Алана Инош

   ПОД МАСКОЙ ДЖОКЕРА

   мини-повесть

   Посвящение: мудрым детям, видящим свет истины яснее нас, взрослых; тем счастливым, кто научился жить в ладу со своей Душой.

1

   Мёрзлая земля отзывалась гулким стоном на каждый толчок бегущих ног, туманное пространство леса запускало сырые щупальца страха в душу. Сердце превратилось в маленький жалкий комочек и трепыхалось в груди, как раненый птенец. Узел волос Нелли распустился на бегу, и вся эта светло-русая грива реяла за нею, почти как флаг на ветру. Слишком длинные — он схватит её за них! Его руки способны дотянуться до чего угодно...

   «..ли!» — донеслось до её слуха, и сердце пронзила нежная боль, светлая, как клинок.

   Из-за стволов показалась знакомая фигура в джинсах и толстовке. Сколько раз Нелли стирала эти вещи, не счесть! Лицо бескровное — то ли выбелено этим странным туманом, то ли покрыто слоем пудры, как у Пьеро. Но Влада не пользовалась косметикой — значит, эта мертвенно-молочная бледность могла быть только по одной причине...

   Против них было всё: и этот страшный лес с живыми, дышащими и стонущими деревьями, и эта холодная земля, и даже воздух, тоже стылый, режущий лёгкие. Нет, им не убежать от летящей на чёрных крыльях плаща бледноликой маски с навеки застывшим оскалом улыбки. Преследователь нагонял, протягивал руки, и они неправдоподобно удлинялись, будто резиновые. Ещё чуть-чуть — и его белые перчатки коснутся волос Нелли, омерзительно защекочут ей плечи, словно паучьи лапы...

   Голос Влады раздался гневно и хлёстко, как удар кнута; она прыгнула масконосцу на спину и сцепилась с ним в схватке, а ноги Нелли утонули в противной слабости и будто вросли по колено в густой, как кисель, отнимающий жизненную энергию туман. Бессилие сомкнуло свои ледяные объятия вокруг её тела, в то время как руки преследователя в клоунских перчатках смертоносной хваткой сдавливали шею Влады — эту родную шею, каждый сантиметр которой Нелли изучила в поцелуях...

   Желтоглазая молния вдруг вторглась в это мертвящее туманное безвременье, и устоявшийся сценарий разлетелся острыми осколками. Большая короткошёрстная кошка, серая с полосками, вцепилась когтями в плащ человека в маске, и ткань слизисто поползла клочьями и дырами... Сверкнули острые кошачьи зубы, и лес огласился воплем.

   Могильный туман был тоже, видимо, удивлён происходящим, а потому отпустил ноги Нелли, и она, окрылённая свободой, кинулась на помощь к Владе. Укушенный кошкой преследователь разжал руки, и Нелли обняла, укутала любимую собой, защищая её невидимыми крыльями, а масконосец оторвал зверя от себя и швырнул о дерево. Кошка удивительным образом успела сгруппироваться, пружинисто оттолкнулась от ствола и — Нелли видела всё как при замедленном показе — сбила своего противника с ног ударом всех четырёх лап в грудь. От этих спецэффектов Нелли обмерла, зарываясь пальцами в мягкую, густую шапочку волос Влады. Их спасительница была чуть меньше леопарда и крупнее оцелота, стройная, изящная и длинноногая, текучая, как ртуть. Большие уши — как чуткие локаторы, а глаза — будто капли медового янтаря.

   Человек в маске, зажимая окровавленной перчаткой рану на шее, издал холодящее душу змеиное шипение и летучей мышью растворился в тумане за стволами, а в следующее мгновение зачарованный лес как сквозь землю провалился. Вокруг колыхалось залитое косыми вечерними лучами солнца цветущее разнотравье, в чистом закатном небе сиял покой, зажигая в глазах Влады тёплые искорки. Ветер трепал её короткие волосы, солнце зажигало на них осеннюю рыжинку, и обрадованная Нелли хотела повиснуть у неё на шее, но поймала только воздух... Цветущее пространство вечернего луга разлучало их, унося Владу прочь, в розовеющий складками перистых облаков закат, и сердце Нелли зашлось в тоскливом крике. Тёплая и пушистая преграда в виде сильного тела кошки обвилась вокруг её ног, не давая догнать уходящую Владу.

   «Не держи её», — раздался голос.

   Изумление накрыло Нелли с головой, и она осела в звенящую кузнечиками траву. Пасть кошки оставалась сомкнутой — слова будто раздавались у Нелли в мозгу. В этих янтарных глазах светился отнюдь не звериный разум.

   «Это сон, — сказала, а точнее, телепатировала кошка. — Ты можешь научиться контролировать его, если захочешь. Тогда ты получишь власть над своими кошмарами. Всё хорошо, ничего не бойся».

   Поющая вечернюю песню трава обернулась постелью, и в тёплом сумраке комнаты Нелли увидела у себя под боком свою избавительницу. С тягучим ласковым «мрр» та устроила голову у неё на груди, как раз напротив сердца, и ватно-слабая рука молодой женщины приподнялась, чтобы почесать кошке за ухом...

   — Мама, мама, проснись! Тебе опять снится плохой сон!

   Свет лампы на тумбочке больно прорезал веки. К окну лип холодный мрак — то ли ещё ночь, то ли уже утро? Не поймёшь: зима.

   — Ну всё, всё, мама проснулась, — простонала Нелли, мягко отстраняя от себя тормошащие её руки дочки. — Не тряси меня...

   Леська исправно выполнила наказ: как только мама начнёт стонать и разговаривать во сне — немедленно будить, потому что ей в это время снится что-то страшное. Забравшись в постель и прижавшись в пододеяльном тепле к Нелли, девочка спросила:

   — Тебе опять Влада снилась?

   Погладив светлую дочкину косичку, Нелли уткнулась в подушку, чтобы задавить на корню колкие солёные зародыши слёз. Ощупью нашла телефон, разблокировала экран: семь утра, первое января.

   В углу моргала разноцветными огоньками искусственная ёлочка, блестя мишурой и хрупкими стеклянными шарами, а на разложенном диване смогли бы устроиться двое... Но место справа пустовало.

   Холодное умывание прогнало слезливость и остатки сна из глаз, на плите исходил ароматной пеной кофе в турке, а в дочкину кружку с мордочкой львёнка Симбы лилась струйка горячего молока. Леська громко зазвенела ложечкой, размешивая быстрорастворимое какао — свой любимый «Несквик». Зимний утренний мрак созерцал из-за стекла тихий семейный завтрак: булочки с маслом, яйца всмятку, кофе — непременно мужского рода! — и расцвеченное гирляндой одиночества сердце. Жуткая пустота в постели справа, к которой Нелли никак не могла привыкнуть, сегодня, кажется, немного сдала свои позиции благодаря мягколапому и желтоглазому чуду, вторгшемуся в привычное течение кошмара и прогнавшему Джокера-душителя. Леська даже заметила, что мама встала не в таком плохом настроении, как обычно после подобных снов.

2

   Зубастое чудовище по имени «развод» откусило половину семейной жизни Нелли, когда Леське исполнился годик. Впрочем, этот зверь оказался санитаром: «любовная лодка» и так трещала по швам, раскачиваемая Вадимом. Сперва Нелли была склонна винить себя: заботы о малышке отнимали всё её время, и муж оказался обделённым. Помогать Нелли с дочкой он не горел желанием, а недостаток женского внимания стал искать на стороне... и таки нашёл. И Нелли не стала его удерживать.

   Мать убеждала: «Погуляет и вернётся». Нелли стискивала зубы и ожесточённо молчала.

   — Не руби сплеча, ребёнку нужен отец, — осенней мухой жужжал голос матери, а Нелли, уставившись в одну точку, слушала в своём сердце жёсткого, непреклонного невидимого обвинителя: «Вот что бывает с теми, кто идёт против себя самого».

   А под рубиново тлеющим, как остывающая лава, слоем этой боли горело странное, почти мазохистское удовлетворение: «Я знала, что так будет. Что и требовалось доказать».

   Мать уговаривала сохранить семью, подсовывала статьи на тему «почему мужчина не готов стать папой и как с этим бороться», всё твердя:

   — Ты почитай, умные же люди пишут!

   Нелли отложила эти статьи, не осилив и абзаца тошнотворных рассуждений умных, многоопытных женщин, безусловно, съевших собаку на теме семейных отношений.