Девочки выгнали наладчиков. Майор не появлялся. Я подошла к транслятору и села на стул. Катенька устроилась у моих колен. Диана встала за спиной. Закрыв глаза, я чувствовала, как они раскачивают и скручивают потоки осевых направляющих трех нижних энергетических центров. Суставы пальцев ног непрерывно сводило спазмами судорог. Сознание ощущалось подвешенным у осветительных ламп зала, и в то же время в моем теле жила и тряслась от страха рыженькая пигалица, до тошноты обессиленная своим невезением.

Майор оказался злобным и капризным мужчиной. После того, как ему не удалось затащить в постель новую лаборантку, он бил ее – бил сильно и часто. Как она боялась этой лаборатории. Вид транслятора вызывал в ее теле дрожь и отвращение. Неужели они не понимали, как бесчеловечно проводить такие опыты на людях. Женщина в белом халате уложила ее на стол под транслятором. Щелкнули ремни на запястьях, ногах и талии. Глаза с ужасом следили за спуском многотонной махины. Может быть, она была не права. Может быть, стоило переспать с майором, понравиться ему… Все, что угодно, только не эти стены и вертлявые ящерицы. Она с тоской взглянула на чашу конденсатора. В зеленом вихре кружился невообразимо гадкий ком змей. У нее перехватило дыхание. Тошнота и ужас хлынули рвотой. Кисти заныли от режущей боли. Ремни впились в тело. Только не это!

Она рвалась и дергалась в припадке конвульсий.

– Нет!

Взгляд выхватил надвигающуюся массу транслятора. Визг перешел в хриплые стоны. Она закрыла глаза и, разбрызгивая пену, провалилась в черный провал небытия.

Глаза Горгоны наполнились зеленым сиянием. Толстые балки креплений оптических лазеров треснули с гулким металлическим лязгом. Передавленный кабель взорвался, и фейерверк лопающихся брызг огня заплясал по залу. Бронированный щит стены разорвало в центре. Трещина поползла к потолку и рухнула наискось вниз, оставив ветвистый узор. Сквозь щели зарябило светом.

– Довольно, – крикнула она, и эхо отголосками раскатилось по горящему залу лаборатории, по коридорам опустевшего корпуса, уносясь все дальше и дальше.

Теперь я знала все! Земля носила трех Горгон. Великая Эллада воспела первую. Последней стала я. Вторая… Бедная вторая…

Она любила вспоминать то ожидание весны, которое пришло внезапно и мощно. Ей грезились тогда ручьи и черные проталины на белой бесконечной равнине. А когда появились трава и зелень, и там, у реки, потянулась нескончаемая череда пеших и конных путников, ее чувство ожидания переросло в безысходную уверенность скорых перемен.

Она любила вспоминать те прекрасные вечера у камина, когда горящие поленья, вспыхивая, внезапно освещали затемненные части огромной залы старого замка, и пришлый бард, пересказав новые вести о далеких странах, начинал свои сказания о поединках и любовных историях, напевая грубым и сильным голосом песни о героях и жарких битвах.

О, эта последняя весна ушедшей юности. Как волновало сердце тепло, идущее от солнца и снежного сияния. И чистота неба звала к себе. И не хватало крыльев за спиной. Но душа, как птица, уже мчалась в объятия неизведанной мечты. И верилось, что где-то есть белокурый рыцарь, чей взгляд заставлял гореть ее тело в девичьих снах, чьи руки были близкими и знакомыми, чей медовый голос пробуждал желание и любовь.

В своих воспоминаниях она видела вновь и вновь, как этот прекрасный юноша въезжал в ворота их замка, и его алый плащ то стелился по крупу вороного коня, то взлетал в воздух, красным туманом наполняя ее мозг, и губы предательски шептали: «Он, он…» А сердце, словно маленькая горлица, билась в тенетах груди и рвалось к тому, кто стал милым и желанным с первого взгляда. Он собирался в поход и спешил в замок сенешаля. Его глаза горели безумием поединков и боев, и вряд ли он обратил на нее внимание. Сохрани, дева Мария, этого милого мальчика. Кто-то потом рассказывал, что его убили мавры, но еще позже проезжий купец говорил, что видел его при дворе короля живым и здоровым.

Она вновь и вновь видела горящий замок, толпу заросших бродяг, дрожащие губы отца, умиравшего на ее коленях. В кошмарных снах она видела изъеденные оспой лица своих насильников. Ее терзали до полуночи и бросили истекать кровью у мертвых тел сестер, но ей удалось выбраться из шабаша пьяной оргии. Там, у обрыва, силы оставили ее, и она покатилась вниз в песчаные дюны. Теряя сознание, дева почувствовала, как по ее ногам и рукам заскользили упругие молнии. Тяжелый ком навалился ей на бок. Мир закачало. Шипели дюны. Шипели звезды, и нескончаемый гул манил за собой – туда, где не было ни боли, ни страданий.

Ее нашли не скоро, но она выжила. Ее считали безумной, но она все равно помогала людям, принося им в засуху дожди и прогоняя град. Ее пугал огонь, и она жила в лесу, пока заезжий иностранец не увез ее в далекую южную страну. И там, уже не веря, она, наконец, обрела свое счастье…

Диана перевязала мои раны. Тело ныло от усталости. Волосы слиплись, лезли в лицо и больно кололи шею.

– Как я хочу в ванную, – мечтала я вслух. – В пузыри мыльной пены и теплую воду. Катюша, я тебя уволю. Почему там были кожаные ремни. О, мои ручки и ножки!

– Вы были потрясающе грациозны на ложе под транслятором, – прошептала Диана. – Но я бы предпочла увидеть там майора.

– Как я вас жалела! – запричитала Катя. – Мы держали вам голову и разжимали челюсти. Поэтому вы теперь сможете сэкономить на дантисте и вставных зубах.

– Смотрите, как они осмелели! – вскричала я.-Распустились тут, понимаешь! Где уставное почитание? И где новенькая? Я хочу взглянуть на нее.

Диана исчезла за дверью.

– Катенька, ванную, – взмолилась я.

– Нельзя, вы же знаете. Вам надо собраться в кучку. Вон как вас трясло. Сейчас самый верный отдых – бокал вина, теплая постель, ну, и разве мужичок какой…

– Катя!

Я укоризненно взглянула на нее.

– Мужчина после змей? Это уже извращение.

Дверь отворилась. Пигалица вцепилась в косяк двери и со страхом посмотрела на меня.

– Уже пора?

Голос малышки ломался от тревоги.

– Пора! – подтвердила я. – Катюня, где вино, которое ты обещала?

Минут через пять в руках у нас были бокалы с теплым красным вином. Новенькая, узнав, что чаша страданий ее миновала, цвела от радости и молча обожала меня. Мы выпили за все хорошее, и каждая из нас ждала опьяняющей волны, которая могла согреть, успокоить и хоть на миг утолить беспросветную тоску загубленных душ.

Генерал с интересом рассматривал меня. Он только что побывал на останках лаборатории, и было видно, что это его воодушевило.

– По мнению западных специалистов, наша школа парапсихологии не может дать сильную индивидуальность. Но обратный результат налицо. Ваши способности – это наш общий успех. Успех всего коллектива! Скажите… Как часто вы могли бы воплощаться в Горгону? Что важнее, эмоциональный всплеск, процедуры или отработка спектра?

– Мне кажется, что полное воплощение это крайне редкая возможность. И эти результаты…

Я кивнула на фотографии с искореженными стенами.

– Они действительно связаны с эмоциональным состоянием. Хотя это был не всплеск. Это была эмоциональная гибель!

– Значит, можно надеяться, что ваши дальнейшие исследования Горгоны не приведут к значительным разрушениям института?

– Безусловно, товарищ генерал.

– Мы должны подумать о том, какое практическое применение может получить данная разработка. Нельзя забывать, что деньги, используемые нами, дает народ, и мы должны возвращать их ему открытиями, важными для ведения народного хозяйства и для укрепления оборонной мощи нашего государства. Поэтому, коллега, важно целостное видение процедуры. Даю вам месяц, от силы два, на закрепление и деталировку. А затем займемся описанием и дублированием. Так что приглядывайтесь, отбирайте людей.

– Но моя разработка по беглецам?..

– Понял, понял. Это ведущая тема. План утвержден высшими инстанциями. И ответственность за данный проект с нас никто не снимал. Наконец, последний вопрос. Начальник службы дешифровки ходатайствует о привлечении вас к операции по розыску членов преступной группы так называемых хакеров сновидений.