Сенявин остановился перед старшим, загребным Александром Жаровым:
— Глядите, братцы, матушка-государыня добром служителей жалует. И вы отвечайте ей покорностью. Тем паче, упаси Бог, не словоблудить — ни-ни! — Он помахал рукой перед добродушной физиономией Жарова. — Докажите, что лучше вас нет гребцов в России. — Он весело подмигнул, вздохнул и велел боцману оставшиеся дни дать отдохнуть гребцам.
В жаркий полдень 22 мая 1787 года Екатерина со спутниками приехала в Инкерман. Еще издали, спускаясь с гор, прибывшие увидели лазурную гладь громадной бухты и застывшие на рейде корабли эскадры. У пристани, в устье Черной речки, стояли наготове катера, в парадной форме Войнович ожидал Екатерину. Милостиво подав ему руку, Екатерина легко вошла на катер. Гребцы явно пришлись ей по вкусу.
— Здравствуйте, друзья мои, — проговорила она с добродушной улыбкой. — Как далеко я ехала, чтобы только повидать вас.
Видимо, такое царское обращение пленило загребного Жарова, и он, забыв наставления Сенявина, нисколько не смутившись, ответил:
— От евдакой матушки-царицы чего не может статься.
Услышав его, Войнович побледнел и пытался сказать императрице что-то в оправдание. Но той реплика простого русского матроса понравилась. Чуть повернувшись к Войновичу и продолжая улыбаться, сказала по-французски:
— Какие ораторы твои матросы, однако…
Едва катер отвалил от пристани, корабли салютовали ему пушечными выстрелами.
С Графской пристани Екатерина прошла в шатер, раскинутый на берегу моря, и начались празднества. Когда сгустились сумерки, бомбардирское судно, стоявшее посреди бухты, открыло ураганный огонь по укрепленному городку на Северной стороне. С третьего выстрела городок загорелся, а после пятого запылали все башни и стены. Гости были поражены меткостью канониров, а Екатерина восхитилась:
— Передай благоволение наше графу Войновичу, — сказала она Потемкину, — особливо за пальбу пушечную.
— Канониров, матушка-государыня, меткой стрельбе обучал бригадир Ушаков, — уточнил светлейший князь. — Сей опытный капитан держится не токмо догм, а сам учиняет новизну в экзерцициях.
— Не он ли победитель херсонской чумы? — спросила Екатерина и, получив утвердительный ответ, закончила: — Таковые флагманы нам любы.
Путешествие царствующей особы в «полуденный край» окончательно разбередило самолюбие Порты. Не затухали ее надежды вернуть Крым, остаться полновластной властительницей Черного моря. Беспрерывные, многолетние присыпки крутой английской соли на старые раны еще больше лихорадили и возбуждали турецкого султана.
Когда Булгаков привез в Стамбул прожект своего правительства против притязаний Порты, султан велел посадить посланника в Семибашенный замок и объявил войну России[34]. Всякая война начинается с первого выстрела. Во второй русско-турецкой войне XVIII века этот выстрел произвели без объявления войны турки. Прогремел он, как ни странно, над морем.
Донесение контр-адмирала Мордвинова[35] князю Потемкину 1787 г. августа 25-го: «Девятнадцатого числа сего месяца стоявшие с восточной стороны Очакова 2 мачтовые турецкие суда и один бомбардирский, в числе 11, снялись с якоря и, перешед на западную сторону крепости против фрегата «Скорый», стали в линию, почему как оный, так бот «Битюг» легли на шпринг и приготовились к действию. 21 числа в 3 часа пополудни, как скоро лежащий в линии неприятель из пушек и мортир учинил пальбу по судам нашим, то с оных на сие ответствовано было ядрами и брандскугелями. Началось сражение, в котором с обеих сторон производился беспрерывный огонь до 6 часов, тогда фрегат «Скорый» по наступающему ночному времени, имея расстрелянную форстеньгу и некоторые повреждения в такелаже, отрубил якоря и лег под паруса, чтобы выйти из узкого прохода в Лиман; ему последовал и бот «Битюг»; когда суда наши приблизились к Очакову, то крепостные батареи начали по ним действовать, а между тем суда неприятельские, снявшись с якоря, учинили погоню; фрегат и бот, допуская оные на ружейный выстрел, дали залп из ружей и пушек, чем, повредив многие суда, принудили их отступить. При сем сражении убито на фрегате 3 человека матрос и 1 ранен; выстрелов против неприятеля сделано 587. Ядра, вынутые из фрегата, весом 26- и 30-фунтовые».
Турецкая эскадра внезапно напала на фрегат «Скорый» и бот «Битюг», стоявшие на рейде у Кинбурнской косы. Три часа одиннадцать вражеских кораблей пытались сломить непокорность русских, но так и не добились цели. Подняв паруса, «Скорый» и «Битюг» благополучно отошли к Херсону.
Двадцать пять турецких кораблей у Очакова начали блокаду гребной эскадры контр-адмирала Мордвинова в Лимане. Другая эскадра из шестнадцати вымпелов сосредоточилась в Варне. План турецких адмиралов был прост. Разбить малочисленные эскадры русских в море по частям. Сначала гребную флотилию, прикрывающую Херсон, потом эскадру в Севастополе, охраняющую Крым. Высадить после этого десант в Кинбурн и Ахтиар и вернуть потерянное.
Неутомимый в делах мирных, светлейший князь часто впадал в хандру, когда в воздухе пахло порохом. Флот только-только нарождался и хотя был боевым, но малочисленным. И все же Потемкин решился дать урок туркам.
В субботу на борт флагмана «Святая Екатерина» поднялся запыленный курьер от Потемкина. Вскрыв дрожащими пальцами пакет, Войнович никак не мог прочитать рескрипт и передал его Сенявину:
— Прочитай-ка, ты помоложе.
Пробежав скороговоркой титулы адмирала, Сенявин раздельно, нарочито громко стал читать приказание светлейшего:
— «Собрать все корабли и фрегаты и стараться произвести дело, ожидаемое от храбрости и мужества вашего и подчиненных ваших, хотя бы вам погибнуть… — При этих словах Войнович невольно застонал, а Сенявин невозмутимо продолжал: — Но должно показать всю неустрашимость к нападению и истреблению неприятеля. Сие объявите всем офицерам вашим. Где завидите флот турецкий, атакуйте его во что бы то ни стало, хотя бы всем пропасть».
При последних словах Войнович платком вытер вспотевший лоб и опустился в кресло. Помолчав несколько минут, жалобно глядя на Сенявина, спросил:
— Каково думаешь приказ светлейшего князя исполнять?
Сенявин бодро ответил:
— Перво-наперво, ваше превосходительство, надобно немедля пригласить капитанов. Тем паче время скоро обедать.
Войнович воспрянул:
— Истинно так, оповести поживее и в кают-компании не забудь распорядиться.
Командиры успели как раз к обеду. Выслушав рескрипт Потемкина, все сошлись в мнении — идти к Варне и атаковать турецкую эскадру. Войнович уже обрел уверенность.
— Господа капитаны, прошу изготовить корабли к выходу в одни сутки, а утром послезавтра будем сниматься с якоря.
Капитаны молча выслушали адмирала, а сидевший напротив Ушакова командир «Марии Магдалины» Тиздель недовольно поморщился:
— Ваше превосходительство, понедельник день несчастливый для моряка, всем известна сия примета дурная.
Многие одобрительно зашумели. «Буза какая-то. От дурости сие или от нашей затхлости российской? Дело не ждет, медлить немыслимо, а у них на уме причуды», — подумал Сенявин. И только один Ушаков, будто читая мысли флаг-офицера, невозмутимо произнес:
— Почитаю, в деле воинском определяется порядок уставом, но не причудами.
Видимо, возражение Ушакова, которого явно недолюбливал Войнович, решило дело. Флагман пожевал губами. «Лишний вечерок повеселиться не мешает».
— Согласен с вами, господа капитаны, эскадра снимется рано поутру во вторник по моему сигналу.
Дорого обошлось решение Войновича. Лето кончалось; надвигались осенние штормы. Неприятности начались у Калиакрии. При свежем ветре на одном фрегате сломало фор-стеньгу. Войнович распорядился: «Эскадре стать на якорь, со всех судов плотников послать на фрегат».
Пока ставили стеньгу, развело крутую волну, плотники остались на фрегате. Флагман поднял сигнал: «Сняться с якоря, идти к Варне».
34
Русско-турецкую войну 1787–1791 гг. начала Турция с целью возвращения Крыма, окончилась Ясским договором. Ознаменована победами русских войск под командованием А. В. Суворова (Кинбурн, Фокшаны, Рымник, Измаил) и флота под командованием Ф. Ф. Ушакова (Калиакрия). Ясский договор подтвердил присоединение Крыма и Кубани к России, установил границу по реке Днестр.
35
Мордвинов Николай Семенович (1754–1845) — адмирал, с 1802 г. морской министр.