Через неделю после захвата немцами Журавичского района Корниенко пришла на место явки, в федоровский лес. Встретилась с лесником Никитой Васильевым. От него узнала, что некоторые товарищи из районного актива сейчас живут в деревнях на полулегальном положении. Значит, есть с кем начинать работу! Татьяна Федоровна имела встречи с Арсеном Бердниковым, Феодорой Марковой, Власом Прохоровым и другими коммунистами. Мать и ребенка Корниенко не успели эвакуировать. Поэтому Татьяна Федоровна стала жить в Свержене. Она помогла создать здесь комсомольскую организацию, рекомендовала Михаила Журавлева руководителем подполья.
Недавно к ней заходил секретарь Рогачевского райкома комсомола Адам Андреевич Бирюков, старый мой знакомый. Вместе учились в институте, только он шел на год впереди меня. Он обрадовал Татьяну Федоровну: в соседнем, Рогачевском районе уже действует подпольный райком партии. Бирюков пришел сюда разведать, создан ли Журавичский подпольный райком. Но райкома еще не было, действовали лишь партийные и комсомольские организации в Свержене и Серебрянке. Адам Андреевич посоветовал, как дальше вести работу (все-таки рогачевские подпольщики уже имели кое-какой опыт), оставил августовский номер «Правды».
Мы долго разговаривали с Татьяной Федоровной. Я рассказал о наших комсомольцах, о том, что уже сделали, в частности, что неделю назад ночью вместе с Иваном Потапенко и Михаилом Прохоровым под Хмеленцом спилили четыре телефонных столба и оборвали провода.
— Да вот в школе работаю, — пожаловался я.
— Не один ты послан на работу. Мы направили наших людей в различные организации, чтобы срывать замыслы оккупантов.
Я задумался, потом сказал:
— Ну а пятьдесят экземпляров Сводки Совинформбюро сегодня к вечеру будут готовы. Думаем отнести в Малашковичи, Юдичи, Сипоровку. Пять экземпляров передадим в Корму — скоро должна прийти к нам «в гости» Катюша.
— Только будьте осторожны. Главное, чтобы не было провалов. Берегите людей!
Своей осторожностью она напоминала Арсена Степановича Бердникова. Я понял, что непреложное правило в работе подпольщика — осторожность, осторожность и еще раз осторожность.
На следующее утро, будто растревоженные шершни, засуетились полицейские, старосты. Они шныряли по всем деревням, срывали, соскабливали сводки Совинформбюро. Но в комендатуру не спешили докладывать: знали, за такое гитлеровцы не погладят своих холуев по головке. Немецкие прихвостни в открытую говорили, что это дело рук подпольщиков и окруженцев, угрожали нам.
В доме честного советского человека Онуфрия Шаройко собрались коммунисты. Сюда пришли Татьяна Федоровна Корниенко, местная учительница Феодора Тимофеевна Маркова, Арсен Степанович Бердников, Самуил Павлович Дивоченко, попавший в окружение Иван Афанасьевич Михунов, до войны работавший в Минске, Григорий Федорович Савченко — бывший заместитель директора одного из черноморских санаториев, довоенный секретарь Ляховичского райкома партии Владимир Данилович Горбачев. Пригласили и меня с Михаилом Журавлевым. На этом собрании заместителем секретаря — Татьяны Федоровны — избрали Михунова. Шефство над подпольными комсомольскими организациями партийная организация поручила Арсену Степановичу Бердникову.
Коммунисты решили любыми путями достать радиоприемник. Это задание поручили Т.Ф.Корниенко и Ф.Т.Марковой. Чтобы найти приемник, надо побывать не в одной деревне. Для женщин это менее опасно, чем для мужчин.
Прочтя «Правду», которую Татьяна Федоровна передала в ноябре через Журавлева, я написал листовку, а затем наши подпольщики собрались вместе и обсудили ее текст. Долго спорили. Михаил Прохоров настаивал, чтобы она была длинной — со сводкой Совинформбюро. С его мнением не согласились И вот почему. Во-первых, листовка должна быть написана на одной стороне листа, чтобы приклеить к забору или стенке. Во-вторых, писать придется печатными буквами, значит опять-таки нужен короткий текст. Сводку же Совинформбюро лучше написать отдельно.
Вот какая была она, наша первая листовка:
«Товарищи! Не верьте брехне немцев! Москва немцами не занята и никогда не будет занята! Москва живет! Не давайте фашистам хлеб, одежду! Бейте ползучих гадов на каждом перекрестке! Гоните их с нашей земли! Смерть фашистам!»
Снова заспорили, надо ли писать «Прочитай и передай другому!».
— Выходит, — горячилась Мария Потапенко, — мы наклеим, а кто-то прочтет и сорвет. Иначе, как же выполнить совет «и передай другому»?
— А давайте напишем просто, — как всегда спокойно предложила Нина Язикова. — «Расскажи об этом соседу, знакомым!»
Через день снова встревожились немецкие холуи. На заборах и стенах домов во многих деревнях волости и в самом Свержене появились листовки на тетрадных страницах. «Новые власти» опять ругали окруженцев, грозили комендатурой. Зато наш сосед Змитрок Кильчевский, обычно уравновешенный, степенный старик, взволнованно говорил мне:
— Правду в мешке не утаишь! Аж на душе легче стало от этих листков… Ну и что, ежели бои в Подмосковье? Никогда не сдастся Москва. Никогда, вот поверь мне, старику, никогда! — Кирчевский вдруг повернулся, кивнул на речку. — Вот скоро мороз скует ее. А вода и подо льдом течет! Так и тут: сколько бы «бобики» ни подбрехивали фашистам, люди знают правду. Правду ничем не задушишь. Она, как наша тихая Серебрянка, и подо льдом течет!
Безусловно, Змитрок Кирчевский не знал, что сводка Совинформбюро и листовка — дело рук моих товарищей, нашей организации.
Радостно было у меня на душе, что люди в тот день повеселели. Женщины подолгу простаивали у колодцев, мужчины чаще ходили друг к другу выкурить цигарку. Будто это был праздник, а не обычный день…
Пришла из Кормы Катюша. Она завязала знакомство с Николаем Купцовым, Титом Мятниковым, Михаилом Мельниковым и Александром Руденко, которые работали в кормянской типографии. Катюша была хорошо знакома с учителем Исаком Павловичем Костюченко. Он составлял и редактировал листовки. Купцов, Мельников и Руденко с большим риском для жизни набирали и печатали их в типографии, а в это время Тит Мятников стоял на посту. Готовые листовки Купцов на велосипеде привозил к Катюше. Она их прятала в тайнике, оборудованном в сарае с сеном.
Катюша рассказала, что в Корме гитлеровцы начали расстреливать евреев, причем семьями. В Серебрянке работали четыре сапожника из Сверженя. Мы их предупредили об опасности, но спасти не смогли. Вскоре фашисты во рву возле Сверженя расстреляли всех евреев, даже грудных детей.
Продолжали принимать молодежь в подпольную организацию. На очередном собрании точно определили обязанности каждого. По рекомендации коммунистов моим заместителем стала Нина Игнатьевна Левенкова, кандидат в члены ВКП(б), учительница. Боевая, острая на язык, она могла одной лишь едкой шуткой поставить на место недисциплинированного. Михаил Прохоров отвечал за сбор и учет оружия, Иван Титович Потапенко — за работу с бывшими красноармейцами, осевшими на зиму в деревнях. Екатерине Савельевой поручили разведку в Кормянском районе, а Марии Потапенко и Нине Кудасовой — в своем, Журавичском. Михаила Лукашова обязали собирать информацию о деятельности полицейских, старосты и бургомистра (его родственник Яков Янченко служил в полиции и мог выболтать нужные нам сведения). Собирать такую же информацию и передавать ее через Нину Левенкову должен был а Яков Яковлевич Якубов, человек уже в годах, но постоянно сотрудничавший с нашей комсомольской организацией.
На этом же собрании по рекомендации Левенковой приняли в члены нашего подполья Валентину Кондратенко, которая проживала в деревне Маленик Довского сельсовета. Договорились и о подготовке к приему в организацию Михаила Комарова. Он был неразговорчив, но замкнутость эта от природы да еще от лютой ненависти к оккупантам и их приспешникам. Михаил отличался самостоятельностью суждений, давал точные характеристики людям. Вскоре он стал хорошим подпольщиком.