Пилмахмуд смотрел на старика, как верблюд, которого прогнали с клевера, но мастеру некогда было вникать в этот немой упрек. Он увидел Айгюль. Дочь бросилась к нему на шею, припала головой к его груди. Старик без слов понял, что она хотела услышать.
Когда произошел выброс, Тойджан был на тормозе. Страшная сила отбросила его. Он ударился затылком о трубу и потерял сознание. На голове кровоподтек, а больше никаких ранений нет. Мы успели отнести его в сторону раньше, чем начался пожар. Сейчас он в больнице. Когда пойдешь к нему, сама увидишь, что ничего нет опасного.
Таган был краток, давая понять дочери, что времени у него нет. Хотя сознавал, что, пока не решили, как тушить пожар, он все равно не сможет быть ничем полезен. И все-таки бегал с места на место, потом отправился разыскивать сына.
Айгюль осталась одна. Ее удивляло, что никто не спрашивал о причине пожара, никто не искал виновника. Даже Аннатувак ни слова не сказал об этом… Среди пожарников мелькнула какая-то знакомая фигура. Нурджан! Она даже забыла, что оператор поехал в Сазаклы. Юноша тоже заметил Айгюль.
— Жди меня тут! — крикнул он. — Сейчас вернусь!
И через несколько минут он, запыхавшись, подбежал к Айгюль. Ей хотелось еще и еще слышать о Тойджане, хотелось, чтобы все кругом подтверждали, что ничего страшного не произошло. Она спросила:
— А ты видел Атаджанова? Это правда, что не опасно?
У Нурджана дернулась родинка на щеке.
— Я не видел его и не хочу о нем слышать!
Нет, недаром Айгюль была сестра Аннатувака! Бешенство охватило ее, безрассудное бешенство! Она вцепилась обеими руками в плащ оператора и стала изо всей силы трясти юношу.
— Мальчишка! — приговаривала она. — Ишак новорожденный! Ты не стоишь подошвы Тойджана, ты должен пыль от следов Ольги целовать, ты, ты! Повтори еще, что ты сказал!
Нурджан задохнулся. Он ничего не понял и подумал, что Айгюль так негодует, потому что не подозревает об измене Тойджана.
— Сейчас не время объяснять, но на твоем месте я бы больше не интересовался этим человеком!
— Где твоя голова? Да ведь письмо-то написал Ханык! — охваченная вдохновенным прозрением, закричала Айгюль.
— Ханык?! — переспросил Нурджан и тут же удовлетворенно подтвердил: — Ханык. Так и должно было быть.
— Так чего же ты… — Но Айгюль уже не могла докончить. Последние силы ушли на эту вспышку, ноги подкосились, и она почти упала на песок.
— Айгюль, дорогая, тебе плохо? — Нурджан готов был сейчас нести ее на руках до Небит-Дага. — Я знаю, где есть вода… Ты подождешь? А хочешь, я отнесу тебя к Тагану-ага? Хочешь?
— Не надо мне воды, ничего не надо, — махнула рукой Айгюль. — Садись рядом… Ты… Глупый…
Она говорила с трудом, но Нурджан понимал, что вся злоба выдохлась, она больше не сердится, может, даже жалеет его. Оператор опустился на песок, и, освещенные зловещим пламенем пожара, они долго сидели рядом, молчаливые, смуглые, чем-то похожие друг на друга.
— Если бы ты знала, какую тяжесть с души моей сняла, — сказал наконец Нурджан.
— Если бы ты мог понимать, что такое тяжесть… — горько улыбнулась Айгюль.
— То что? Доканчивай! — Мальчишеский задор вернулся к Нурджану.
— То молчал бы и радовался своему счастью. Ну, хватит. Пошли! Надо узнать, не идет ли какая машина в город.
В стороне от буровой собрались инженеры и начальники пожарной охраны. Они совещались, обсуждали, как лучше потушить пожар.
Майор из пожарной дружины предлагал заполнить песком тысячи мешков и закидать скважину. Очеретько советовал бурить наклонную скважину и через нее отвести нефть и газ в сторону. Сафронов сказал: из агрегатов и пожарных машин со всех сторон пустить воду и одновременно устроить взрыв. Аннатувак утверждал, что сбить пламя можно только с помощью взрыва.
У каждого были свои доводы, каждый был уверен в своей правоте, но всех перекрывал голос Аннатувака, привыкшего приказывать:
— Только взрыв! Двух мнений быть не может!
У Тагана не было опыта тушения пожаров, но по здравому смыслу ему казалось, что прав Сафронов. Начальственные окрики сына он находил совсем неуместными в такой трагический момент.
— Аннатувак, дорогой, зачем столько шума? Не грех послушать и специалистов, они же поседели на этих делах!
— Я начальник! — закричал Аннатувак.
— Вот поэтому-то и надо прислушиваться к людям.
Аннатувак бешено сверкнул глазами на отца.
— Молчать надо тому, кто ничего не понимает в деле! Мало, что устроил пожар, так теперь еще тушить мешаешь?
Таган сгорбился, как от удара.
— Мало, что умер, — тихо сказал он, — так еще ворон выклевал тебе глаза…
Айгюль, которая вместе с Нурджаном робко прислушивалась к спорам, не решаясь вставить слово, теперь не выдержала.
— Стыдно! Неужели не нашлось других слов для отца? Ты хоть отдаешь себе отчет, какое у него несчастье?
— Ты еще будешь рассуждать! Замолчи! — прикрикнул Аннатувак и добавил сквозь зубы: — Как будто у него одного несчастье.
Отец и сестра поняли, что спорить сейчас с Аннатуваком бесполезно, и замолчали. Всем остальным тоже было не по себе от грубой выходки Човдурова. Минуту продолжалось неловкое молчание. Все будто прислушивались к отдаленному гулу пожара и к легкому дробному звуку, с каким песчинки рядом падали на землю. Издали слышалось гуденье моторов подъезжавших машин. Аман обратился к молчавшему до сих пор Сулейманову:
— А вы, Султан Рустамович, какое предложение считаете правильным?
— Все эти меры хороши, но применяются в зависимости от характера пожара. Бурение наклонной скважины и отвод в сторону нефти и газа — хорошее дело, когда все остальные способы не дали эффекта, когда пожар продолжается несколько дней. Песок, конечно, тут не поможет. Остаются взрыв и вода, для того чтобы охладить и сбить пламя. Но подготовка взрыва требует времени, а водяную атаку попробовать мы можем сейчас же, и притом на всю мощность нашей водопроводной времянки!..
— Значит, вы за предложение Андрея Николаевича?
— Да. По-моему, сейчас надо пустить в ход воду и одновременно готовить взрыв.
Аннатувак, несколько успокоившийся во время этого мирного обсуждения, с готовностью поддержал Сулейманова:
— Присоединяюсь к этому предложению.
Машины, стоявшие наготове, стали окружать пылающую буровую.
— Пустить воду! — раздалась команда.
Ночь уже кончилась, начинал брезжить рассвет. Пламя пожара взлетало все выше в посветлевшем небе. Сотни глаз неотрывно следили за этим горячим дыханием земли. Газ, который горел сейчас, мог отопить тысячи домов, нефть — привести в движение сотни тысяч тракторов. Шум агрегатов и пожарных машин яростно спорил с гулом огненного чудовища. Шланги быстро вбирали в себя воду и бурно выбрасывали ее на устье скважины, а пламя пожара, казалось, разрасталось все сильнее.
Затаив дыхание зрители следили за борьбой. Таган вместе со всеми следил за ходом сражения, ни на минуту не отрываясь от огненного столба. Если пожар не удастся потушить, пропадет полугодовой труд всей бригады, пропадут государственные средства и черное золото, которого ждет вся страна, бесполезно останется лежать под землей. Если же сражение окончится победой, поломанные крылья мастера заживут, и он опять воспарит. Сердце Тагана стучало в такт тарахтевшим машинам.
Не меньше отца волновалась Айгюль. Что с Тойджаном? Можно ли доверять тому, что о нем сказали? Всей душой она стремилась в Небит-Даг. Но как уехать, не дождавшись конца? Что скажет она Тойджану и матери? Сможет ли успокоиться сама? Ах, да когда же потушат этот свирепый огонь! Айгюль уже казалось, что языки пламени лижут не воздух, а лицо, гул пожара гудит только в ее ушах.
И Аннатувак потерял терпение. Он расхаживал взад и вперед широкими шагами. А Пилмахмуд, глядя на армию машин и агрегатов, которая тщетно боролась с огнем, испытывал жгучий стыд, вспоминая, как телом своим хотел придушить пламя.
А когда восток побелел, словно обрызганный молоком, огненный столб вдруг пошел вниз. Какие-то новые силы подземных недр вышли на помощь нефтяникам: видно, где-то в глубине скважины произошел обвал и фонтан начал быстро слабеть. Этим воспользовались пожарники, тотчас же усилившие водяную атаку. Пламя еще раз взметнулось в небо, затем упало и исчезло из глаз.