Изменить стиль страницы

На улице стояла уже настоящая весна, мокрые улицы блестели, отражая огни притушенных витрин, воздух был теплый, сладкий, незнакомый, словно его сменили, пока они сидели там, в душном, накуренном зале ресторана. Весна!

* * *

Как-то вечером Роман вернулся с работы необычно веселый, помолодевший, возбужденный.

— Послушай, Вета, — сказал он, — и ты, мама, тоже послушай. Это очень серьезно. В общем, дело в том, что мне предложили перейти на другую работу в совершенно новую закрытую фирму. Это предложение для меня большая честь. Представляете, оказывается, их шеф сам прочитал мою статью и сказал, что я должен работать у них.

— А кто такой этот шеф?

— В общем-то, я даже не знаю его фамилии, да и мало кто ее знает, его называют просто по должности — Главный конструктор, но это огромная фигура, просто гигантская. Они занимаются такими вещами, что просто голова кружится; в общем, это связано с космосом.

— С чем, с чем? Господи, только космоса нам и не хватало!

— Рома, а это не опасно?

— Какая опасность, мама, я же инженер, а не летчик. Но это очень интересно. Нет, ты понимаешь, то, что он меня сам приглашает, — это просто чудо. Я буду работать за городом, немножко далеко, но какое это имеет значение. Словом, я согласился. Они мне дали два дня на размышление. Представляешь, там не теряют времени зря, сразу быка за рога… и соглашайся. Правда, оформление очень долгое, но это ничего, зато работают они как черти. Так хочется настоящего дела! А здесь эта дурацкая мышиная возня с Ивлиевым, с приоритетом. Наплевать на приоритет, важно, чтобы само дело чего-то стоило.

— Ого, какая речь, — усмехнулась Вета. — Ты, по-моему, и правда на седьмом небе от счастья, первый раз тебя таким вижу.

— Да, я счастлив и горд, — он засмеялся своим заливистым странным смехом, — я ведь, в сущности, очень честолюбивый человек, а ты этого даже не знаешь. Я сегодня счастлив.

— Такое солидное учреждение — и так далеко, — сказала Мария Николаевна. — Неужели у них нет чего-нибудь поближе к центру? А ты тоже хорош, Рома, соглашаешься сразу, ничего не узнав. Может, были места и лучше, раз уж тебя приглашает сам Главный конструктор?

— Ах, мама, ну что ты говоришь, какие условия? Не интересуют меня никакие условия, меня интересует работа. А если ты волнуешься из-за зарплаты, то платят там даже больше, ты ничего не потеряешь, и никто ничего не потеряет. — Улыбка его гасла, он ходил по комнате, потирая большие белые руки, свистел сквозь зубы.

Разговор не получался, но и разойтись они не могли. А в первом часу ночи вдруг раздался звонок, звонила Юлия Сергеевна.

— Вета, извини, что я так поздно, но я просто схожу с ума, Ира не у вас?

— Нет, мама, что ты, я ее вообще несколько дней не видела и не слышала.

— Ума не приложу, где она может быть.

— Ну, знаешь, наша Ирина — человек самостоятельный. Да она, наверное, с ребятами, с Баргайсами.

— Вета, подумай, что ты говоришь. Может быть, она и с ними, но где — в такой час? Что она делает?

— Мама, я сейчас возьму такси и приеду. Конечно, все это ерунда, и она сейчас явится, но я приеду. Слышишь, не сходи с ума, все будет в порядке…

«Господи, только бы это не было связано с Марисом, — думала Вета, поднимаясь по знакомой лестнице с узорными чугунными перилами. — Что мне говорил тогда Айнис, на что намекал? Да нет, не может этого быть, она, наверное, давно уже дома».

Но Иры дома не было, пахло валерьянкой, мама металась по квартире:

— Вета, наверное, надо позвонить в бюро несчастных случаев, а я боюсь. Я не знаю, что делать.

— Мама, ничего не надо делать, поверь мне, надо ждать. Она придет, вот увидишь.

Неожиданно громко в ночной тишине пустой квартиры раздался телефонный звонок. Вета торопливо схватила трубку. Но это звонил Роман:

— Она не пришла? Вета, я немедленно выезжаю.

— Не надо, Рома, я тебя умоляю, не надо. Все будет нормально, я переночую здесь, ты нам совершенно ничем не сможешь помочь, только еще больше будет суеты. В любом случае она не одна и скоро придет. Я тебе тогда позвоню.

Ирина пришла в начале третьего. Открыла дверь своим ключом и удивленно уставилась на Вету:

— Чего это ты здесь? Мама! Но ведь я говорила тебе, что они уезжают, должна же я была их проводить! А поезд уходит поздно. Ну чего ты смотришь? — Ирка была румяная, сияющая, таинственная. — Потому что метро уже не ходит, я шла с вокзала пешком, я думала, все давно спят. Здорово так было!

— Что было здорово? — растерялась Юлия Сергеевна, нервно заглядывая Ирине в глаза. — О чем ты говоришь?

Ирина засмеялась:

— На улице было здорово, мама. Иду — никого, весна, Москва и я. А идти все-таки далеко, но совсем, ни капельки не страшно, даже весело. Только жалко — мальчишки уехали.

Они погасили свет и лежали в прозрачной темноте, в своей старой, до мелочей знакомой детской. Ирка ворочалась на кровати, и наконец раздался ее голос, полный едва сдерживаемой радости:

— Вета, а ты знаешь, я целовалась! Нет, ты не думай, что как-нибудь там в щечку, — по-настоящему! Он меня вот так взял ладонями за щеки и поцеловал.

— Кто — он?

— Ну конечно, Марис, разве ты не поняла раньше? Вета, ты знаешь, я его, наверное, люблю.

Вета смотрела на нее, не зная, что ответить. Нужно ли было рассказывать Ирке то, что сказал ей Айнис? Зачем ей знать это? Пока они встретятся снова, пройдет много времени и, может быть, Ирка забудет о нем. Господи, как странно, Ирка уже совсем большая, и она, Вета, жалеет ее. Почему? Да потому, что сама не верит в любовь.

— Ира, а как он относится к тебе?

— Он тоже… Я же говорила тебе, он сам, первый… Вернее, я-то люблю его давно, с детства, а он меня увидел только сейчас, но это все равно. Потому что потом, когда я вырасту, мы, наверное, поженимся. Вета, мне так нравится, что у них большая семья. Потому что, представляешь, сколько у меня будет родственников? И даже Айни будет мне как брат. А знаешь, как он ко мне относится? Еще лучше, чем Марис!

— Послушай, Ира! Откуда ты все это взяла! Он что, сделал тебе предложение или намекнул как-то?

— Ничего он не намекал. Но что же я, маленькая? Я сама все понимаю. Разве у вас с Ромой было не так?

— Рома — это совсем другое дело, — сказала Вета с невольным вздохом. — Что Рома? Думаешь, я уверена, что так и надо было поступить? Совсем нет. Куда я спешила? Не знаю.

— Это, наверное, потому, что ты его совсем не любишь, а я — люблю! Ты знаешь, когда он меня целовал, у меня даже коленки подогнулись. Вета! А когда ты целуешься, как ты дышишь — носом, да? А я совсем задохнулась, но это, наверное, потому, что ничего не соображала от счастья. А Айни злился… Вета, только смотри, маме — ни слова, а то знаешь, какая она у нас. Еще начнет проверять письма или вообще запретит с ними встречаться, придется прятаться, а я, знаешь, этого не люблю.

— Я не скажу, Ирка, только знаешь что? Ты все-таки себе не очень-то доверяй. Может, еще и разлюбишь его, мне, например, Айнис нравится куда больше…

— А жалко, что ты уже женатая, правда? Вышла бы замуж за Айни, а я — за Мариса, и были бы мы еще больше сестры, только все бы вышло наоборот, я была бы главнее, потому что Марис старше, а ты бы стала младшая…

— Ох, Ирка, какая же ты еще глупая, а уже собралась замуж…

— Я не глупая, я веселая. Ты, Вета, раньше тоже такая была, даже еще веселее.

— Так то — раньше…

Она лежала и думала. «Вот как просто испортить себе жизнь, один раз ошиблась — и навсегда? И больше уже ничего не будет? И никакой любви? Почему я жалею Ирку? Это меня, меня надо жалеть. Это я испортила себе жизнь. И не только в Роме тут дело. Почему я выбрала такой институт, чего я искала в нем? Мне надоела эта физика и электротехника, и все это ужасное, чужое, железобетонное, там ничего нет для меня, для моей души. Что я натворила с собой? Что мне делать?»

— Вета! Ты уже спишь? — прошептала Ирка счастливым, замирающим голосом. — Ве-та…