С этим грозным спичем судья подхватил Пэгги под руку и быстро вышел из тюремной камеры, оставив у Боба Друка еще одну драгоценнейшую примету неуловимого майора Кавендиша.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Мыс св. Макара
Сыщик Кенворти слез с поезда на перроне лондонского вокзала в без четверти четыре дня. Но по старой традиции, введенной романистами начиная от Коллинза и кончая Честертоном, Лондон был окутан таким туманом, что, если б его резали ножами, не хватило бы точильщиков по всей Великобритании, для того чтобы вывести вышеупомянутые ножи из полного отупения.
Кенворти пробормотал сквозь зубы ругательство, закутался в плащ и влез в первый встречный кэб, крикнув внушительным голосом:
— Скотланд-Ярд!
Нет надобности говорить, что кэб блуждал около часа вокруг одного и того же памятника, заезжая ему то сбоку, то сзади, то спереди, покуда лошадь не наехала на полисмена, a этот последний не направил кэб куда следует.
Поднявшись по лестнице в кабинет Лестрада, Кенворти не без удивления заметил странное поведение полиции. Весь Скотланд-Ярд жужжал, как улей. Чиновники бегали взад и вперед. Полисмены — входили и выходили. Сыщики то и дело хватали себя за голову, блуждающими глазами смотрели по стенам и шевелили губами. Наконец вышел сам Лестрад, значительно поседевший и потолстевший с тех пор, как его описал Конан Дойль, на ходу протянул руку Кенворти и отрывисто спросил:
— Нашли?
— Я поймал шпиона, выслеживавшего господина майора, — отрапортовал сыщик. — Шпион посажен мною в ульстерскую тюрьму под видом колониального революционера. Из суммы, назначенной Всемирным банком, мне следует…
— Кукиш! — злобно отрезал Лестрад. — Какого чёрта вы носитесь со шпионами, когда Скотланд-Ярд висит на волоске! Когда у нас остался один единственный день! Когда вся Англия покрыта плакатами, вопросами и вопросительными знаками! Вы, сударь, пришли издеваться надо мной!
Кенворти вытаращил глаза.
— Ну да, — простонал Лестрад, откидываясь на спинку кресла и вытирая со лба холодный пот, — разве вы не знаете, что приказано нам в трехдневный срок отыскать мыс святого Макара? В случае неуспеха грозят всеобщим увольнением! Лорд Чирей захворал от волнения подкожным вспрыскиваньем! Лорд Биркенхед схватил подмышкой градусник! Я сам уже два дня как болею порошками хины по шести гран и готов умереть. Лучше умереть, чем выйти в отставку!
Кенворти вышел из Скотланд-Ярда как убитый. Все его надежды получить хорошее вознаграждение за поимку шпиона рассеялись. Между тем лондонский туман не рассеялся ни на йоту, а, наоборот, сгустился до такого киселя, — что Кенворти потерял всякое представление о дороге. Сделав несколько шагов, он со всей силы налетел на тумбу, получил хорошую шишку и в бешенстве сунул руку в карман за электрическим фонарем. Но не успел он пустить свет, как вскрикнул и схватился за голову. Мир, окружавший его, менее всего походил на Лондон. Это был фантастический мир, волшебный мир, театральный мир! Справа, слева, спереди, сзади, снизу, по всем меридианам глядели на него десятки, сотни, тысячи, миллионы плакатов рыжего, белого, желтого, зеленого цвета, и на каждом плакате обещались различные премии, от йоркширской племенной свиньи и до образцовой яхты, тому, кто укажет местоположение мыса св. Макара!
Оставим Кенворти растерянно бродить среди туманов, афиш и плакатов Лондона и перенесемся на минуту к толстому маленькому человеку, сидящему под парусиновым зонтиком, четырьмя опахалами и собственным веером на пороге модного здания, увенчанного двумя мачтами. Здание стоит на самом берегу Персидского залива, среди низкорослых кактусов, с неба обжариваемых отоплением, которое в один час могло бы вылакать весь лондонский туман, если б природа руководилась в своих дарах хоть каким нибудь подобием госплана и регулировала качество собственной продукции. Короче сказать, мы возле тропиков, под носом у Индии, в английской зоне влияния, а толстенький человечек заведует радиостанцией и называется мистером Лебером или, по-туземному, Лебра.
— Из Лондона сообщают, мистер Лебер, что мыс Макара все еще не найден! — задыхаясь, сообщил чиновник, выбежавший с радиостанции.
— Найдется! — спокойно проговорил Лебер, являя разительный контраст со своим подчиненным.
— Но из Афганистана сообщают, что таинственная надпись появилась на коре всех миндальных и пробковых деревьев!
— Дураки, пробки портят, — пробормотал мистер Лебер, ничуть не смущаясь.
— Но, мистер Лебер, десятки тысяч туземцев спустились с гор, прошли мимо нашего лагеря и требовали учебников географии! Нашего миссионера нашли повешенным вверх ногами на кокосовой пальме с прибитой на ногах надписью на афганском языке: «Смерть псу, утаившему мыс Макара!»
— Пустяки! — лениво процедил мистер Лебер.
— Но американский купец, — злобно вскричал чиновник, выходя из себя от флегмы своего начальства, — американский купец, мистер Лебер, начал постройку перед самым нашим носом!
Тут только мистер Лебер отвел опахало, спущенное к его подбородку, и увидел кучку белых людей, копошившихся на самом берегу, покрикивая на меднотелых туземцев. Туземцы таскали бамбук, бревна, доски, солому и тростниковые крыши.
— Это другое дело, — произнес Мистер Лебер и тотчас же встал с места.
Высокий афганец простер над ним зонтик. Мистер Лебер величественно спустился с крыльца радиостанции, проследовал на берег, сел на складной стульчик и вынул бинокль. На берегу с фантастической быстротой строилось нечто вроде выставочного павильона. Раз, два, три — стены, фундамент, половицы, оконный переплет воздвигнуты наподобие карточного домика. Тростниковые крыши накрыли их меньше чем в десять минут. Один рабочий водрузил наверху шест с американским торговым флагом, другой развернул огромное белое полотнище. А на полотенце черными буквами стояло:
На успели прикрепить полотнище, как ехидный рыжеволосый янки появился на балкончике вновь отстроенного балагана и величественно обозрел свое владение. Огромные тюки, носильщики с ящиками, ручные тележки, просто мешки на спинах полуголых афганцев стали вноситься в павильон со стороны суши и моря. А перед павильоном с быстротой молнии возникла сухопутная очередь из самых разнообразных туземцев, начиная от мирных таджиков и кончая звероподобными, горными лурами и белуджистанцами в горных шапках. Тут были старухи, женщины, дети, юноши в живописнейших лохмотьях и рваном тряпье. Лица их — медного цвета, волосы опутаны, ноги босы, а страстное нетерпенье написано в каждой черточке.
— Что нам теперь делать? — взволнованно опросил чиновник.
— Стать в очередь, — спокойно ответил мистер Лебер, подмигнув своему подчиненному. — Стать в очередь и разузнать, во первых, где находится мыс Макара, и, во вторых…
— Но, мистер Лебер…
— Не перебивайте меня! И, во вторых, сколько заплачено американцами этому фантастическому стаду туземцев, за вычетом расходов на грим, туалетные принадлежности и театральные парики.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Встреча с кеосой предвещает несчастье
Гуссейн выполнил распоряжение Мартина Андрью и водворил караван в беленьком домике. Правда, хозяина домика нигде нельзя было найти. Но отец Беневолент провел гостей в пустынные комнатки, снабдил их сетками от москитов и мазью от скорпионов, имел с Мартином Андрью секретный разговор и, казалось, мирное внедрение в домик произошло благополучно и не предвещало ничего дурного.
Однако Гуссейн угрюмо покачивал головой. Он был истый турок, родившийся в Алеппо. Он отлично знал плохие и хорошие приметы. И уж если в день дважды на улицах Джерубулу ему довелось встретить кеосу, дурной глаз тяготел над всеми их делами, что бы там ни воображали хитрые инглезы. Он выбрал поэтому самую бедную, пустую и отдаленную комнату, принадлежавшую отцу Арениусу, потому что она была крайней и имела одну только дверь. Туда он велел курдам внести паланкин, и забинтованная Эллида была выпущена лишь после того, как кривой глаз Гуссейна убедился в прочности замков и запоров.