Жизнь в России

Цикл жизни в России строится следующим образом.

Основная и самая продолжительная стадия — БАРДАК.

Затем короткий период — ВОЗМУЩЕНИЕ МАСС.

Далее мгновенный — ПОИСК ВИНОВНЫХ (умершие руководители, внешние враги, семиты, кооператоры и тому подобное).

Далее — ОТВЛЕКАЮЩИЙ МОМЕНТ (передачи о преступности, проституции, съездах Советов, неопознанных летающих объектах, психотерапии и так далее).

Следующий этап, короткий, но яркий — ОБЕЩАНИЯ ВЛАСТЕЙ.

Затем вновь основная и самая продолжительная стадия — БАРДАК.

Если смотреть с высоты птичьего полета, откуда короткие периоды не заметны, то кажется, что вся наша жизнь — один сплошной БАРДАК.

Но это не так. Кроме него есть проституция, алкоголизм, преступность, наркомания, коррупция, съезды Советов и так далее.

Живите для души

"Николай, бродяга, здравствуй! Что же ты, непутевый сын, ничего не напишешь о себе? Небось замотался, еле языком ворочаешь? А говорил я тебе: «Не ходи в геологи, проклянешь все». И еще сдуру напросился на Север. Черт тебя знает, о чем ты думаешь! Мать вот подсказывает: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей». У нас и у дядей твоих чего только нету, а все благодаря связям. Теперь решили пожить для души, тебе рано пока об этом думать, обставься сначала.

Привет от наших, вот они все тут сидят: мать, дядя Сергей и дядя Петр.

P.S. Дядя Петр завел знакомство в книжном магазине, теперь мы все с подпиской — читай не хочу".

«Николай, здравствуй! У нас горе. Дядя Петр прочитал Толстого, Тургенева, Чехова и пошел сознался в хищениях. Дали ему три года с конфискацией имущества. Теперь он будет к тебе поближе. В остальном без изменений. Для души решили больше не жить, здоровье уже не то. Хотим выехать на природу, прийти в себя. Мать велит передать: „Если женился, то поцелуй жену“».

"Коля, здравствуй, сынок! Дядя Сережа был в заповедном лесу на озере, вернулся как с курорта — кровь с молоком. Очень понравилось, говорит: местность красивая, особенно закаты. Вечером сидишь у костра — тишина, рядом озеро дышит, и кажется, будто кто-то смотрит на тебя из леса, к себе манит. Рассказывал часов до шести утра, а в половине седьмого пошел сознался в махинациях. Дали ему пять лет с конфискацией имущества. Теперь он будет к тебе поближе. Остались мы с матерью одни. Хочется пожить для души, но как-то боязно. А так все хорошо, всего полно. Пиши, не забывай нас.

P.S. Мать последнее время недосыпает, сторожит меня".

"Коля, сынок дорогой, здравствуй!

Какие у тебя новости? Что ищешь сейчас в недрах земли? Хорошую ты себе выбрал профессию! Я до слез рад, Коля, что у тебя ни кола ни двора! Живи для души! Горжусь тобой, сынок, так и знай!

Привет от наших. Вот мы все тут сидим: дядя Петр, дядя Сергей и я, твой отец".

Пророк на Руси

— Тиха-а! Щас будет говорить пророк.

— Давай! Выведи все как есть, всю правду! Не таи ничего, мы заступимся. Давай, не робей.

— И будет в пятом году война с Японией. Войну мы проиграем.

— Не бреши.

— В четырнадцатом году выйдет нам опять война с немцем. Проиграем и эту.

— Несет чего не попадя. Пьяный, что ли?.. Тебе сказали: правду говори, а ты чего городишь?

— В семнадцатом вижу реки крови, пойдет брат на брата, русский на русского.

— Вишь, он не в своем уме.

— А которые выиграют бойню, начнут потом уничтожать своих: и матерей, и отцов своих.

— Врача, что ль, позвать?.. Или городового…

— А молиться станут мумии, незахороненному праху. И в жертву ему приносить станут детей своих.

— Вали его, христопродавца! Вали дьявола! Своим судом, робята! Топчи! Не пророк он! Узнали его. С Якиманки он, мещанин… Сахаров ему фамилия, не то Солженицын. Топчи, слышь! Чего там.

Открытие

В суматохе государственных дел Гайдар как-то не обращал внимания на состояние кабинета. Но вчера день выдался полегче, удалось поспать лишний час, и утром, как заново родившийся, он вдруг заметил, что кабинет крайне запущен. Вызвал секретаря.

— Я ж не Христос.

— В каком смысле?

— Почему как в яслях?.. Уборщица у нас работает?

— Да. Я ей дала вчера пятьдесят рублей. Наверное, мало.

— Пятьдесят рублей?!

— Надо было сто?

— Да вы в своем уме?

Гайдар вызвал начальника отдела кадров. Вошел добродушный краснощекий здоровяк с визжащим щенком на руках.

— Вызывали, Егор Тимурович?.. Цыц, шельма. Так и норовит за палец цапнуть.

— Что это? Откуда?! Почему в рабочее время?!

— Народ — балбес, Егор Тимурович, сколько раз говорил: не несите в рабочее время. Нет! Хоть кол на голове теши. Теперь новую моду взяли — щенками дают… Щенок пять тысяч стоит.

— Взятка?!

— Подарок.

— Выйдите вон!

Гайдару стало плохо, он кое-как дотащился до кресла и тут же рухнул в него, схватившись за сердце. Заглянувший Шохин вызвал «скорую помощь».

Врач долго мял руку в запястье, жевал сочные свои губы, но ничего не говорил.

— Что с ним? — спросил присланный от Ельцина Шахрай.

— Сразу не скажешь, — запетлял врач.

— Жить будет?

— Как Бог даст.

— И вы ему что-нибудь дайте.

— А нам-то кто дает? — с обидой спросил врач.

Шахрая возмутило, он выбежал из кабинета.

Секретарша достала свой незамужний кошелек, отдала последние сто рублей.

Сделали укол. Гайдар повеселел до того, что вызвал начальника госбезопасности, намереваясь по-своему отблагодарить врача.

Когда гэбиста ввели в курс дела, он сокрушенно закачал головой:

— До чего дошло! Кому ж теперь верить?

— Арестуйте его, — потребовал Гайдар. — Сорную траву с поля вон!

— Арестовать можно, — затоптался гэбист. — Да тоже ведь хлопоты… лжесвидетелям плати, то да се, пятое-десятое… бензин нынче…

Секретарша стянула с пальца перстенек.

После второго укола Гайдар задышал ровнее, но серость с лица не сходила и речь не ладилась, хотя явно тужился сказать что-то.

Наконец мертвую тишину разбавил слабый шепот:

— Господи, почему ты не заберешь меня отсюда?

И столько было искренней боли в этом страдающем голосе, что сверху откуда-то разлился неземной свет и добрый-добрый голос сказал:

— Забрать-то можно… Да тоже ведь… у самого семья: Сын, Святой дух… то-се, пятое-десятое.

Гайдар, собрав остатки сил, поманил пальцем невесть откуда взявшегося корреспондента.

— Егор Тимурович, что?

— Коррупция на всех уровнях!

— Эка, батенька, — разочаровался корреспондент, — этой новости уж лет семьдесят… Можно, конечно, подать и как открытие… да бумага нынче вздорожала — никаких сил нет.

Гайдар тоскливо посмотрел в окно. День разгорался медленно, нехотя, как бы говоря: разгореться-то можно, да тоже ведь зима, мороз, то да се, пятое-десятое…