— Война с Англией!

Станции Балтики и Северного моря, крейсеры Атлантического океана и наши эскадры будут оповещены через несколько минут.

Мы обратили всю нашу энергию на то, чтобы стимулировать активность наших крейсеров в остальных частях света. Наши суда средиземноморской эскадры, бронированный крейсер «Гебен» и легкий крейсер «Бреслау», явились бельмом на глазу наших неприятелей у алжирских берегов, и естественно, что против них были двинуты крупные морские силы Англии и Франции. Но они прорвались смелым маневром и зашли в Мессину, где попросили итальянское морское министерство снабдить их углем.

Адмирал Сушон, командующий германской эскадрой, немедленно обратился к начальнику береговой обороны в Мессине, заявив, что союзники Германии не могут отвернуться от неё в затруднительный момент. Так как недавно был издан королевский декрет, запрещающий экспорт угля, итальянскому офицеру не оставалось ничего иного, как телеграфировать в морское министерство в Рим и затребовать инструкцию. Оказалось, что морским министром был как раз адмирал Милло, которому резкий английский протест помешал проникнуть в Дарданеллы во время недавней итало-турецкой воины. Критическое положение адмирала Сушона предоставило адмиралу Милло случай одновременно проявить лояльность к союзнику его страны и свои личные чувства; поэтому он отдал приказ немедленно отпустить немецкому адмиралу «самый лучший кардифский уголь», какой только можно найти в королевских доках.

Сумев таким образом наполнить свои бункера, «Гебен» и «Бреслау» ночью покинули Мессину и отправились скитаться по водам восточной части Средиземного моря.

В это время какой-то несчастный итальянский пароход у входа в Адриатическое море был принят зоркими англичанами за германское военное судно и подвергся жесточайшей [6] бомбардировке, но, к счастью, без ощутительных результатов.

Науэнская радиостанция дала нам возможность в Берлине услышать любезности, которыми обменялись командующие французской и английской эскадрами, проклинавшие судьбу, благоприятствовавшую бегству немецких кораблей.

Адмирал Сушон провел их через Дарданеллы на двадцать четыре часа раньше, чем туда поспел неприятель. Но так как со времени Берлинского конгресса 1877 года проливы считались нейтральными, и проход через них военным судам под любым флагом был запрещен, Турция рисковала международными осложнениями и протестами со стороны врагов Германии, если бы она позволила немецким судам укрыться в Дарданеллах. Однако адмирал Сушон предвидел все эти трудности; он заранее послал германскому посланнику в Константинополе радиограмму, чтобы предупредить такого рода осложнения. Немецкий посланник фон Вангехейм возымел блестящую мысль. Когда «Гебен» и «Бреслау» подошли к Константинополю, они немедленно были отданы в полную собственность Турции. Адмирал заменил свою немецкую фуражку турецкой феской и орудийным залпом приветствовал своего нового повелителя. Английский посол в Константинополе яростно протестовал, но это не помогло, и суда остались турецкой собственностью.

Вечером 15 августа, несколько дней спустя после получения радостной вести о том, что оба судна находятся в безопасности, я спускался с лестницы берлинского адмиралтейства, как вдруг встретил моего начальника отдела, который отвел меня в свой кабинет и показал только что поступившую от адмирала Сушона телеграмму.

Мой начальник посмотрел на меня и сказал:

— Мы не можем ставить адмирала в затруднительное положение. Но где взять это золото? У кого есть золото? Чеканка золотой монеты приостановилась. И всё же надо что-то сделать, и возможно скорее.

— Новые правила, по-видимому, не относятся к случаю подобного рода, — заметил я. — Я попытаю счастья в Рейхсбанке.

— Хорошо, — ответил он. — Сделайте, как хотите, но постарайтесь, чтобы адмирал Сушон получил необходимое ему золото. [7]

Перед банком на Хаузфогтайплац запасные в хаки сменили гвардейцев в касках. Они ходили вдоль здания, отдавая нам честь по установленным правилам. Двери банка были заперты на засовы, и привратник, крайне недовольный таким поздним визитом представителя вооруженных сил, заявил, что служебные часы окончились. К счастью, вице-директор банка фон Глазенап жил в здании банка. Привратник проводил меня туда. Глазенап сразу понял, что необходимо вмешаться, и выразил готовность выдать требуемое золото.

Однако двери, ведущие в кладовую, были заперты; они открывались только, если одновременно вставлялись в замок два ключа, находившиеся у двух разных лиц. Один ключ находился у советника Лумма, а другой — у начальника казначейства. Я узнал, что советник фон Лумм живёт по Кайзердамм, а начальник казначейства — по Шенхаузераллее, на другом конце Берлина.

Один служащий банка был немедленно послан на такси к начальнику казначейства со строгим приказом в самом срочном порядке привезти его во что бы то ни стало вместе с ключом, хотя бы для этого пришлось применить силу. Сам я взял другое такси и отправился на Кайзердамм на квартиру фон Лумма. На первый звонок никто не ответил; я позвонил вторично, и, наконец, появилась старая служанка, которая заявила:

— Господина советника нет дома.

— Куда он ушел?

— Он никогда мне не говорит этого, но я думаю, что теперь он, вероятно, ужинает.

У меня блеснула мысль. Я попросту решил привлечь полицию к розыскам советника, считая, что если она в состоянии найти мелкого воришку, то, несомненно, сумеет найти такое известное лицо. Я быстро помчался в полицейское управление.

— Где секретный отдел?

Дежурный комиссар всполошился, видя перед собой так поздно морского офицера.

— Кого надо арестовать, капитан?

— Советника фон Лумма из Рейхсбанка.

— Что вы говорите, капитан! Советника фон Лумма?

— Это не так серьезно, как вы думаете, дорогой комиссар. Но этот господин находится сейчас, вероятно, в каком-нибудь ресторане в центре Берлина, и его надо разыскать во что бы то ни стало до полуночи и доставить в Рейхсбанк. [8]

— Хорошо, — сказал комиссар, — я немедленно отправлю несколько тайных агентов.

Не было никакого смысла дожидаться в полицейском управлении результата, поэтому я вернулся в адмиралтейство. В десять часов вечера я был вызван по телефону дежурным комиссаром.

— Советника фон Лумма разыскали в ресторане Кемпинского и он тотчас же отправится в банк.

Теперь мы могли приняться за работу. Когда я явился в железнодорожный отдел главного штаба по Мольткештрассе и потребовал, чтобы завтра утром отправили специальный поезд в Константинополь для перевозки наших миллионов, там удивились моему наивному взгляду на железнодорожное движение в военное время, но я начал добиваться этого с такой настойчивостью, что мне, наконец, удалось убедить их. Правда, мне не удалось получить поезд прямого сообщения, как я того хотел, но мне сказали, что поезд пойдет до Боденбаха на австрийской границе.

— За Боденбахом мы ничего не можем гарантировать, и о дальнейшем пути должны позаботиться австрийцы.

Австро-венгерское посольство находилось против главного штаба, и консул граф Гойос обещал, что военное министерство в Вене отправит поезд через Балканы прямо в Константинополь.

— Должен, однако, добавить, — сказал граф Гойос, — что транспорт золота через Балканы сопряжён с тысячью трудностей.

У меня не было времени раздумывать над всеми этими возможностями, — мне надо было вернуться в адмиралтейство. Из Рейхсбанка сообщили по телефону, что всё идет хорошо: уже мобилизованы служащие для подсчета золота, и ящики будут через час запакованы.

Дежурная телефонистка в адмиралтействе взяла на себя труд нарушить сладкий сон нескольких почтовых служащих, и через полчаса я мог сообщить, что завтра утром в восемь часов к банку прибудут шесть больших почтовых грузовиков.