Фуггеры не приумножали более богатства епископов — они сами стали епископами.

Они уже не были поставщиками дворов, снабжавшими их золотом и редкими драгоценностями, — теперь они служили Габсбургам и баварским Виттельсбахерам в качестве высокопоставленных, увенчанных многими наградами придворных чиновников.

Утратив роль кредиторов монархов, которых они столько раз выручали из финансовых бед, Фуггеры стали политическими рыцарями монархии, ее опорой в парламентах.

Вышедшее из недр раннего капитализма дворянство укрепилось на благоприобретенной феодальной основе, слившись со старым княжеским феодализмом. Лишь революция рабочих, солдат и матросов в ноябре 1918 г. смогла упразднить важные привилегии феодалов. Но потомки помещичьей аристократии и ныне играют непомерно важную роль в сельском хозяйстве, в сфере финансового капитала, в армии и дипломатической службе ФРГ.

VI. В ЭПОХУ ИМПЕРИАЛИЗМА

Фуггеры всегда предпочитали, чтобы о них говорили другие. Сами же они держатся поближе к рычагам власти, которые они по–прежнему стремятся не упустить из рук, стараясь при этом по возможности оставаться в тени. И даже тогда, когда Фуггеры сидели в парламенте, они действовали прежде всего за кулисами. Они мало говорят о политике — они ее делают и используют в своих корыстных целях.

Но прежде чем поведать об этом, познакомимся с тем небольшим литературным наследием, которое представители семейства Фуггеров, несмотря на всю свою сдержанность, все же оставили.

В час рождения империализма, в конце прошлого века, граф Раймунд фон Фуггер написал труд, который по праву может считаться литературным памятником самых темных сил реакции[166]. Сокрушая всех, кто не стоял на ультраправых позициях, граф заявляет: «…Наука без веры в существование живого бога — рассадник зла»[167]. Граф предает анафеме Джона Стюарта Милля и Альфреда Брэма, этого «апостола… варварства»[168]. Эрнста Геккеля он считает «не столько знаменитым профессором, сколько скандально известным простофилей», чьи «писания полны мерзких и подлых мест»[169].

Негодование графа достигает предела, когда он обращается к художественной литературе. Здесь он никому не дает пощады — ни писателю Конраду Фердинанду Майеру, «одному из самых дерзких… чьи пошлости могли бы составить целую брошюру»[170], ни Хенрику Ибсену, ни Герхарду Гауптману, который выводит на сцену «лишь гадость и мерзость» и держит с нее «поджигательские речи против государственных и социальных порядков»[171]. Чтение Льва Толстого вызывает у Фуггера отвращение. И он поистине входит в раж, обрушиваясь на Эмиля Золя, «автора пошлых бульварных романов», который «в изображении грязи и разврата» намного превзошел Ибсена и Толстого[172].

Излив желчь на корифеев мировой литературы, он призывает к погрому не только против этих писателей, но и против тех, кто разделяет их идеалы: «Каждый, кто… стремится к сохранению существующего общественного строя, должен принять посильное участие в борьбе против коррупции в литературе и против коррупции, которая вершится с ее помощью… Моральный долг обязывает таких людей… не терпеть также в своих домах бесцветных и нейтральных газет… не допускать, чтобы его домочадцы и подчиненные читали… такие газеты»[173]. И куда бы ни бросал свой взгляд этот непревзойденный в своей строгости литературный критик, Раймунд Фуггер, ему повсюду мерещилась затаившаяся угроза «зловещего роста социализма»[174].

Речь идет, следовательно, не только о социалистической или буржуазно–либеральной литературе, которую, как считает граф Фуггер, необходимо бойкотировать. Не следует «терпеть» также не имеющих направления буржуазных газет и журналов. Он разрешает не то, что нравится, а лишь то, что отражает ультрареакционные взгляды. Не успеет одно поколение сменить другое, и то, чего не терпит Фуггер, будет брошено в костер Гитлером и Геббельсом.

Мы думаем, что приведенные цитаты в достаточной степени характеризуют духовный мир, с которым Фуггеры вступили в XX век. Так они думали и так они действовали — эти древние ископаемые, не понявшие происшедших общественных перемен и стремившиеся подавить все либеральное, не говоря уже о социалистическом.

Не прошло и 80 лет со времени появления плода раздумий Фуггера, но как бесконечно далеко все это от нашей современности. Идеи, которые он требовал запретить, распространились по всему свету, давно став господствующей идеологией большей части населения нашей планеты, мобилизуя рабочие массы и молодежь стран, где все еще господствует капитал, и развивающихся стран на борьбу за справедливый общественный строй.

Примерно поколение спустя после предания анафеме Фуггером современной литературы другой Фуггер пишет диссертацию, в которой рассуждает о законности колониального рабства. Нынешний глава ветви рода Фуггеров фон Кирхберг—Вейсенхорн вполне серьезно заявляет, что «попытка помешать Испании и Португалии вернуть свои колонии является… недопустимой в международно–правовом отношении»[175]. Здесь уже заранее были оправданы массовые убийства жителей Анголы и Мозамбика солдатами натовской Португалии при соучастии реакционных политических и экономических сил ФРГ.

В течение веков Фуггеры неизменно были на стороне самых темных сил реакции. Они всегда стремились и стремятся сохранить политическую власть этих сил — на многие и многие годы эры империализма.

После того как еще 110 лет тому назад последний император «Священной Римской империи германской нации» возвел графов Фуггеров фон Бабенхаузенов в достоинство имперских князей, король Баварии пожаловал в 1913 г. княжеский титул также ветви Фуггеров—Глёттов.

Следует ли поэтому удивляться, что Фуггеры всячески стремились сохранить монархию в целом и уберечь от любых бурь династию Виттельсбахеров в особенности?

Фуггер фон Глётт являлся с февраля 1912 г. председателем первой палаты баварского ландтага, так называемой палаты имперских советников. Характерной чертой его политики была та, что он проваливал все предложения, имевшие целью открыть доступ в это избранное дворянское общество, состав которого определялся прежде всего королем, представителям буржуазии.

Когда разразилась первая мировая война, в хоре шовинистов был слышен также и голос Фуггеров. Они определяли и поддерживали завоевательные цели германского империализма. Выступая 2 августа 1914 г. в качестве председателя палаты ландтага с речью, князь Карл Эрнст Фуггер фон Глётт выдал агрессию германского империализма за «необходимую борьбу за существование германской нации»[176].

В том, что касалось экспансионистских устремлений, высокородное дворянство и буржуазия были едины, но знатные «ископаемые» не желали делить с буржуазией политическую власть. Даже в последние годы войны, когда в рейхе началось брожение, стал назревать кризис и неизбежность военного поражения стала очевидной, Фуггеры по–прежнему упорно возражали против расширения первой палаты ландтага за счет избранных представителей различных групп профессий — и это всего лишь за несколько дней до свержения германской монархии Ноябрьской революцией 1918 г.!

Она разразилась через год после Великой Октябрьской социалистической революции. Уже на другой день после победы Октябрьской революции, 8 ноября 1917 г., декретом молодой Советской власти земля была отобрана у помещиков и передана в пользование безземельным крестьянам. Но в отличие от России немецкие рабочие и крестьяне не имели тогда закаленной в боях, опытной большевистской партии, которая смогла бы привести трудовой народ к победе. Экспроприация феодальных слоев, стоявшая уже на повестке дня революции 1848 г., осуществление которой, однако, было сорвано в результате сговора буржуазии с аристократией, осталась и 70 лет спустя лишь благим пожеланием. Хотя потерпевший тяжелое поражение в первой мировой войне германский империализм был расшатан и не способен к самостоятельным действиям, на выручку пришли лидеры социал–демократической партии Фридрих Эберт, Филипп Шейдеман и Густав Носке. Встав в начале мировой войны на сторону кайзеровского германского империализма, они, естественно, предали вспыхнувшую вопреки их желанию революцию и подавили ее с помощью генералов–монархистов, преданных им войск и с благословения Антанты. Никто не сделал из немецких дубов виселиц для богатых, никто не тронул ни сброшенных народом с тронов Гогенцоллернов и других князей, ни некоронованных финансовых и промышленных королей. Фуггеры также сохранили свое состояние, их имя фигурировало в «Ежегоднике миллионеров» рядом с именем бывшего баварского короля.