Возле женщины возникает мужской силуэт. Он приближается к ней, кладёт руки на плечи и что-то нашёптывает на ухо. А потом поворачивает голову и тоже смотрит в окно…
Даже во сне я почувствовала, как внутри все похолодело. Лицо этого мужчины я увидела настолько ясно и отчётливо, словно находилась всего в нескольких шагах от него. Это был мой отец.
Значит, женщина рядом с ним – это моя мать…
Но ведь моя мама умерла! А я почему-то уверена, что жила в доме на улице Звезды именно с мужем. По крайней мере, так мне подсказала вернувшаяся на время Память.
Я стискиваю невидимые кулаки и скрежещу несуществующими зубами. Почему я не могу увидеть её лицо? Мужчина в окне улыбается и указывает на что-то рукой. А потом поворачивается к женщине, наклоняется и целует её долгим, протяжным поцелуем…
Я открыла глаза, и в моё сознание ворвались серое осеннее утро и шум падающего дождя. Часы на стене показывали половину девятого утра. Пора вставать. Скоро придёт Полли.
Что же это всё-таки было? Сон или явь, подброшенная ещё одним возвращением Памяти? Может быть, мы всё вместе жили в этом доме? И, опять же, не мог отец целовать ТАК именно меня… Кем, ну кем же всё-таки была эта женщина?
Я подняла глаза и принялась изучать потолок. Вот она, белая простыня экрана. Как я хотела, чтобы сейчас на ней появилось то изображение, которое я только что видела во сне!
Входная дверь предательски скрипнула, и я, зная, что пришла сиделка, даже не повернула головы. От напряжения в глазах мне начало казаться, что на потолке уже проступают какие-то контуры.
– Здравствуйте, Полли, – как можно беспечнее сказала я.
– Здравствуй, дочка, – голос сиделки прозвучал глухо, низко, и до ужаса походил на мужской.
Неясные контуры пропали. Я инстинктивно согнула колени и подтянула одеяло к подбородку.
– Ты что, стесняешься меня? – отец наклонился ко мне.
– Нет… – прошептала я. – Конечно, нет, папа… Просто все произошло… так неожиданно…
– Неожиданность – один из факторов успеха, – хитро улыбнулся он. – Ну, здравствуй, дорогая моя!
Я слегка наклонила голову, ожидая, что он как обычно поцелует меня в щеку, но произошло иначе.
Губы отца, словно случайно коснулись уголка моего рта, и его острый, упругий язык скользнул по моей нижней губе.
Моё тело пронзил лёгкий электрический разряд. Перед глазами упал плотный тёмный занавес, на котором с бешеной скоростью начали сменять друг друга цветные фотослайды.
Маленькая девочка, которую по улице ведёт за руку мужчина.
Эта же девочка, но уже постарше, сидит на вращающемся стульчике за фортепиано.
Ещё более поздний снимок – девушка-подросток обнимает две тоненькие, растущие рядом берёзки и, улыбаясь, выглядывает из-за них.
Совсем уже девушка – фотография сделана снизу, отчётливо видны длинные пушистые ресницы. Длинные, тёмные волосы, мечтательный взгляд…
… и до боли знакомая улыбка…
Фотография свадьбы – элегантная, грациозная невеста в пышном белом наряде, похожем на платье для занятий бальными танцами. В красиво уложенной высокой причёске – лишь белая ветка сирени. Никаких излишеств, все довольно скромно, тем не менее, смотрится очень мило. Невеста улыбается открытой, обезоруживающей улыбкой…
… до боли знакомой улыбкой…
Невеста внимательно смотрит на меня большими карими глазами.
Невеста с любовью и нежностью держит под руку жениха.
Невеста – это я.
Жених тоже элегантен. Вопреки обычным строгим правилам – на нем лёгкий, светлый костюм. Ослепительно белая рубашка сколота на вороте крупной брошью, украшенной драгоценными камнями. Мой взгляд скользит все выше и выше, сейчас я должна увидеть его лицо…
Занавес исчез. Электрический разряд вновь пробежал по телу и растворился без следа. Я увидела большие грустные глаза моего отца.
– Как ты себя чувствуешь? – строго и в тоже время мягко спросил он. – С тобой вчера такое творилось, что я не на шутку перепугался.
– Меня не выпишут? – тоскливо спросила я.
– С чего ты взяла? – в его глазах промелькнул огонёк раздражения.
– Приступы в последнее время всё чаще повторяются. На консилиуме не смогут не обратить на это внимания.
– Ерунда, – он выпрямился, засунув руки в карманы пальто. – Всё это происходит с тобой на нервной почве. Как только ты отсюда выйдешь, сразу начнёшь успокаиваться.
– У меня все мысли в разбег… – я судорожно всхлипнула. – Никак не могу сосредоточиться. Что-то новое открывается мне каждый день, я многое недопонимаю, потом хочу спросить об этом тебя. А когда ты появляешься, я даже не могу собраться и вспомнить, что я хотела узнать…
Я зажала рот рукой, мои плечи затряслись. Беззвучные рыдания сбились в горле в один шершавый ком, похожий на колючего ежа, края которого невыносимо царапали стенки шеи.
– Не надо, Джина, – мягко сказал отец. – Прошу тебя, успокойся, девочка моя. Скоро все твои мучения закончатся…
– Не-хе-хет! – я судорожно закашлялась. – Я уже сама себе не рада! У меня такое ощущение, что каждым утром просыпаюсь не я, а кто-то другой! Каждый день – это не страница одного, последовательного повествования, а отдельный эпизод! И я никак не могу собрать их воедино! Я стала совсем бестолковой в этой ужасной больнице! Как я смогу жить в мире нормальных людей, когда выйду отсюда? Они же будут смотреть на меня, как на сумасшедшую!
– Никакая ты не сумасшедшая, Джина, – опять начал отец.
– Перестань! – свирепо рявкнула я. – Ты что, думаешь, я ничего не вижу? Каждый день ты рассказываешь что-то новое, причём такое ужасное, что оно повергает меня в шок! Взять хотя бы мои приступы! Я перестала принимать эти проклятые таблетки, и они тут же прекратились! А потом я, дура, рассказала обо всем тебе, меня заставили их принимать, и припадки начали повторяться чуть ли не каждый день! Что вы мне подмешиваете, и во что? В пищу? В питье? Или, может быть, эта гадость уже находилась в тех продуктах, которые ты мне принёс?
Слезы брызнули из моих глаз. Отец отшатнулся и, словно от чего-то защищаясь, поднял вверх правую руку.
– Джина… – прошептал он. – Джина, дочка, что ты такое говоришь?
– А разве я неправа? – я подняла заплаканное лицо.
– Конечно, нет, – было видно, что ему с трудом удаётся сохранить спокойствие. – Как я могу желать тебе плохого? Ведь ты моя родная дочь!
– Докажи мне обратное! – истерически взвизгнула я.
– Послушай, – отец потянулся ко мне, но от его движения я дёрнулась к стене.
– Хорошо, – он поднял руки вверх. – Я не буду к тебе прикасаться. Прошу только об одном – постарайся спокойно и до конца выслушать меня.
Я всхлипнула ещё несколько раз и размазала слезы по лицу.
– Все, что происходит с тобой сейчас, действительно похоже на кошмарный сон, – он говорил очень быстро, очевидно понимая, что в любую секунду с моей стороны может последовать вспышка гнева. – И это обусловлено лишь твоим нервным состоянием. Пойми, Джина, ты просто зациклилась на своих проблемах, твои мысли вошли в состояние круга. Они вертятся у тебя в голове, словно белка в колесе. И остановить их не получается. Отсюда – твоя постоянная рассеянность. Ты не можешь сосредоточиться, потому что все время чего-то боишься. И, по-моему, я догадываюсь, чего. Ты боишься, что-то вспомнить. С одной стороны ты желаешь этого, ведь оно может оказаться крайне важным. С другой стороны – опасаешься, что оно может быть ужасным. Отсюда – частые приступы. Ты запрограммировала себя, что постоянно ждёшь нечто плохое, и всякий раз тебе кажется, что именно это я тебе и сообщу. Твой организм даёт ответную реакцию. На самом деле все обстоит иначе.
Он медленно опустился на краешек кровати и продолжал:
– Я не желаю тебе зла, Джина. Поэтому, заметь, иногда рассказываю что-то не до конца. Специально, чтобы не травмировать твою психику лишний раз. И уж, конечно, твоё выражение, что я причастен к этим таблеткам или к тому, чтобы что-нибудь тебе подсыпать… Ты могла меня очень обидеть, Джина. Я не рассердился только потому, что прекрасно понимаю твоё настоящее состояние…