Вместо того, чтобы срочно отвернуться, она растравляла себя с истинно мазохистским наслаждением.

Какой он большой! Какой красивый! Чуть симпатичней обезьяны, как и полагается мужчине. Настоящему мужчине. Ее мужчине.

Да ну? А кто мечтал о принце на кобыле в яблоках? Этот совсем не похож на королевского отпрыска, изящного и воспитанного. Ко всему прочему, никакая лошадь его не выдержит. Скорее, он сам закинет коня на плечо, а на другое — ее саму и, насвистывая, понесет в пещеру разводить первобытный костер.

И пусть, весело подумала она. Наверное, чтения стихов дуэтом тоже не предвидится. Куда деваться, если любовь оказалась совсем не такой, как…

Что? Какая любовь?! Кто это сказал? Кто это решил?

Я и решила, вздохнув, призналась себе Ладка. Может, и ему об этом сообщить, а?

«…главное, чтоб кто-нибудь вот так тебя любил…»

Да не главное это, не главное! Пусть только объяснит ей, в чем дело и разрешит спать на коврике возле его каюты. Вместо Ники. Этого вполне достаточно. Можно даже и не объяснять. Зачем ей какие-то объяснения? Не все ли равно, почему ее украли и куда везут?

Вот бы у него штурвал сломался. Интересно, бывает такое со штурвалами?

Или мотор бы заглох и бензин — солярка? — кончился, и тогда они бы остались посреди моря — навсегда. А что, ловили бы рыбку — большую и маленькую, — а вместо кофе пили бы по утрам соленую водицу, говорят, это очень полезно.

Со временем их принесло бы к острову — необитаемому, конечно.

И деваться ему от нее было бы некуда, и пришлось бы понять, что она — единственная. На необитаемом-то острове! Конечно, единственная!

Она подошла к рубке и встала у входа.

— Уходи, — сказал Артем, не глядя на нее.

— Если бы я могла, — сердито буркнула она.

— Мы уже подходим, иди собирайся! Собирать ей было нечего, но его слова повергли Ладку в ступор. Как это подходим? Разве тут есть необитаемые острова, где она будет доказывать ему, что единственная и неповторимая? А больше никуда подходить не надо! Не надо!

Камни зашуршали по дну яхты. Откуда-то с боку долетел радостный лай Ники, видимо, уже спрыгнувшей на берег.

— Иди, — приказал Артем голосом, которым можно было забить гвоздь в бетонную стену.

— Куда?! — завопила она истошно.

— Как ты мне надоела! — сказал он, с трудом сдерживаясь, чтобы не задушить ее немедленно. — Видел я лицемерных сучек, да что там, все вы бабы — двуличные, фальшивые дряни! Святая невинность! Задницей крутила — будь здоров! Шкуру свою спасала, скажешь?! Скажешь, не догадалась, куда мы плывем?! И сейчас не видишь, да?! Не видишь?! Или провалы у тебя в памяти?! За неделю жениха забыла?! Скольких же ты, как меня, окучила?!

— Подонок! — взвизгнула она, кидаясь на него. Он был готов. Но позволил ей пощечину, страстно мечтая хоть чем-то, хоть такой малостью искупить свою вину. Бей, девочка, бей, может, тебе удастся убить меня и тогда не придется корчиться от стыда!

Ладка всхлипнула, взявшись ладонями за его щеки.

— Ты обидел меня, — еле слышно прошептала она, — ты меня обидел ни за что ни про что. Я не хотела делать тебе больно. Я никогда бы…

— Замолчи. Прости, что я орал. Надо просто забыть.

— Что забыть? Почему? Ты можешь нормально говорить, Артем?

Он не мог. Для него все было, как дважды два, а она никак не возьмет в толк, что такого страшного в их… преступлении, и даже преступлением это не считает. Как он мог объяснять прописные истины?! Разве непонятно, что нельзя накануне свадьбы заниматься любовью с другом жениха?! Пусть не любовью, пусть сексом, но с азартом и упоением! Да при чем тут упоение? Никак нельзя!..

Что тут непонятного, черт побери?!

В кармане у него затрясся мобильный, и Артем, не выпуская ее из объятий, — оказывается, он обнимал ее?! — достал его и поглядел на него с тоской. Звонил Семен. Вероятно, узнать о ходе операции.

А тут — конец всему. Друга он потерял. Женщину не нашел. Нет, нашел, но она «другому отдана, и будет век ему верна!» А если и не век, а только по понедельникам и средам, Артему все равно.

— Перезвони попозже, а? — попросил он, нажав-таки кнопку приема.

— А что? Ты занят, Темушка? — подхалимским тоном поинтересовался тот.

— Очень, — Артем попытался взбодриться, — придумываю, как вам отомстить.

— Ну, извини, друг! — быстро заговорил Сенька, словно только и ждал этой фразы. — Ну да, ошибочка вышла. Хорошо, что ты все уже понял, а то бы Эдика удар хватил!

Какая ошибочка? Что он понял? Артем покосился на пепельную макушку и решительно выдвинул «Глафиру» из рубки.

— Темыч, алле! Ты куда ее девал-то? — виновато бормотал Семен.

— Кого?

— Ну, эту… Олимпиаду. Вот, блин, имечко тоже, да? Я потому и запутался, Темыч! Думал, она пошутила, а она не шутила.

Интересно, что Сенька пил? Или обкурился? Классе в десятом, помнится, они самозабвенно учились курить анашу, только вот такую чушь даже тогда не пороли!

— Какая, к черту, олимпиада? Ты спортом решил заняться, что ли? Тогда пить меньше надо!

— Так ты с ней не познакомился! — воскликнул Сенька и что-то зашептал мимо трубки, вероятно, для брата.

— С кем не познакомился?! — заорал Артем, чувствуя себя тяжелобольным, за спиной которого светила науки выражают родственникам соболезнования. — Вы там, придурки, что лопочете?!

— Темушка, ты не бери в голову! — возник в трубке голос Степана. — Ну не узнал ты, как девушку зовут, так и Бог с ней! Она еще с тобой?

— Со мной, — кивнул Артем, выглянув на палубу, где стоял предмет их разговора, — и как ее зовут, я запомнил. Глафира! Только непонятно, зачем мне это надо! Достаточно, чтобы Эдька имя невесты помнил!

И без всякого перехода добавил:

— А вам, придуркам, я уж точно морды начищу.

— Погоди, Темыч, — жалобно застонал Степан, — погоди про морды, скажи про девушку…

Сказать? Они что, издеваются? Откуда им знать, что ему есть что сказать про нее?!

— Что вы от меня еще хотите, мать вашу?! Я не выспался и хочу жрать, я только что получил десяток заслуженных пощечин, но, черт побери, я сделал так, как вы просили! Я ее привез! И даже пожелал счастья в личной жизни!

— Кому? — пискнул Степан не своим голосом.

— Глафире! — рявкнул он, и непонятно, что его удержало, когда он вознамерился запулить телефон в море.

На том конце провода восстановилась чрезвычайно странная тишина, в которой сопели в два голоса его друзья.

Господи, что еще?!

— Алле? — спросил Артем. — Вы еще здесь?

— Темыч, ты выслушай нас спокойно, — попросил Степка.

— Подожди, — отчаянно завопил на заднем плане Сенька, — не говори ему, может, само как-нибудь утрясется!..

— Что утрясется?

— Темыч, ты с девушкой совсем не разговаривал?

— О чем мне с ней разговаривать? — соврал он, сбавив тон до минимума. — Мало того, что она Эдика кинула и…

— Это не она кинула.

— Ну, не она! Он, конечно, тоже виноват! Но Глафира-то…

— Это не Глафира, — выдохнул Степа. Артему показалось, что он потерял сознание. Как будто сам Майк Тайсон отправил его в нокаут. Раз, и готово. Это не Глафира. А кто же?! Тень отца Гамлета?!

— Темыч, Темыч, алле! Мы думали, ты все уже выяснил. Понимаешь, Сенька перепутал случайно, ну, ладно, мы оба перепутали, такая вот ерунда получилась. Хорошо, что ты еще не приплыл. Ты ее отвези обратно, ладно? А если хочешь, мы сами сейчас приедем и отвезем. Слышишь? А ты пока к Эдику сходи, позавтракаешь заодно, ты же не завтракал…

Артем сжал ладонь, телефон треснул, и голос Степана пропал.

Все бы решалось так просто.

Он вышел из рубки. На палубе стояла девушка. Не Глафира. Другая.

В голове у него зашумело, будто кто-то очень энергичный наводил порядок в его мыслях. Кое-где оставались прорехи, кое-где торчали еще лишние куски, но, в общем-то, все было куда ясней, чем минуту назад!

— Как тебя зовут? — спросил он издалека. Вот так. Лучше поздно, чем никогда. Она сильно вздрогнула, но не обернулась.