Тот немедленно влюбляется в неё, но понимает всю недостижимость своей мечты. Он монстр, чудовище. Она умница, красавица, спортсменка и отважная защитница природы. Но они работают вместе. Она корреспондентка, он фотограф при ней. Она начинает собственное журналистское расследование и оказывается под угрозой со стороны разных нехороших людей. И Тот с нескрываемым облегчением начинает кромсать негодяев направо и налево. Он становится её защитником, её покровителем. Как жуткая версия Красавицы и чудовища, Супермена и Лоис Лейн, Кинг Конга и блондинки, Эдварда Каллена и Беллы Свон, Леона и малолетней Натали Портман. И всё в том же духе, но только с русскою душой.
Я так вошёл в это повествование, что иногда плачу, когда пишу самые душещипательные моменты (а таких немало в книге). Всё-таки я очень чувствительный человек. А строчки вылетают одна за другой, спасибо Ворду, и мне кажется, что роман пишется сам собой. Иногда мне приходит в голову крамольная мысль, что книгу пишу вовсе не я, а я – Тот другой Я. Но тут же выбрасываю эту мысль из головы. Я ведь писал задолго до его появления. Или он всегда был во мне? Голова кругом.
Я чувствую себя Франкенштейном. Я оживляю Тасю каждое утро, день за днём. И под моими строчками она обретает плоть и кровь, бессмертие в моей личной книге. Мне хочется в упоении шептать «Она жива». Но потом я выхожу из-за письменного стола, куда мне пришлось переселиться. Женечка не любит, когда я ставлю ноутбук за обеденный стол. Я не возражаю. И когда я закрываю ноутбук, Тася снова умирает до следующего дня. Аид нашёл свою Персефону.
Я сажусь в кресло перед мёртвым экраном телеящика и засыпаю наяву. Мой маленький мирок разрушен. Нет больше заброшенного поместья. Нет защитника леопарда и нет сада, который он защищал. Даже фантомы покинули меня. Сейчас внутри меня пустота. В ней только двое – Я и Он. Приходится жить лицом к лицу со своим коварным безжалостным врагом. Я знаю его облик так же хорошо, как свой собственный, но при этом я совсем не знаю его. Я пристально вглядываюсь ему в лицо, но не понимаю шевеления губ. Не вижу его размытых черт. И сидя вечером перед пустым телевизором, тихо шепчу ему.
- Кто ты?