Подоспевают Глушаков, он совершал вечерний моцион по палубам, да еще Мещеряков, — тоже возбужденный, белую кепочку где-то обронил, и Васе помогают выбраться из воды. Вася тотчас продолжает погоню.

— Куда? — недоумевает Глушаков, хлопая белесыми ресницами.

А на берегу разыгрывается драка. Крант катится по откосу, и быть ему битым еще раз, но тут возникает перед Васей Мещеряков, пытается усмирить взъерошенных бойцов.

И Виктор машинально ринулся в этот клубок: не хватало мордобоя!

— Прекратите! Прекратите! — семенит в тренировочном костюме кругленький Глушаков. Но сбили с ног и Глушакова.

— Кока только не бить! Кока не бить! — громко провозглашает Вася, оттесняя Виктора в сторону горячим плечом. Но тем временем поднялся с земли библиотекарь и с ходу кинулся на Васю.

— Ах ты шестерка несчастная! — воссиял тот от предательского тычка в скулу и тотчас послал ответный, да явно не по назначению — Виктору Сапунову. И сам же в следующее мгновение получил ответную затрещину.

Опомнился Вася, усмирил пыл:

— Хорошо припечатал, Витя! Уважаю… Кока не бить! Кока не бить…

Но остывала уже, затихала, вспыхнувшая невесть отчего и как, нервная потасовка.

Вова Крант, сутулясь, шел к трапу. За ним, застегивая на ходу пуговицы рубашки, шагал, шумно дыша, Вася.

— Попробуй еще раз! Попробуй! — гудел он.

Сапунов с Мещеряковым смотрели им вслед, качали

головами. И только Глушаков все еще не мог прийти в себя:

— Да разве можно так, ребята! Разве можно…

Ночью ломало молнии и бушевал гром. То и дело Виктор вскакивал от грохота и фосфорического блеска в иллюминаторах, пока не догадался задернуть шторки. Сверкать переставало, но грохот продолжался, и ему казалось, что это раскалывается железная скорлупа каюты. Переборки, подволок, обитые пластиком, словно наэлектризовались, сухо потрескивали. В каюте было душно, тело покрывалось липкой испариной, к тому же поролоновый матрац и линолеум палубы превращали корабельное жилище в непроницаемую для воздуха коробку. «Проклятая химия!» — чертыхался он, мучаясь от духоты, отвинчивал иллюминатор. Громыхало с новой силой, наконец небо проломилось, хлынул густой ливень. Шел он долго, лишь к утру горизонт очистился и опять выкатилось жаркое солнышко. Посвежели, позеленели заречные луга, а в дали, посеребренной блестками влаги на траве, запестрели стада, и в бинокль можно было разглядеть полевой стан и неясные лица доярок, хлопочущих возле молочных фляг.

Умытой и обновленной ярко желтела палубными надстройками «Северянка», и на самих палубах у фальшбортов посверкивали во вмятинах синие дождевые лужицы.

Гладко побритый, надушенный одеколоном, в белой рубашке и в галстуке пришел на завтрак начальник станции Борисов. В первые дни появления на судне он принимал у себя в обширной каюте гостей с размахом — зачастило начальство речников, приезжал с завода главный строитель «Северянки», приходили еще какие-то нужные люди. Борисов угощал всех. Крант то и дело просил у кока закуску. Волей — неволей в неурочные часы приходилось Виктору жарить глазунью, но, загуляв до полночи, а то и до утра, компания обходилась мясными и рыбными консервами да охотничьим салатом, Виктор тоже был зван в эти застолья, но отказывался, ссылаясь на камбузные хлопоты.

Теперь Борисов, словно опомнился, устыдился недавней беспечности — час отплытия приближается, а ясности с дизельным топливом нет. Сколько ни бился, сколько ни посылал телеграммы на завод, получал один ответ: баржи с соляркой отправлены следом, но застряли из-за мелководья Тобола, на перекатах, надо искать выход на месте! А это означало — просить топливо на тобольской нефтебазе, где в эту пору тоже приключился дефицит. Глушаков уже побывал у начальства базы, но там руками замахали: «Нет нужной солярки, а какая в наличии, по лабораторному анализу не годится для плавстанции. Добро бы еще бочку — две отпустить, а то ведь — триста тонн!»

Борисов с сожалением подумывал, что «недопек», не догадался сразу пригласить нефтебазовское начальство в гости — на судне побывали уже персоны из разных ведомств города, больше с туристическими целями: что за диковина? больно много о ней написано в газетах?! Так что приглашение выглядело бы вполне пристойным.

— Поеду просить! А куда денешься! — нарушает всеобщее застольное молчание Борисов.

— Не дадут, Станислав Яковлевич, — откликается с другого конца стола Глушаков. — Поверьте, я на этом деле собаку съел.

— Ну так помоги, Валентин Григорьевич, раз такой опытный! Я, конечно, если загвоздка выйдет, буду звонить в Москву управляющему трестом. Но станцию-то вы строили. Тоже должна душа болеть. Раструбили на весь белый свет: единственная, неповторимая… достижение конструкторской мысли. А я мыслю так, что если не успеем прибыть вовремя в Обскую губу, там нас морской буксир ждать не будет. Так что зазимуем где-нибудь в Салехарде или Новом Порту…

— Что паниковать раньше времени? — отодвигает тарелку Глушаков. — Пойдем в горком, если что… У нас права, полномочия!

— Какие там, понимаешь, права! Канючить обыкновенным образом придется. Мое начальство — не ближний свет, в Москве, твое отрапортовало о сдаче судна заказчикам и руки умыло, а расхлебывать теперь мне придется.

— Ну, раз взялся! — утерся салфеткой Глушаков.

— Какое там взялся! Сдал энергопоезд заместителю, и пожалуйста — командировка, кораблем командовать! А я лужи босиком не переходил…

За столом засмеялись. И было в этом смехе что-то семейное, пропала первоначальная натянутость, и Виктор подумал: неплохой вроде этот мужик Борисов.

О драке Борисов пока помалкивает: сам же напоил «адъютантов». А в тех ревность, что ли, разыгралась: кто ближе к начальству?

«Не в ревности дело! — хмуро размышляет Виктор, наблюдая за парнями в раскрытую амбразуру камбуза. — Вот заработал отметину под глазом, да что отметина, разве дело в ней! В Васе?» Знал он про Васю немногое, но, может быть, главное: драка для парня — дело рядовое, привычное, он и в лагере отсидел за драку.

Да что-то не поворачивается душа сердиться на Васю…

— Кока не бить? — приветствовал он его на следующее после драки утро, поправив темные очки.

— Ты извини, Виктор… Я же нечаянно!

— Нечаянно?.. Ну ладно, со мной ты можешь и поладить, а как с командой, с остальным народом? Глушаков всерьез обещает «поднять вопрос» и будет прав, если тебя выгонят… Библиотекаря-то за что отметелил?

— А за дело… Я ему чуть не каждый день по шее поддаю, а он как ни в чем не бывало опять в каюту стучится: пошли, мол, опохмелимся… Вмешались только зря. Я с ним своим законом…

Что-то не договаривал Вася, «темнил». И Виктор опять интуитивно догадывался: не просто взбалмошная, хмельная потасовка разыгралась вчера между адъютантами начальника. Сердцем чувствовал — не просто!

— У нас таким фраерам темную играли. Одеяло на голову и — по ребрам… Разбирайся потом, с какой стороны кулак прилетел!

— Вася!..

— Да что — Вася!.. Он, гад, в трюм повадился за стиральным порошком. Старухам на берегу загоняет. Понял?.. Дефицит!.. Только — никому пока, прошу тебя, Виктор, как человека… Вот — дешевка! Хапать у себя дома! Не — ет, я с ним на своем кодексе потолкую…

«Надо ж! — подумал Виктор. — На кулаках решил «растолковать» Вове, как надо уважать корабельное имущество!.. Ну, Вася!..»

И дал он парню слово — «не поднимать пока шум». Пока…

— Обсудим на общем собрании твое поведение, Милован! — услыхал он строгий голос Борисова. — Обсудим!

— Ого! — удивляется Вася. — Обсуждайте! Подумаешь.

— Подумать тебе надо!..

Да — а, начальник знает, конечно, как «поприжать» Васю. В последней командировке тот монтировал энергопоезд на Печоре. Там ввязался в драку с поселковой шпаной и повторно заработал бы статью, если б вовремя не смотался да не напросился участвовать в перегоне «Северянки». Добровольцев в тресте нашлось немного.

— Обсуждайте! — кипятился Вася. — Чемодан в зубы и — привет!