В душе у Луки уже разгоралась искра надежды. Раз Богдана прошла через всю Украину и осталась жива, почему не могла таким же образом спастись его мать? Он не раз слышал от Андукапара, что большинство беженцев на разных видах транспорта, эшелонами двинулись от линии фронта в тыл. Эту надежду Луке хотелось подкрепить беседой с Андукапаром, но тот, к сожалению, спал.

Лука долго метался в постели, очевидно, даже какие-то слова у него вырывались вслух, потому что Андукапар заерзал в своем кресле и спросил:

— Что с тобой, Лука, почему ты не спишь?

— Не знаю, не спится. Я не разбудил тебя?

— Нет, я тоже не сплю. В последнее время что-то со мной происходит. Я чувствую себя виноватым перед тобой, Лука. Помнишь, я тогда запретил тебе думать о Мтварисе! А потом сам стал о ней думать тайком. Теперь мне кажется, что я без спросу ворвался в твой мир и что-то у тебя отнял.

Лука ничего не ответил, потому что не понял, что значит «без спросу ворвался в твой мир и что-то у тебя отнял».

— Она тебе так и сказала, что тело у нее разрывается на четырнадцать частей и каждая часть болит своей, особенной болью?

Лука не сразу понял, о чем спрашивал Андукапар, потом вдруг вспомнил Мтварису.

— Да, так и сказала.

— И эту боль она связывала с луной — луна, мол, тоже распадается на четырнадцать частей.

— Да, она так говорила… хотя не помню, говорила или нет.

— Как странно. Ты знаешь, что это в самом деле связано с лунными фазами. Ведь именно четырнадцать дней проходит от новолуния до полнолуния.

Андукапар замолчал. Он молчал долго, как будто дожидался, что скажет Лука, какое впечатление произвели его слова. Но Лука ничего не сказал, потому что усомнился в словах Андукапара. Его сознание не могло осмыслить, как боли у человека могут быть связаны с луной.

— Я много думал о Мтварисе, так много, что… даже иногда видел ее совсем как живую… Я уверен, что Мтвариса — не настоящее имя, это она сама себя назвала. Знаешь…

— Мтварисы не существует! — прервал Лука эти размышления вслух. Он неожиданно почувствовал раздражение.

— Как это не существует? — поразился Андукапар.

— Я был там недавно.

— Где?

— В сумасшедшем доме.

— Ну и что?

— Нет никакой Мтварисы!

— Может, ты просто не видел ее?

— Нет! Мне сказал сторож — там нет никакой Мтварисы!

— Может, он ошибся? Ты показал ему окно?

— Да, он сказал, что это прачечная.

— Может, он скрыл от тебя?

— Он сказал, что всех знает, потому что уже тридцать лет там работает, но не слышал ни о какой Мтварисе.

— Но ведь ты видел ее собственными глазами?!

— Не знаю.

— Нет, этот человек с ума меня сведет! Ты ведь не мог это все сочинить! Не мог придумать Мтварису!

— Не знаю.

— Что значит «не знаю»?! Ты видел ее наяву?

— Мне кажется, видел.

— Лука, может, ты перепутал окно?

— Может, и перепутал.

— А ну, подумай как следует.

— Нет, не перепутал.

— Подумай хорошенько.

Лука задумался, но вместо Мтварисы увидел тех двоих в серых халатах, неспешно прогуливавшихся в полутемном коридоре. Дай-ка расскажу и про них Андукапару, решил он, но сразу передумал — не стоит. Лука не думал, что новое известие о Мтварисе так взволнует Андукапара. Волнение Андукапара оставалось ему непонятным, и это раздражало его еще больше.

— Мтварисы не существует! — упрямо повторил Лука.

Андукапар молчал. Вполне возможно, что он просто задремал.

Лука был уверен, что они всю ночь будут говорить о Богдане, ибо ее появление произвело на него сильное впечатление. Сначала он не задумывался над этим, и только теперь его память отметила, как изменился Андукапар с появлением Богданы, как преобразились его голос, улыбка. Руки у него дрожали, несколько раз он даже пролил чай. Старался быть веселым, но у него почему-то не получалось…

Потом Лука ощутил угрызения совести: Маико уже вторую неделю болела, а он ни разу ее не навестил. Даже не знал, что с ней. Завтра же пойду и навещу ее, улыбнулся Лука, довольный тем, что вспомнил Маико. Потом он припомнил, как поцеловал ее на кладбище и как они шли под руку по Сванетскому району. «Когда вырасту, непременно женюсь на ней», — подумал Лука. Это неожиданное решение так удивило его самого, что он чуть не присвистнул. Потом увидел очень ясно, как Маико лежала на своей любимой тахте, устремив глаза в потолок. Знакомое видение вызвало у него блаженную улыбку, и волнующая дрожь пробежала по всему телу. Свой визит к Маико Лука вспоминал часто, и это действовало на него всегда по-разному: иногда волновало, иногда успокаивало, порой угнетало. Сейчас он ощутил дурманящее блаженство.

Утром он проснулся от крика тети Нато. Ничего не понимая, он открыл глаза и огляделся: Андукапара в комнате не было. Тетя Нато истошно кричала. «А вдруг Богдана обокрала Андукапара?» — подумал Лука и тотчас вскочил. Закутавшись в одеяло, он выбежал в другую комнату.

Тетя Нато сидела на тахте, била себя руками по голове и царапала щеки: Андукапар и Богдана удерживали ее, и Лука сразу понял, что Богдана тут ни при чем: какое-то новое несчастье свалилось на них.

Андукапар и Богдана напрасно успокаивали тетю Нато. Упав на тахту, она громко рыдала, и ее худые, слабые плечи жалобно вздрагивали.

— Что случилось? — спросил ошеломленный Лука.

На Луку никто не обратил внимания — ни Андукапар, ни Богдана. Они пытались успокоить тетю Нато и, возможно, даже не слышали вопроса Луки. Но Лука не такой простак, чтобы поверить, будто они его не слышат. Было ясно, что оба не хотели ему отвечать. Закравшееся в душу Луки робкое подозрение теперь взорвалось со страшной силой и потрясло его душу и тело, лишило его на время и слуха, и голоса, и зрения. Потом он пришел в себя, вернулся в свою комнату и, как был — закутанный в одеяло, сел на кровать. «Случилась какая-то беда, — думал Лука, — наверно, с мамой… Из-за отца тетя Нато не стала бы так убиваться… Хотя нет… Тетя Нато теперь…» Он не успел закончить свою мысль, как в комнату вошла Богдана. Она подошла к Луке, погладила его по голове и опустилась перед ним на одно колено.

— Лука, очень дурные вести… Очень печальные… Мы сначала хотели скрыть от тебя, но ты уже большой мальчик… — начала Богдана.

— Мама? — прервал ее Лука.

— Нет! — на короткий вопрос также коротко ответила Богдана и умолкла. Потом поднялась и некоторое время ходила по комнате, скрестив на груди руки.

Плач в соседней комнате прекратился, оттуда больше не доносилось ни звука.

— Лука, извещение очень плохое, но умный человек не должен верить этой бумажке до конца… Знаешь, что я тебе скажу, Лука, я видела своими глазами все, что там происходит, и скажу тебе прямо: нет на свете такой силы или такого средства, чтобы можно было точно измерить несчастья, происходящие в этом аду. Попробуй определить, кто спасся, кто погиб, а кто попал в плен…

Дверь отворил перепуганный Андукапар.

— Богдана, идите сюда, помогите мне! Лука, скорей одевайся и зови соседей. Твоей тете плохо!

Богдана быстро вышла. Лука поспешно оделся и тоже выбежал в другую комнату. Тетя Нато, тяжело дыша, лежала на тахте, и лицо ее было землисто-серым.

Лука моментально поднял на ноги соседей. Тете Нато дали понюхать нашатырный спирт, натерли одеколоном виски. Эмма, сестра Коротышки Рубена, то и дело меняла ей холодные примочки. «Что делать?» — думал растерянный Лука. Он вышел в другую комнату и бесцельно слонялся из угла в угол. Потом он подошел к окну и выглянул на улицу.

Возле железных ворот ветеринарной клиники стояла разбитая кляча, запряженная в фургон. Мимо брел старик. Поглядел на лошадь и пошел дальше. На фургон взлетели два воробья, что-то поклевали и улетели, сели неподалеку на карниз двухэтажного дома. Окна второго этажа изнутри были закрыты ставнями. Возле клячи остановились двое патрульных, долго разглядывали лошадь, один даже похлопал ее по крупу. Кляча не шелохнулась. Потом патрульные ушли. Со двора ветеринарной клиники вышла женщина с полным ведром воды и скрылась за деревянными воротами двухэтажного дома. Прогромыхал по рельсам пустой трамвай.