Старые перчатки с треском лопнули. Резкая боль обожгла ладони. Исай сжимал пальцы вокруг этой огненной змеи. Он душил ее из последних сил. Надо было остановить веревку, усмирить ее. Она бежала все медленней и вдруг замерла. По всей ее длине висела красная бахрома.

– Черт! – выдохнул Исай.

Сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Руки горели. Отдышавшись, он крикнул:

– Марселен! – Ответа не было. Живот сжало от ужаса. Он крикнул громче:

– Марселен! Марселен!

Снизу послышался слабый шум, и сдавленный голос Марселена:

– Я здесь, Зай.

– Ты не ушибся?

– Я как выжатый лимон.

– Я тебя спрашиваю, у тебя ничего не болит?

– Да вроде нет. Не знаю. Я выдохся.

– Ты хоть закрепился?

– Да.

– Сможешь подняться?

– Нет. У меня не хватит сил.

– Хорошо. Я вытащу тебя сам… Ты только немного мне помоги.

И Исай стал тянуть веревку. Окровавленные руки прилипали к пеньке. Острая боль пронзала тело, проникала в мышцы, доходила до костей. Сжав челюсти, закрыв глаза, он едва держался на ногах от муки и от счастья.

«Я удержал его. Я содрал в кровь руки, но я удержал его. Я, Зай! Только бы он немного помог себе сам!..»

– Тяни! Тяни, Зай! Почему ты остановился?

Эта пытка никогда не кончится. Высшие силы приговорили его навечно: он так и будет тянуть эту гигантскую рыбу – своего брата. Взмах руки, еще один. Сильная боль, снова боль. Веревка ослабла. Над краем площадки появилась тень. Исай открыл глаза и выпустил веревку из рук. Рядом стоял Марселен, бледный, с поцарапанными щеками, дрожащими губами.

– Когда ты освобождал веревку, она покачнулась, и от неожиданности я дернулся; рюкзак потянул меня назад, и я сорвался вниз.

Перед глазами Исая плясали сверкающие точки. Он боялся потерять сознание.

– Ты дашь мне свой рюкзак, – сказал он глухим голосом.

– Я и без рюкзака не смогу подняться! – закричал Марселен. – Я понял это. Я десять метров пролетел… Еще бы немного и от меня мокрое место осталось бы. Я хочу вернуться! Давай спустимся! Спусти меня, Зай!

Вдруг он всхлипнул. В глазах мелькнуло что-то жалкое. Судорогой перекосило потрескавшиеся до крови губы.

– Спусти меня немедленно.

– Это не так просто, – сказал Исай.

– Да, плевать я хотел! – визгливо выкрикнул Марселен. – Я не хочу тут загнуться.

Веди меня обратно.

– Жаль.

– Почему?

– Потому что самое сложное уже позади.

Через полтора часа мы выберемся из камина и к полудню будем на вершине. Вот, выпей немного, подкрепись.

– Марселен взял из рук брата бутылку и отхлебнул глоток виноградной водки. Щеки разрумянились. Лицо было подвижно, будто его тянули во все стороны за ниточки. Он ничего не говорил. Он думал. Слышалось его свистящее дыхание.

– Конечно, в том нет никакой необходимости, – снова заговорил Исай. – Мы сделаем, как ты захочешь. Но раз уж мы здесь, жалко поворачивать назад.

Марселен отдал ему наполовину пустую бутылку. Исай убрал ее в рюкзак.

– Ты уверен, что дальше будет легче? – спросил Марселен.

– Не будь я уверен, я бы тебе этого не говорил, – сказал Исай, глядя на свои сбитые до крови ладони. Руки медленно отходили.

Он проводил языком по воспаленным губам.

Но стоял лютый мороз, и от холода забывалась даже самая сильная боль. – Бог не допустил… – проговорил он.

– Ты поранился?

– Немного.

– Значит, ты не сможешь держать веревку.

– Не беспокойся об этом.

– Ты не сможешь больше страховать меня?

– Смогу, Марселен. Если понадобится, я подниму тебя, как гирю.

– Ты говоришь так, ни о чем не думая. Как всегда.

– Я говорю то, в чем уверен. И потом нам осталось совсем немного. Посмотри. Скалы кончаются.

– Полтора часа, – пробормотал себе под нос Марселен.

Лицо его успокоилось. В глазах снова появился живой блеск.

– Ну, если так, стоит попробовать, – сказал он наконец.

– Так оно и есть.

– А не то повернем назад.

– Ладно.

– Я хочу немного передохнуть, снять рюкзак.

– Давай его мне. Я сам понесу.

Марселен скинул рюкзак с плеч и бросил его в снег. Низины заволокло туманом. Горы погрузились в молчание. Скалы были затянуты льдом. Исай вынул крюк из-за пояса, нашел подходящее место и вбил его. Потом отрезал кусок веревки и закрепил на крюке, получилась люлька.

– Пригодится на спуске.

– А как же в других местах?

– Я сделал, что мог… По возможности. Тебя устраивает?

– Да, да…

– Я рад, что ты со мной согласен, – сказал Исай. Он помолчал и тихо добавил:

– Знаешь! Должен тебе сказать, это отличное восхождение. Первый подъем зимой. Провалиться мне на этом месте, если я ошибаюсь, И мы совершаем его вдвоем – ты и я. В одной связке. Как братья. Это же память на всю жизнь.

Марселен сделал вид, что не расслышал.

Из носа у него свисали сталактиты. Исай окинул брата нежным взглядом. Здесь, посреди этого безлюдья, жизнь была прекрасна сама по себе, все ясно, надежно, и невозможно объяснить, отчего это так. Мороз крепчал.

Солнечный луч, двигался по земле. Ветер принес из долины в этот заброшенный угол знакомые тихие звуки. Раздался далекий колокольный звон и стук молотков в кузнице.

Этот шум стоял в ушах, как гудение осиного гнезда. Потом звук дрогнул, затих и вернулся к себе на равнину, на дорогу, к засыпанным снегом домам.

Исай робко тронул брата за плечо:

– Марселен! Марселен!

– Что?

Исай подмигнул:

– Сдается мне, что это не последнее наше с тобой восхождение!..

Еще три четверти часа они с трудом поднимались по обледенелой стене и наконец дошли до широкой, полукруглой террасы. Там, не теряя времени, они привязали к ботинкам кошки. В пяти метрах выше навис над пропастью выступ изо льда. Огромный ледяной столб, упирающийся в площадку, поддерживал этот навес. Между серой скалой и ледяной подпоркой был узкий лаз, который вел на крышу. Исай протиснулся туда. От любого резкого движения все ледяное сооружение могло обрушиться на него.

Исай старался не прислоняться к шаткой опоре. Прижавшись к стене, он делал зарубки на обледенелой поверхности камня. Узкое пространство не давало ходу руке. При каждом движении он натыкался локтем или плечом на гладкий, как зеркало, ледяной столб. Камин наверху сужался. Чтобы удержаться, ему пришлось вырубить одну ступеньку во льду. Стоя так, одной ногой на ступеньке из хрупкого стекла, другой – оперевшись краем ботинка на узкую складку в скале, он поднял голову. Белая крыша прикрывала проход. Какой она толщины? Твердая ли? Исай воткнул острие ледоруба в пласт льда и охнул:

– Твердый, как цемент!

Он стал долбить лед. Блестящая стружка летела под ударами ледоруба. Иногда тонкий, как стекло, осколок падал со свистом вниз. «Берегись!» – кричал Исай и снова брался за работу, покрякивая от натуги.

Вдруг ему на голову скатился ручеек серой пыли. Твердый снег, но это все-таки не лед!

Странно, до тошноты ломило глаза.

– Подстрахуй меня, Марселен, – сказал он.

– Ты не держишься?

– Да нет, на всякий случай.

И он опять принялся долбить потолок. Наконец, остервенело замахнувшись, он пробил его насквозь. Через отверстие проникал бледный свет.

– Я вижу небо! – закричал он.

Вскоре вся крыша над головой была в пробоинах. Потоки радужного снега сыпались как через решето. Боковым ударом Исай соединил маленькие отверстия, пропускающие через себя холод и свет. Его окатил с головы до ног мелкий снежок. Он отряхнулся и, задыхаясь, сказал:

– Подожди немного! Я расширю проход, и мы выйдем отсюда.

Когда отдушина была уже достаточно широка, он осторожно подтянулся, уцепившись за кромку льда, и вылез на крышу. Марселену уже ничего не стоило подняться вслед за братом, тот просто вытянул его наверх. Они не сказали друг другу ни слова. Пейзаж изменился. Не было скал, перед ними расстилался белый ровный склон, ведущий к обдуваемому ветрами гребню горы.