— В твоем голосе слышно удивление.

— Ты просто не видел Сэйди.

— И как давно это произошло?

— Почти четыре года назад.

Достаточно долго, чтобы наскучить Ричарду. Достаточно долго для того, чтобы накопились различные обиды и недовольство, заставляющие мужчину задуматься о вариантах получше.

— Тогда вы, должно быть, довольно хорошо знаете друг друга, — говорит Джонни.

— Должно быть.

— Ты не уверена?

— А разве можно быть в этом уверенным?

Он смотрит на палатку Ричарда.

— В отношении некоторых людей нельзя. Так же, как нельзя быть уверенным в отношении некоторых животных. Можно укротить льва или слона, даже научиться доверять им. Но леопарду нельзя доверять никогда.

— Как ты считаешь, к какому животному относится Ричард? — полушутя спрашиваю я.

Джонни не улыбается.

— Ты мне скажи.

Его ответ, произнесенный так тихо, заставляет меня обдумать почти четыре года, проведенных с Ричардом. Четыре года мы делили постель и пищу, но между нами всегда было расстояние. Он был тем, кто держал дистанцию, тем, кто высмеивал саму идею брака, будто мы были выше этого, но мне кажется, я всегда знала, почему он никогда на мне не женится. Я просто отказывалась признаться себе в этом. Он ждал ту самую. И это была не я.

— Ты ему доверяешь? — тихо спрашивает Джонни.

— Почему ты спрашиваешь?

— Даже прожив четыре года вместе, ты действительно знаешь его? Знаешь, на что он способен?

— Ты же не думаешь, что Ричард…

— А ты?

— Именно это остальные говорят о тебе. Что мы не можем тебе доверять. Что ты намеренно заточил нас здесь.

— Ты тоже так думаешь?

— Я думаю, что если бы ты хотел убить нас, то давно бы это сделал.

Он смотрит на меня, и я отчетливо понимаю, что винтовка находится в его руках. До тех пор, пока оружие у него, он контролирует нас. Сейчас я задумываюсь о том, не совершила ли я роковой ошибки? Не доверилась ли не тому человеку.

— Расскажи, о чем еще они говорят, — произносит он. — Что они замышляют?

— Никто ничего не замышляет. Они просто напуганы. Мы все напуганы.

— Для этого нет причин, пока никто не делает ничего безрассудного. Пока вы мне доверяете. И никому, кроме меня.

И даже Ричарду, имеет он в виду, хотя и не произносит этого. Неужели он на самом деле считает, что в случившемся виноват Ричард? Или это часть игры Джонни под названием «разделяй и властвуй», в которой он сеет семена подозрений?

И эти семена уже пустили корни.

Позже, когда я лежу рядом с Кейко в ее палатке, то думаю обо всех вечерах, когда Ричард поздно приходил домой. «Встречался со своим литературным агентом», — говорил он мне. Или ужинал с издательской группой. Моим самым большим страхом была его интрижка с другой женщиной. Теперь я задумываюсь, а что, если я страдала от недостатка воображения и причины его позднего возвращения были темнее и ужаснее, чем простая неверность.

За пределами палатки поет ночной хор насекомых, пока хищники кружат вокруг нашего лагеря, сдерживаемые лишь огнем. И одиноким человеком с ружьем.

Джонни хочет, чтобы я верила ему. Джонни обещает, что спасет нас.

Вот за что я цепляюсь, когда, наконец, засыпаю. Джонни говорит, что мы выживем, и я верю ему.

Пока не наступает рассвет, когда все меняется.

На этот раз кричит Эллиот. Его панические вопли «Боже мой! О, Господи!» выдергивают меня из сна и бросают обратно в кошмар реальной жизни. Кейко ушла, и я одна в палатке. Я даже не удосуживаюсь натянуть штаны и выскакиваю из своей палатки в футболке и нижнем белье, задержавшись лишь для того, чтобы засунуть босые ноги в ботинки.

Весь лагерь проснулся, и все собираются возле палатки Эллиота. В холодном рассвете блондинки хватаются друг за друга, их волосы сальные и растрепанные, а ноги босые. Как и я, они выбежали из своих палаток в одном нижнем белье. На Кейко все еще надета пижама, а на ногах крохотные японские сандалии. Только Ричард полностью одет. Он стоит, держа Эллиота за плечи и пытаясь его успокоить, но Эллиот продолжает мотать головой, всхлипывая.

— Она ушла, — говорит Ричард. — Ее больше нет.

— Она все еще может прятаться в моей одежде! Или в одеялах.

— Я проверю еще раз, хорошо? Но я ее не вижу.

— А что, если там еще одна?

— Еще одна кто? — спрашиваю я.

Все оборачиваются, чтобы посмотреть на меня, и я вижу настороженность в их глазах. Я — та, которой никто не доверяет, потому что я связалась с врагом.

— Змея, — отвечает Сильвия и, дрожа, обхватывает себя руками. — Каким-то образом вползла в палатку Эллиота.

Я бросаю взгляд на землю, почти ожидая увидеть змею, скользящую к моим ботинкам. В этой стране пауков и кусачих насекомых я приучилась никогда не ходить босиком.

— Она шипела на меня, — жалуется Ричард. — Это меня и разбудило. Я открыл глаза, и она была прямо там, ползла по моим ногам. Я был уверен, что… — Он провел трясущейся рукой по лицу. — Господи. Мы не сможем продержаться еще неделю!

— Эллиот, прекрати, — командует Ричард.

— Как я смогу после этого заснуть? Как сможет заснуть любой из вас, когда не знаешь, что может заползти в твою постель?

— Это была африканская гадюка, — говорит Джонни. — Я так предполагаю.

Он снова поражает меня своим бесшумным приближением. Я оборачиваюсь и вижу, как он подбрасывает дрова в угасающий костер.

— Ты видел змею? — спрашиваю я.

— Нет. Но Эллиот сказал, что она шипела на него.

Джонни идет к нам, неся бессменную винтовку.

— Она была желто-коричневая? Крапчатая, с треугольной головой? — спрашивает он Эллиота.

— Это была змея, вот и все, что я знаю! Думаешь, я удосужился спросить ее имя?

— Африканские гадюки часто встречаются в буше. Вероятно, мы увидим и других.

— Насколько они ядовиты? — интересуется Ричард.

— Без лечения яд может стать смертельным. Но если это хоть немного вас успокоит, их укусы нередко бывают сухими и не содержат вообще никакого яда. Она, вероятно, залезла в постель Эллиота просто, чтобы согреться. Рептилии так поступают. — Он оглядывает нас. — Вот почему я предупреждал всех вас, что необходимо застегивать палатки.

— Она была застегнута, — произносит Эллиот.

— Тогда как она попала в твою палатку?

— Вы же знаете, что я до чертиков боюсь малярии. Я всегда застегиваю палатку, чтобы не напустить в нее москитов. Я не думаю, что чертова змея могла бы проникнуть внутрь!

— Она могла забраться туда еще днем, — предполагаю я. — Пока тебя не было в палатке.

— Говорю же, я никогда не оставляю ее открытой. Даже днем.

Не произнося ни слова, Джонни обходит палатку Эллиота. Ищет ли он змею? Считает ли, что та все еще прячется под парусиной, выжидая еще один шанс для вторжения? Внезапно Джонни падает вниз, и мы не видим его за палаткой. Тишина становится невыносимой.

Сильвия окликает его нетвердым голосом:

— Змея все еще там?

Джонни не отвечает. Он поднимается на ноги, и когда я вижу выражение его лица, мои руки леденеют.

— Что там? — спрашивает Сильвия. — Что там?

— Подойдите и посмотрите сами, — негромко отвечает он.

Почти скрытая чахлой травой, щель проходит по нижнему краю палатки. Не случайная прореха, а ровный прямой разрез на парусине, и его значение мгновенно становится понятным для всех нас.

Эллиот с недоумением разглядывает нас.

— Кто это сделал? Кто, черт возьми, разрезал мою палатку?

— У всех вас есть ножи, — замечает Джонни. — Любой мог бы это сделать.

— Не любой, — возражает Ричард. — Мы спали. Это ты сидел снаружи всю ночь, караулил, как ты это называешь.

— С первыми лучами солнца я ушел за дровами. — Джонни оглядывает Ричарда сверху донизу. — А давно ли ты проснулся и оделся?

— Видите, что он делает? — Ричард поворачивается, чтобы посмотреть на нас. — Не забывайте, в чьих руках оружие. Кто за все отвечал, пока оно не покатилось прямиком в преисподнюю.