— Я просто не могу в это поверить… — покачала головой Риннолк. В подступивших сумерках ее кожа была почти серой.
— Люди Герцога узнают, кто его нанял, — твердо сказал Элле-Мир. — Но это уже не наше дело. Мы и так извалялись в этих интригах и заговорах… Через два… три дня… мы просто уйдем домой. А до этого еще погуляем на празднике.
Девушка усмехнулась. Что скажет Великий Герцог? Всего-то день прошел с его приказа найти жуткого мага!
А Его Светлость был немногословен, но очень рад. Он встретился со стражей спустя буквально ойт с пленения цнэрга, на этот раз открыто, при всех объявив об удачной поимке "еще одного преступника". Отличный ход — заговорщики узнали о собственном провале и наверняка уяснили, что следует уже затихнуть, раз даже такого сильного колдуна удалось выследить. Кроме того, и страху Хальтен этой новостью нагнал немалого — вероятно, Ройоль выдаст любого из своих нанимателей, а бежать из столицы сейчас — значит расписаться в собственной вине.
— А вы, — тихо сказал Хальтен, когда Кайса и Риннолк подошли ближе к правителю и склонились в поклонах, — прекрасно справились с работой. Отдыхайте и готовьтесь к отправлению домой. Я напишу письмо Его Величеству Батину Второму…
Благодарность Его Светлости выразилась, кроме того, в изысканном ужине, который принес слуга в комнату барда вечером. Поздно, но спать после всего пережитого не хотелось, наоборот, Кайса с удовольствием отправился бы в город на всю ночь — играть, пить и целовать красивых девушек. Вместо этого он позвал Риннолк. У наемницы в голове бродили такие же мысли, за исключением только "девушек"… и, конечно, вместо "играть" подошло бы "танцевать". В общем, ночь обещала быть если не прекрасной, то хотя бы мирной.
И потом, у Кайсы все же оставался один вопрос, очень важный. И он хотел узнать ответ на него еще до отбытия в Даремл.
Глава 23. Согласие на помощь
"Ну разве возможно нам стать настоящими друзьями? — думал Кайса. — Дурацкие разговоры, когда хочешь произнести добрые слова — а не получается, просто не выходит; молчание без причин, такое глубокое и вязкое, как будто оно что-то значит, а что — не знаешь; улыбки и усмешки, когда паршиво, поджатые губы и нахмуренные брови — когда все прекрасно".
Вино — терпкое, пряное, сладковатое… Сложно говорить. То есть, сначала было легко — на взводе, диком душевном подъеме, возбужденным охранникам болталось очень даже беззаботно. А вот потом, когда пыл понемногу охладился… Все опять стало как прежде. Как будто не было ни долгого пути, ни совместных "подвигов", ни общих неудач.
— Расскажи что-нибудь, — попросила наемница, не в силах терпеть молчание. Копаться в собственных воспоминаниях она не желала. — Что угодно, любую байку! Можешь наврать — я сделаю вид, что поверю…
— Если я совру — ты этого не заметишь, — пообещал Кайса и улыбнулся. — Задай вопрос.
Девушка обвела взглядом комнату. Волчьи морды скалились с лепнины на потолке, штор и даже канделябров. Волки окружали ее, и так уж вышло, что самый настоящий оборотень сидел прямо напротив. Впрочем, он-то меньше всего походил на зверя, а к волкам и вовсе отношения не имел.
— Какое дело было у тебя последним? До прибытия посольства?
— Не слишком интересное, — пожал плечами разведчик. — А вот в Эйм-Туире, что за нашим лесом…
— Рассказывай, — улыбнулась девушка. Она как раз этого и ожидала — что бард пустится в воспоминания и займет время до сна. Хотя сна могло и вовсе не быть — с таким-то рассказчиком.
Риннолк слушала, но полностью отвлечься от собственных мыслей не получалось. Просто обычно ее голову занимали личные проблемы, а вот теперь — бард. Девушка не знала, какое слово больше применимо к их встрече — "повезло" или "угораздило". Уже в который раз она приходила к выводу, что становиться врагом Кайсы опасно. Несмотря на всю его миролюбивость и жизнерадостность.
— Что скажешь? — девушка не заметила, что бард молчит уже с полкейды. — Или мой голос даже без музыки тебя усыпляет?
Можно было бы отшутиться, но отчаянно хотелось высказаться. Элле-Мир смотрел, как борьба с самой собой ясно пропечаталась на лице его напарницы.
— Ты знаешь… — Риннолк вдруг подалась к нему, в глазах отразился огонек свечи. — Я думала, ты играешь… А ты такой есть. И ты с легкостью вызываешь симпатию у всех, кого встречаешь…
— Не у всех, — спокойно возразил Кайса, не отводя взгляда.
— Почти, — Риннолк мотнула головой и задумчиво провела пальцем по краю кубка. — Трудно поверить, что такие люди все-таки существуют…
— Какие? — наверное, не нужно было спрашивать, но мнение этой наемницы стало для Кайсы важным.
— Не знаю, — покачала головой Риннолк. — Несколько дней назад я бы сказала, что ты из тех людей, которым больше всего подходит пустое, слишком размытое слово "хороший". Но это не так. Иногда я начинаю тебя ненавидеть, — призналась девушка.
"Взаимно", — чуть не отозвался бард.
— Потому что не понимаю, как так можно. Как можно быть в ужасном настроении и так радостно улыбаться. Как можно убить человека, — пусть даже мерзавца и чернокнижника, — а потом прийти в таверну, расцеловать подавальщицу и петь… Это ложь, такая чистая ложь! — Риннолк потерла переносицу, закрыла глаза на пару мгновений и продолжила:
— Я так думаю… Но ведь постоянно притворяться невозможно. Значит — ты и есть такой? Потому что ты — оборотень? Два обличья, два характера, два сердца?
— Не знаю, Ри, — разведчик пожал плечами и слабо улыбнулся. — Не знаю, я никогда об этом не думал. Просто жил, как мне легче. Я бы мог выбрать боль, отчаянье, тоску — причины бы нашел, хоть в своем происхождении, хоть в прошлом. Но… — Кайса вздохнул. — Откровенность за откровенность, Риннолк. Жить в холоде и обмане слишком паршиво, и я убедился в этом лишний раз, глядя на тебя.
Наемница откинулась на спинку стула, внимательный взгляд стал жестче. Во рту у барда пересохло.
— Я тоже не понимаю тебя, Риннолк, — Кайса отпил вина, хотя в голове уже и так слегка шумело. — Я думаю, ты много пережила, и, конечно, не мне судить, но… Зачем? Я тоже могу спросить — зачем придумывать себе сложности? Ведь и так тяжело. Такое чувство, что ты камень… — Кайса прищурился, словно что-то припоминая, а на самом деле не желая смотреть ей в глаза. — Один знающий человек сделал глиняную куклу, а затем обжег ее в горячей печи… А потом оживил. А потом — сам взял и умер, — Кайса развел руками, усмехнувшись и случайно плеснув вином себе на руку. — А голем его — остался.
— К чему ты это? — хмыкнула Риннолк.
— К кому, Ри, к кому, — хотелось спать, пора заканчивать этот разговор. Завершение беседы, в отличие от всего остального, Кайса успел придумать и продумать. — Хотелось бы мне знать, кто тебя сделал големом.
— А неужели не приходило в голову, — с тихим, холодным раздражением отозвалась Риннолк, — что создателем могла быть я сама?
— Тогда ты страшный человек, — Кайса вздохнул и внезапно жестко произнес:
— Скажи мне — всегда такой была? "Терновником"? Ведь не имя это… Тебя не удивляет, что в оборотне больше человеческого, чем в тебе?
— Сколько вопросов, — фыркнула девушка, кривя губы. Это ее выражение лица — презрение пополам с жестокостью, — всегда не нравилось Кайсе, а сейчас просто взбесило. — А ведь последний свой вопрос ты использовал много дней назад!
Кайса молчал слишком долго, смотря в сторону, а Риннолк не шевелилась. Наконец бард перевел на нее стеклянный взгляд и выдохнул:
— Ненавижу твою ухмылку!..
И в тот же миг он резко подался к наемнице, выбрасывая вперед руку с ножом. Стол покачнулся, кубки и кувшин опрокинулись, по скатерти растеклись красные винные пятна, ваза устояла, только яблоко покатилось и упало Риннолк на колени. Девушка судорожно сжала его в руке, но больше ничем не показала своего испуга.