Ну, кроме одного человека, но я все еще не был готов говорить с ней.

Я сел на скамью и вздохнул, наклонившись вперед и обхватив голову руками, я уперся локтями о колени. Достаточно того, что я слышал интервью, смотреть на экран я не хотел. Журналисты начали сыпать вопросами обо мне.

– Тренер, вы переживаете за сегодняшнюю игру Мерфи?

– Нет, – ответил он. – Что есть, то есть. Все мы люди. Это его первая неудачная игра в сезоне. У всех в сезоне есть парочка таких.

– Тренер, тренер! – выкрикнул другой журналист. – Этот год для Мерфи решающий. Вы думаете, это сказывается на его способностях?

Тренер громко выдохнул в микрофон:

– Да, это решающий год. Сказывается ли это на нем? Кто знает? У меня нет ответа. Я уверен, что его тяготит понимание того, что каждое твое движение оценивают и сканируют, но он крепкий. Он справится.

– Тренер Коллинз, источники, приближенные к Мерфи, говорят, что здесь причастны некоторые личные отношения, которые могли сказаться на его сегодняшней игре. Вы что-нибудь знаете об этом?

Я резко повернул голову в сторону телевизора.

Чертовы стервятники.

Я почувствовал, как все парни в комнате уставился на меня.

– Послушайте. Знаете, что? Он не докладывает мне о таких вещах и не должен. Он здесь работает и делает это отлично. Сегодня у него была тяжелая игра? Да. Вернется он в форму завтра? Да. Связываю ли я с этим личную жизнь? Нет. Если это так, меня это не касается, и не касается кого-либо еще. На сегодня все! – он оттолкнул от лица микрофон и поднялся из-за стола, не скрывая раздражения. Он выходил из себя, как все обычные люди, но никогда на камеру и определенно не во время интервью.

Коллинз промчался через раздевалку, не глядя ни на кого, особенно на меня.

– Это было грубо, – сказал Вайпер, сидевший рядом со мной, пот стекал по его вискам. – Ты как?

– Нормально, – я швырнул коньки в сумку.

– Не похоже.

– Ладно, я не в порядке.

– Хочешь о чем-нибудь поговорить? – осторожно спросил он.

Я сел и уставился в никуда:

– Я не хочу никаких советов, – предупредил я.

– Ладно. Выкладывай.

– Он вернулся, ее бывший. Как оказалось, еще несколько недель назад, но она мне не сказала, – выдохнул я.

– Интересно.

– Это все? Интересно? – я уставился на него.

– Тебе не нужен совет, – он пожал плечами. – Поэтому я слушаю.

– Если бы я попросил совета, какой бы он был?

– Простой. Надрать ему задницу. Она твоя женщина, борись за нее.

– Именно так я и сделал. Думаю, я сломал ему челюсть.

Он повернул голову, уставившись на меня, и похлопал по плечу:

– Отлично! Наш парень! Так почему она не рассказала тебе?

– Не знаю. Думаю, не хотела меня злить.

– Погоди! – он встал и забросил свои коньки в сумку. – Какого черта ты говоришь, что не знаешь, почему она солгала? Ты спрашивал ее?

– Я уехал. Был в ярости. С тех пор не разговаривал с ней.

Он открыл рот и нахмурился.

– Ты что, идиот? А если есть веская причина, почему она не рассказала тебе? Что, если ты, упертый осел, пока сидишь и перевариваешь все это здесь, мудак там успокаивает ее и восстанавливает ее разбитое сердце?

– Я сказал, что позвоню, когда мы вернемся.

– Тупица, у нас выездная серия! Сколько, как ты думаешь, ему потребуется времени найти обратную дорогу? Надеюсь, не в буквальном смысле?

– Она не станет делать этого. Не с ним, – я покачал головой, отмахиваясь от него.

А с чего бы нет? Ты не разговариваешь с ней. У нее разбито сердце. Она будет искать своего рода жилетку для утешения.

Меня затошнило.

Вайпер был прав... и признать это я мог не часто.

***

После дерьмовой игры я вернулся в номер отеля и перед душем проверил телефон. Четыре пропущенных сообщения: три от мамы, отвечать которой я был не в состоянии, и одно от Шей.

Я не долго думал отвечать сестре или нет, даже если волновался. Мама и папа уже поговорили с ней? Она знает? Если не знает, могу ли я вести себя так, словно ничего не произошло? Я не хотел разбивать ей сердце.

– Привет, малышка, – я старался говорить, как можно радостнее, отвечая ей.

– Броди! – выкрикнула она. – Какого черта происходит между мамой и папой?

Я вздохну:

– Они рассказали тебе, да?

– Да. Они позвонили утром и заверили, что хотят, чтобы я услышала это от них, а не от тебя.

– Как мило с их стороны, – саркастически ответил я, растягиваясь на гостиничной кровати.

– Что с ними случилось? Они ничего мне не рассказывают, – ее голос был тихим, грустным. Он отображал мои чувства.

– Они не знают. Мне они тоже не много рассказали, – я потер виски пальцами. – Хотя я ненадолго там задержался. Я как бы убежал.

– Мама рассказала. Она больше расстроена из-за этого, – с некоторым сомнением ответила она.

– Они сказали тебе, как долго знали об этом?

– Да! – прокричала она. – Чертов год! Какого хера? Какое-то дерьмо, Броди. Мы должны что-то сделать.

– Шей, а что мы можем? – я понимал ее переживания. Она отреагировала так же, как и я в тот вечер, когда намеревался помирить их.

– Не знаю, – всхлипнула она. – Запереть их в комнате, пока не решат все бросить?

– К сожалению, в жизни не все так происходит.

– Я в ярости, Броди, и мне больно, и я запуталась и... злюсь.

Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул:

– Я тоже злюсь, малышка. Я просто не знаю, кто бы не злился.

25

Кейси

Мое утро началось, как и в предыдущие, с отправки сообщения Броди, которое, скорее всего, останется без ответа.

К: ТВОЕ МОЛЧАНИЕ УБИВАЕТ МЕНЯ! Я ТАК СИЛЬНО ПО ТЕБЕ СКУЧАЮ, Я СТРАДАЮ. ПОЖАЛУЙСТА, ПЕРЕЗВОНИ. ЦЕЛУЮ.

Три дня без телефонного звонка и смс от него стали пыткой. Каждый раз, как только мой телефон издавал звук, сердце подскакивало к горлу. Я даже начала молиться, чтобы зазвонил домашний телефон, хотя не думаю, что у него есть номер. Внутри разверзлась такая боль, что даже телефонный звонок не унял бы ее. Я писала ему несколько раз просто сказать, что люблю его, и ни разу не получила ответа.

Моя стажировка заканчивалась, и я была уверена в отказе Морин. Очевидно, она ворчливая со всеми стажерами, просто у нее такая натура. Дарла заверила, что, если бы меня наняли в больницу, и она увидела бы во мне коллегу, а не стажера, с ней было бы приятно работать.

Какая разница.

Скорее Вайпер женится на монашке, чем меня возьмут на работу в больницу. Хотя, я буду скучать по Дарле. Мы стали ближе, и я знала, что мы все также будем видеться.

– Смотри, сколько ты уже сделала! – с гордостью произнесла Дарла.

– Знаю! Я почти настоящая медсестра, да?

– Ты и так настоящая медсестра. Это твоя сущность.

– Ну да, но думаю, я приняла решение, – я села рядом с ней за стол. – Думаю написать заявление в родильное отделение.

Она склонила голову и подняла брови:

– Правда?

– Да, – я пожала плечами. – Я много думала о подруге в Италии, о ее беременности и поняла, что это мое призвание. Помогать беременным женщинам, или тем, что рожают, этим я хочу заниматься. И не начинай о том, что придется возиться с крошечными детьми. Они словно кусочки рая.

Дарла засунула палец в рот и притворилась, будто ее тошнит.

– Да, пожалуйста. Все эти ноющие, жалующиеся женщины, которые ведут себя так, будто они первые, кто рожает на планете. Нет, спасибо. Я посижу со своими полуночными алкоголиками, сломанными конечностями, и Бог знает, чем еще.

– Ну, тогда будем частенько встречаться и обмениваться историями, – я улыбнулась ей.

– Определенно, – она ухмыльнулась мне. – Может, мы однажды сходим на двойное свидание.