Исай потянул носом воздух, вглядываясь вдаль.

– Да, неважное дело. Скоро снова подует северный ветер.

Деревня осталась у них позади, и они все дальше уходили от человеческого жилья.

Впереди медленным, размеренным шагом с фонарем в руке шел Исай. Он слышал, как ему в спину дышит Марселен, как поскрипывает снег у него под ногами. Пламя свечи, качаясь в такт шагам, выхватывало из темноты то застывшие снежные волны, то валун с надвинутым набок ночным колпаком, то куст с заиндевелыми ветвями. Дальше их путь перерезал горный ручей – черный поток с меловыми берегами. Они перешли через ручей по деревянным мосткам. Воздух был зыбок, свеж, пропитан запахом влажного камня.

Исай все дальше проникал в ночную мглу, и не было теперь для него ничего важней характера снега и повадок ветра. Однообразное движение согревало тело и гнало прочь все мысли. Спокойствие, царившее в его голове, было безмолвием после взрыва пушечного ядра. Плечи расправились, колени были подвижны. Он радовался тому, как легко тело вошло в привычный ритм дальних горных походов. Ему были знакомы каждый камень, каждая кочка на дороге. Ночные наваждения, преображенные льдом картины не могли сбить его с пути. Так он шел около двух часов, неторопливо и неутомимо. Потом земля стала тверже, склон пошел круче, встал, как щит, который подпирают сзади руками.

Под воздушной мглой ночного неба проступил густой мрак леса, точно осадок на дне таза. Они вошли под неподвижную колоннаду лиственниц. Чернота пятилась, отступая перед фонарем. И он прокладывал узкую просеку света: по обе стороны от тропинки вырастали из мрака прямые красные стволы, как бы срубленные на высоте человеческого тела. Мощные корни взрывали белую гладь дороги. Трещали ветки под лапами невидимого зверя. Широкие полосатые тени кружили вокруг деревьев, потом смыкались, как пластины черного шелкового веера. Иногда Исаю в лицо летела пригоршня блестящей снежной пыли, и он жадно вдыхал растворенную в воздухе свежесть. Вскоре пришлось поменять свечу. Марселен горячился:

– Что ты так возишься! Как будто спишь на ходу! Шевелись поскорее!

Они пошли дальше. Новая свеча была слабее предыдущей. Темный свод над ними опустился ниже, обрубая почти под корень стволы лиственниц. Исай сощурился, устав от бесконечной череды стоявших навытяжку призраков.

– Я не думал, что это так далеко, – сказал Марселен.

– Это только кажется, что близко.

– Ты уверен, что к восьми часам мы подойдем к скалам.

– Да.

– А, по-моему, ты ошибаешься.

– Нет, в этом я не могу ошибиться. У снеговой границы мы отдохнем и перекусим.

Хочешь есть?

– Нет.

– Ну, немного поесть просто необходимо.

Поток ледяного ветра охватил плечи. Они уже были на краю леса. Бледная зыбь размывала контуры деревьев. Полоса света расплылась, поблекла и вывела их на заснеженный пригорок. За ним ночной мрак сливался с густым туманом. Его легкие кисейные занавески плавно колыхались в ночи, скрещивались, разлетались в стороны, беззвучно рвались.

– Ничего пока не видно, – сказал Марселен.

– Да, нет же, – отозвался Исай. – Смотри, вот там…

Он показал на серую неясную массу вдали: она казалась сгустком тумана, застывшим у горизонта.

– Скала, – сказал Исай.

Его глаза округлились. Как сомнамбула, внезапно выведенный из забытья, он с удивлением озирался по сторонам, не узнавая места своего пробуждения.

– Что с тобой?

– Все это очень странно.

– Не болтай. Иди вперед!

– Да, Марселей. Сейчас, – кивнул Исай, но не двинулся с места.

С каждой минутой он все отчетливей осознавал дерзость своей затеи. Он содрогался от одной мысли о том, на что решился. Им предстоял головокружительный подъем по отвесной скале, покрытой ледяной броней. И все для того, чтобы там наверху взять деньги у погибших… «Как я мог это допустить? Еще утром не поздно было отказаться». Но в голове была пустота, ноги шли сами собой. А там в деревне никто ничего не подозревает…

– Давай, давай! Пошевеливайся! Нечего слюни распускать!

Марселей толкнул его кулаком в спину.

– Послушай, а может быть, все-таки лучше вернуться, – выдавил Исай.

– Если хочешь, возвращайся. А я пойду один.

– Один! Да я не пущу тебя одного.

– Сдвинешься ты с места наконец!

Исай вздохнул и, согнувшись, пошел вперед. Он делал это не из любви к деньгам, его поступком двигала любовь к брату. Не мог он позволить, чтоб Марселен, потеряв надежду продать дом, упустил и этот случай.

Есть вещи, в которых нельзя отказать брату.

Он подбадривал себя, думая о том, что их ждет впереди, если поход удастся: «Мы починим хлев, у нас будет большое стадо…» Но что все это стоило в сравнении с его страхом и тоской.

Небо на востоке стало пепельно-сизым.

День еще не наступил, но ткань ночного неба кое-где уже посветлела. Резвый ветер шелковой лентой скользнул по губам Исая. За расплывающимися облаками угадывался волнистый контур плато, которое полого поднималось вверх, к первым скоплениям скал.

Подошва темной каменной громады была оторвана от земли, опоясана полосой курящегося дыма. А наверху тесный строй вершин, словно вырезанных из черного картона, четко прорисовывался на фоне неба. Исай остановился. Ноги по щиколотку уходили в снег.

– Надо надеть снегоступы, – сказал он.

Они закрепили на ногах снегоступы и медленно побрели дальше, широко расставляя ноги, ухватившись руками за ремни своих рюкзаков. Овальные рамки снегоступов, густо переплетенные веревками, поднимали при каждом шаге столп мелкой сахарной пудры. Два человека с трудом, рывками, пробирались в этом мире неопределенных линий, оставляя за собой глубокие следы.

Время остановило свой бег. Расстояния были ни с чем не соизмеримы. Ориентиры исчезали, едва возникнув.

– Мы правильно идем, Зай?

– Да, Марселен.

Исай завороженно глядел на эту снежную белизну и беспросветный туман и больше всего на свете боялся, что они исчезнут. Он был в полной безопасности, пока шел вот так, размеренным шагом, по снегу. Он был у себя в этом тихом покойном краю. Его власть кончалась наверху, у первых гранитных плит.

– Погаси фонарь, – сказал Марселен. – Он нам больше не нужен.

Исай остановился, машинально задул свечу, сложил фонарь и сунул его в карман рюкзака.

– Иди вперед! Что ты ждешь?

Ночь была уже на исходе. Горы становились все ближе. Сквозь туман пробивался порывистый ветер. Две синие тени ложились на снег. По грязному небу разлилось пятно кислоты. Исай опустил голову, чтобы не смотреть вперед. Шаг, другой, еще шаг.

– Подходим! – объявил Марселен.

Исай поднял глаза и, как порывом ветра, был остановлен открывшейся прямо перед глазами картиной. Над белой землей вырастала гигантская стена. Изрезанные косыми тенями, отшлифованные до блеска льдом, чеканные, остекленные, точеные вершины венчали это враждебное человеку сооружение. Плотный снег на уступах обрывистых скал поблескивал, как осколки фарфора. На островерхий пик было косо наброшено воздушное кружево резных готических зубцов.

Слева, над гладкой скалой, нависла шапка льда, о которую разбивались первые солнечные лучи. Туда им и предстояло подняться.

По небу проплывали розовые губки, походя они смахнули небольшое нефритовое озерцо, впитав в себя его свет. Множество других чудовищ из пара с порванными в клочья плавниками спешили заслонить последние проблески ясного неба. Воздушные потоки перемешивали вокруг горных вершин бесформенную массу, и ее нити цеплялись за мельчайшие неровности каменных стен.

Исай, не отрываясь, следил за этим молчаливым поединком, в котором небо и горы сошлись, чтобы помериться силами. Он понял, что существует какая-то таинственная связь между затраченными им усилиями и красотой картины, которую он наблюдал. Ничего подобного не могло происходить без него.

Солнце вставало для него одного, для него одного горы убрались красками зари. Он чувствовал и себя причастным к этому ослепительному и грозному творению.