения в общих чертах обстановки на фронте Сталин дал указания всем руководителям промышленности о том, чтобы они более энергично организовывали производство и помогали фронтам, которые уже выполняют очень большие наступательные операции, да еще и предстоит им сложная кампания 1943 года.

Наблюдая за Сталиным, Жуков забывал о своей усталости и думал о том, что вот он занимается только военными вопросами, и то испытывает такие тяжелейшие перегрузки, а Верховному приходится еще и руководить всем хозяйством страны, созданием резервов, дипломатией, да и партийными делами.

Совещание закончилось в 3 часа ночи. Сталин подошел к Жукову и спросил:

— Вы обедали?

— Нет.

— Ну, тогда пойдемте ко мне, да заодно и поговорим о положении в районе Харькова.

Не успел Жуков как следует перекусить, как из Генерального штаба принес офицер-направленец карту обстановки Юго-Западного и Воронежского фронтов. Он доложил о тяжелой ситуации, там создавшейся: Воронежский фронт, которым командовал генерал-полковник Голиков, а членом Военного совета у него был Хрущев, действовал неоперативно и оказал недобрую услугу частям Ватутина, нависла угроза над Харьковом.

— Почему Генеральный штаб не подсказал? — спросил Сталин.

— Мы советовали, — ответил направленец.

— Генеральный штаб должен был вмешаться в руководство фронтом, — выговаривал Сталин. А затем, подумав немного, сказал Жукову: — Все-таки вам утром придется вылететь туда. Видите, что там творится.

Тут же Верховный снял трубку, позвонил на Воронежский фронт. Там подошел Хрущев.

— Что же вы, товарищ Хрущев, там проморгали контрудары противника и подставляете не только себя, но и своих соседей.

Еще некоторое время поругав Хрущева, Сталин повесил трубку и сказал Жукову:

— Все же надо закончить обед.

Это, конечно, был уже не обед, а завтрак, потому что заканчивался пятый час утра. Жуков спросил разрешения у Верховного:

— Я понимаю, что надо лететь срочно, но я зайду в Наркомат обороны, чтобы подготовиться к отлету на Воронежский фронт. Надо мне там взять имеющиеся сведения.

Через два часа, в 7 часов, Жуков уже был на аэродроме, там, где сейчас центральные авиакассы на Ленинградском шоссе, и вылетел на Воронежский фронт.

В тот же день, ознакомившись с обстановкой на новом месте, Жуков позвонил Сталину и доложил, что происходит. События развивались хуже, чем докладывал работник Генерального штаба во время обеда у Сталина:

— Харьков уже взяли части противника и, не встречая особого сопротивления, продвигаются на Белгородском направлении и уже заняли Казачью Лопань. Необходимо срочно перебросить сюда все, что можно, из резервов Ставки, в противном случае немцы захватят Белгород и будут развивать удар на Курском направлении.

Сталин не успел выдвинуть необходимые резервы, хотя и стремился это сделать, точнее, резервы не успели выполнить его указания. И 18 марта Белгород был взят немцами.

21 марта Жуков вывел 21-ю армию севернее Белгорода и ее силами организовал довольно прочную оборону. А 1-ю танковую армию сосредоточил в районе южнее Обояни, на всякий случай, если потребуются срочные контрудары по противнику. Таким образом, Жуков исправил положение на этом очень напряженном участке фронта. Контрнаступление противника было остановлено, и фронт стабилизировался.

Жуков вместе с командующим фронтом Ватутиным объехал почти все части фронта, поддержал, успокоил командиров, кое-где подкрепил оборону артиллерией и в конечном счете сам убедился, что фронт теперь удержится и выстоит, даже если Манштейн повторит контрнаступление. Кроме того, Жуков попросил начальника Генерального штаба Василевского организовать тщательную разведку перед Центральным, Воронежским и Юго-Западным фронтами, чтобы предотвратить любые неожиданности, да и вообще узнать: что же здесь противостоит нашим фронтам.

Надо сказать, что на этих направлениях действиям наших войск очень способствовали и помогали партизанские отряды. Войска уже вышли поближе к партизанским отрядам на Украине и в Белоруссии. Кроме того, что партизаны наносили удары на железных дорогах — пускали под откос эшелоны, — они еще доставляли много достоверных сведений о противнике. В частности, и здесь, после того как Жуков попросил Василевского дать ему побольше точных разведывательных данных о группировке войск, были использованы сведения, полученные от партизан. Таким образом, Жуков, да и все советское командование имели довольно полные сведения о противостоящем противнике.

В наступившей стабилизации фронта в районе Курского выступа Жуков еще раз спокойно осмотрелся, изучил данные о противнике, провел несколько рекогносцировок, ознакомился с местностью и, детально все это обдумав и взвесив, написал подробный доклад Верховному Главнокомандующему.

Позднее опять так же, как и в случае с планом Сталинградского контрнаступления, возникли разные версии: кто предложил, кто был первый. В своих воспоминаниях Жуков вынужден был оправдываться по этому поводу. Опять-таки не претендуя на единоличное авторство по замыслу Курской битвы, он уточняет, что этот его доклад был написан 8 апреля; командующий Воронежским фронтом и командующий Центральным фронтом прислали свои разработки 13 апреля. Причем они прислали эти разработки не самостоятельно, а после того, как Ставка ознакомилась с предложением Жукова и дала приказ перейти к обороне, проинформировав об обстановке, и в соответствии с ней просила дать свои соображения — что они и сделали.