— Боятся портовики, — произнес дежурный. — Вдруг взорвется бомба…

Богданов представил, что будет, если шестнадцать торпед сдетонируют от взрыва бомбы. Весь пирс и все постройки разнесет в щепки. А торпеды им нужны как воздух.

— Передайте в Трииги: мы выезжаем. Без нас ничего не трогать, — приказал он дежурному и, подумав, добавил: — Я сам поеду туда.

Через три часа катерники были уже в Трииги. Баржа-торпедовоз стояла у стенки на швартовых, накренившись на левый борт. Богданов с минером дивизиона взошли на баржу. В трюме, наполовину затопленные водой, лежали длинные сигарообразные торпеды. Баржа значительно осела, и Богданов боялся, как бы ее днище не коснулось немецкой авиационной бомбы. Главное — поднять первую торпеду.

— Что ж… начнем, — произнес Богданов и приказал всем уйти подальше от места выгрузки. На барже остались лишь минер и крановщик, да на пирсе стояла машина-торпедовоз, готовая принять торпеду.

Минер спустился в трюм баржи, внимательно осмотрел торпеды. Ни одна из них не имела повреждений: немецкая авиационная бомба прошла мимо. Минер закрепил два подъемных троса за проушины на корпусе торпеды и передал крановщику:

— Вира помалу…

Заработала лебедка крана, стальные тросы натянулись струной. Торпеда плавно поднялась со своего стеллажа и поплыла вверх. Богданов облегченно вздохнул, когда увидел ее висящей над баржой. Крановщик развернул кран на сто восемьдесят градусов и осторожно положил торпеду на машину.

— Остальные пойдут веселее! — проговорил Богданов.

Двенадцать торпед он погрузил на машины, а остальные четыре на ледокольный буксир «Лачплесис», экипаж которого полностью состоял из латышей. Кроме того, «Лачплесису» предстояло буксировать в Менту прибывший из Таллина на пополнение торпедный катер лейтенанта Скрипова. Во время перехода на катер налетел «лапотник» и повредил правый мотор. К тому же приходилось беречь драгоценный бензин.

— Утром я жду вас в Менту, — передал Богданов лейтенанту Скрипову. — Там и мотор ваш починим.

Из Трииги буксир «Лачплесис» вышел вечером с таким расчетом, чтобы опасный пролив Муху-Вяйн, на противоположном берегу которого закрепились гитлеровцы, пройти с началом темноты. Лейтенант Скрипов не сходил с мостика буксируемого торпедного катера, с тревогой посматривая на вражеский берег. Немцы их не заметили.

— Самое страшное место прошли, — сказал боцман Еремин, когда «Лачплесис» изменил курс на запад. — Утром будем в Менту.

— В море везде одинаково, — ответил Скрипов. — Бдительнее смотрите за воздухом.

Оставив на вахте боцмана, он спустился вниз. Короткую летнюю ночь он собирался провести в маленьком таранном отсеке, где краснофлотцы устроили для него подвесную брезентовую койку.

Разбудил Скрипова сигнал боевой тревоги. Он стремглав выскочил наверх.

— Товарищ командир, курсом на нас со стороны залива идут четыре немецких торпедных катера, — доложил возбужденный боцман.

Темные силуэты быстро приближались. Пять-шесть кабельтовых. Само собой пришло решение: сняться с буксира и вступить в бой. Другого выхода не было.

— Отдать буксирный конец! Приготовиться к бою! — приказал лейтенант.

— Ночь, как назло, светлая, — с досадой проговорил Еремин.

На гитлеровских торпедных катерах их уже заметили. Не успел боцман отдать конец, как фашисты открыли огонь изо всех пушек и пулеметов. Огненные трассы мчались к катеру. Всплески поднялись у самого борта.

— Огонь по фашистскому флагману! — скомандовал Скрипов пулеметчикам и почувствовал, как катер задрожал от длинных пулеметных очередей.

Катер медленно начал набирать ход, по мотор неожиданно заглох. На палубу выскочил механик главный старшина Карельских.

— Мотор! Прямое попадание, — передал он.

Торпедный катер развернуло влево. Вокруг со свистом проносились пули. Осколки снарядов со звоном падали на палубу, пробивали тонкую обшивку корпуса. Вода хлестала сквозь щели, и маленький корабль медленно оседал. Гитлеровцы стали окружать подбитый катер. Они приближались с включенными сиренами, надеясь зловещим воем деморализовать советских моряков.

И тут случилось самое страшное: вражеский снаряд угодил прямо в катер. Командир почувствовал в плече острую боль. Правая рука повисла как плеть. «Только этого не хватало!» Он обернулся к механику, но не увидел его рядом: главный старшина был убит наповал. Окровавленное лицо закрыл руками Еремин.

— Что случилось? — крикнул Скрипов.

— Глаза… Ничего не вижу…

На мостик выскочил радист Клюкин:

— Товарищ командир, рация разбита. Связаться с базой не могу…

— К пулемету! Замените боцмана.

Бой продолжался.

Прямым попаданием фашистский снаряд пробил бензиновый отсек. Из люка вырвалось бушующее пламя огня. Оно мигом охватило всю палубу. Замолк пулемет: кончились боеприпасы.

Скрипов понимал: на катере нельзя оставаться ни минуты — на борту находились торпеды, которые могли взорваться в любой момент.

— Надеть спасательные пояса! Всем в воду…

Он видел, как Клюкин помог ослепшему боцману и кинулся с ним в море.

Последним пылающий катер покинул командир. Холодная вода несколько ослабила боль в плече. Взмахивая здоровой рукой, он стремился до взрыва подальше отплыть от катера. Но катер, вдруг задрав нос свечой, вошел в воду. Одна опасность миновала…

Скрипов осмотрелся. Около буксира стояли два вражеских катера. Третий направлялся к месту, где только что затонул его катер.

Немецкий катер между тем проскочил возле лейтенанта и, отработав назад, заглушил моторы. На его палубе появились матросы с крюками в руках.

— Русс, сдавайс! — кричали они с борта.

Этими крюками немцы пытались подцепить кого-нибудь. Им нужен был «язык». Неожиданно прозвучал пистолетный выстрел, за ним второй. Фашистский офицер схватился руками за живот и повалился на палубу. «Это Клюкин! Только у него есть пистолет!» — догадался Скрипов.

— Коммунисты не сдаются! — донесся голос радиста, затем раздался третий выстрел.

«Теперь очередь за нами, — подумал лейтенант и здоровой рукой нащупал на поясе пистолет. — Живым не дамся, как Клюкин».

Однако гитлеровцы, швырнув в воду несколько гранат, повернули в сторону залива. Вслед за ними отвалили от буксира и остальные. Удаляясь, они долго, пока позволяло расстояние, стреляли по неподвижному «Лачплесису» из крупнокалиберных пулеметов.

Начало светать. На востоке все шире становилась желтая полоса. Видимость заметно улучшилась, и фашисты убрались восвояси, опасаясь встречи с советскими торпедными катерами. К тому же над заливом пролетел МБР-2.

Скрипов облегченно вздохнул: появилась надежда на спасение. Немецкие гранаты не причинили ему вреда: осколки просвистели над головой.

Фашисты были уже далеко, когда командир услышал слова: «Помогите! Помогите!» Значит, еще кто-то из экипажа остался в живых…

Скрипов обрадовался. Он быстро заработал здоровой рукой. Ценой огромного напряжения ему удалось несколько раз приподнять голову над водой. Да, его люди все еще держались на плаву. Невдалеке маячил «Лачплесис», как-то надо добраться до него. Только вот как? Доплыть не хватит сил.

К удивлению обессиленного лейтенанта, из-за «Лачплесиса» показалась шлюпка и направилась к месту гибели катера. В ней находились двое: один — высокий, сухой, узколицый, второй — ниже ростом, но зато раза в полтора шире в плечах. Обоим на вид Скрипов дал бы лет по пятьдесят. Он видел, как те подобрали из воды сначала боцмана Еремина, потом остальных краснофлотцев. Наконец они втащили в шлюпку и его.

— Шесть человек всего, — с еле заметным акцентом сказал высокий. Это был Парейз. По замасленной спецовке Скрипов определил, что тот работал на «Лачплесисе» механиком или машинистом.

— А сколько вас было всех?

— Восемь, — вполголоса ответил командир.

Он осмотрел своих подчиненных: не хватало механика Карельских и радиста Клюкина.

— Спасибо вам, товарищи, — поблагодарил Скрипов латышей. — Пошли на буксир…