Ник! За этой дверью наверняка находился Ник! Человек, о котором я мечтала всю жизнь! И не только о нём, обо всем, ЧТО, так или иначе, с ним связано. Сколько раз я была рядом, но он этого не замечал! Или не хотел?..

Теперь настало время выяснить все. Я больше не могу барахтаться на месте, смотреть на этот чёртов Дом и, сжав кулаки от обиды и душевной боли, осознавать, что не продвинулась к нему ни на дюйм.

Я должна положить этому конец.

Всё!

Хватит!

Пришло время собрать все камни, которые я когда-то разбросала! Слишком многое в жизни обходило меня стороной!

И от этого я уже устала.

Пора победить усталость!

Пора приблизиться к этому недосягаемому Дому!

Пора пойти и взять то, что должно мне принадлежать!

Я вынуждена это сделать!

Я просто должна!

7–8 сентября. Ночью

Несколько дней дневник не писала – была не в состоянии. Сейчас, вроде, болезнь отпустила.

Чего только мне не привиделось в эти дни! Пожилая полная женщина, прижимающая к уху небольшой мобильный телефон и при этом воровато озирающаяся по сторонам… Молодая обнажённая особа, одеяние которой составляет лишь полупрозрачный голубой шарф… Тёмная, мрачная фигура в длинном монашеском одеянии…

И, сверкнувшая, как солнечный блик, гладкая, зеркальная поверхность лезвия топора…

Интересно, он здесь причём?

Вопросов много, ответов, как всегда, нет. Известно лишь то, что все это объединяет одно место и одно время. Глухая, непроглядная ночь, окутавшая зловещий, одинокий Дом.

И ещё один человек.

Женщина.

От всего этого я скоро сойду с ума! Неужели Смерть подкралась ко мне так близко?

Ну, уж нет!

Я ещё слаба, но уже чувствую ясность ума и небольшой душевный подъем. И уверена, что хочу закончить начатое два года назад.

Николас больше не уйдёт. Он просто физически не сможет этого сделать. Потому что однажды, два года назад он ушёл от меня, и я думала, навсегда. Оказалось, нет…

Ужасно болит, болит и раскалывается голова…

…Я не смогла сделать то, что хотела. Тогда мне казалось, у меня получилось… Но… на деле вышло иначе… За последние годы Николас сильно изменился, а я осталась той, кем была всегда…

За окном светлеет.

Серая туманная дымка постепенно растворяется в утреннем прозрачном воздухе. Восьмое сентября окончательно вступает в свои права. Завтра у твоей жены, Ник – день рождения.

У жены или у дочери?

Хм-м, собственно говоря, какая разница? Главное, Она у тебя одна и самая необыкновенная и любимая…

Ник…

Я должна попросить у тебя прощения.

Прости за то, что не смогла забыть тебя все эти годы!

Прости за то, что каждый день думала только о тебе!

Прости за то, что желаю обладать тобой всецело и без остатка!

Меня вновь охватывает дрожь. Я встаю, подхожу к окну и долго смотрю на серый, постепенно становящийся белёсым, туман. Мне кажется, в нем я различаю нечто тёмное, в этом тумане угадываются двое.

Ты и я.

Я медленно возвращаюсь к столу, тяжело опускаюсь на стул и вновь принимаюсь писать дневник. Отчёт о том, что Дженни всё-таки существует и желает только одного человека и всего, что ему принадлежит.

Ник, я думаю, наступило наше время, и пришла пора нашей встречи! Не сердись, что я так долго оттягивала её!

Хотя завтра будет чудесный праздничный день, мне кажется, ты его не увидишь. У тебя всегда было слабое сердце и излишне богатое воображение. Я знаю, ты меня не ждёшь, моё появление тебя убьёт. Знаю и ничего не могу поделать.

Потому что лишь я должна обладать всеми цветами, каковые только есть к сентябрю.

8 сентября

Наконец-то я добралась до Дома. Ощущения смерти, что посещали меня в бреду, не подтвердились. Я сумела доказать болезни обратное…

…Я медленно окидываю взглядом открытые ворота, забор и сам Дом в глубине двора. Скорее всего, Николас не ждёт меня. Тем лучше. Теперь надо незаметно войти.

Во дворе никого нет. Я инстинктивно оборачиваюсь – нет, ворота и не думают закрываться, они по-прежнему гостеприимно распахнуты.

Никто не думает, что я здесь появлюсь.

Я медленно поднимаюсь на крыльцо, но ещё медленнее поворачиваю дверную ручку. К моему удивлению, дверь легко, без скрипа открывается, но это, скорее всего случайность.

Не думаю, что здесь кто-то может меня ожидать.

В прихожей царит приятный полумрак. Я замираю и внимательно прислушиваюсь. В Доме стоит удивительная тишина. Ни единого шороха, ни звука, которые бы указывали на какие-либо признаки жизни.

Я же говорила, здесь меня никто не ждёт.

Я аккуратно кладу сумку в угол прихожей и начинаю раздеваться. Сегодня я должна появиться перед Ником в том виде, в каком он в первый раз увидел меня три недели назад. На мне должен быть лишь голубой газовый шарф. Если этого окажется недостаточно, содержимое маленькой сумочки поможет довести задуманное до конца.

Всё!

Я готова!

Ещё раз, глубоко вдохнув, я тихо, стараясь не шуметь, выпускаю воздух. Уходящая Ночью не должна выглядеть взволнованной и возбуждённой.

Таковы правила игры.

Бедный, бедный, доверчивый Ник! Сейчас я увижу тебя!

Я подхожу к дверям в гостиную и останавливаюсь у порога. Сердце бешено колотится, мне необходимо успокоиться. Ник находится там, я знаю. Я должна предстать перед ним с ясной, холодной головой и не менее холодным сердцем.

Пульс постепенно замедляется. Мысленно сосчитав до двадцати, я переступаю порог гостиной. Здесь ничего не изменилось – та же обстановка, также размеренно и неторопливо потрескивают в камине дрова…

И, вряд ли кто-то сейчас скрывается за дверью…

Перед камином стоят два кресла, из-за спинки того, что слева поднимается струйка табачного дыма. Николас дома, как я и предполагала. Он сидит у камина и снова о чём-то размышляет.

Может, вспоминает меня.

Может, сожалеет, что так случилось.

Но… может быть, и нет.

Я уверена, Николас не знает, что я нахожусь у него за спиной. Пора начинать. Как истинный актёр, Николас, ты должен достойно оценить моё представление.

Я задерживаю дыхание перед монологом, но не успеваю ничего сказать. Правое кресло разворачивается, и я чувствую, как у меня начинают дрожать колени.

Потому что в этом кресле сижу я САМА. Обнажённая, закутанная в полупрозрачный шарф голубого цвета. Все совпадает до мелочей.

Только мои глаза полыхают таким презрением, что невольно холодеет внутри.

Левое кресло совершает медленный поворот. В нем, как я и предполагала, находится Николас. Почему-то сегодня он в очках, странно, я никогда раньше не видела, чтобы Николас носил очки…

Он печально улыбается, медленно их снимает и долго смотрит на меня уставшим взглядом карих, с зелёными крапинками, глаз. Сигарета тлеет в его руке, и дым тонкой струйкой уходит вверх, словно напоминает, что нельзя обрести то, чем раньше никогда не владел.

Печальная улыбка угасает.

Николас вздыхает.

– Здравствуй, моя милая, дорогая Джина, – тихо произносит он.

P.S. 8 сентября. Вечером

Скорее всего, меня всё-таки зовут Джина, потому что я давно ею стала. Я говорю и буду говорить о ней в третьем лице и в прошедшем времени, потому что Джина – мой реальный скелет в шкафу…

Сейчас, когда я пишу эти строки, я в очередной раз вспоминаю, насколько великодушно поступил Николас.

Он попросту меня отпустил. А, точнее, отпустил её…

Безусловно, она виновата.

Виновата в том, что посягнула на ТО, ЧТО ей никогда не принадлежало.

Виновата в том, что посягнула на ТОГО, КТО ей никогда не принадлежал.

Виновата в том, что вместо себя заставила страдать невиновного человека.