Эти двое вели какой-то долгий и серьезный разговор. Гаспар узнал голоса г-на Драпера и Жака Обираля.

— Элен будет очень хорошо на Бермудах, — говорил Обираль.

— Не знаю, стоит ли отсылать ее так далеко, — задумчиво произнес Драпер.

— Там она сможет продолжить занятия музыкой, и вам не придется бояться, что Элен опять убежит искать, как она говорит, свой край.

Гаспар сначала подумал, что речь идет о женщине, приставленной к мальчику на яхте. Последние слова Жака Обираля его как обухом по голове ударили: так, значит, этот подросток с непокорным взглядом и дивными волосами — девочка! Но, сказать по правде, разве он, сам себе в этом не признаваясь, не догадывался прежде, особенно когда вспоминал светлые глаза своего друга? Да, у того была мальчишеская повадка, и даже пышная шевелюра, более длинная, чем полагалось бы, не делала его похожим на девочку. В рисунке губ, высокого лба, во всем лице, хоть и несомненно красивом, было что-то диковатое, неласковое. Но глаза — глаза выдавали незнакомую Гаспару нежность.

Двое мужчин долго молчали. Наконец Жак Обираль заговорил снова:

— Вы сами просили меня уберечь Элен от новых глупостей. Да она и в последний раз не убежала бы, если б вы меня послушали. И разве не моя заслуга в том, что мы нашли ее в Ломенвале? Я не знаю и не хочу знать, ни кем вы приходитесь Элен, ни как она к вам попала. Я только выполняю вашу волю, но не спорьте со мной, когда я делаю то, что считаю нужным. Я понимаю в таких делах больше вашего. Вы ведь артист.

— Скверный артист, — вздохнул г-н Драпер. — Как Элен попала ко мне — это не имеет значения. Но я и подумать боюсь, что однажды мне придется расстаться с ней. По крайней мере пусть это случится не раньше, чем она станет знаменитой певицей. У нее же незаурядные данные. Нет, вам не понять меня, Жак Обираль. Я, конечно, не считаю ее гениальной, отнюдь. Но, не ожидая чуда, я хочу создать ей всемирную известность. Вы знаете мое самое большое горе — я остался вдовцом, и у меня нет детей. Мне порой бывает трудно понять Элен.

— Именно поэтому вас надо время от времени возвращать на землю, — отвечал Жак Обираль. — Пусть она — будущая примадонна, меня это не касается. Для меня главное — знать, что она дорога вам, как если бы вы были ее отцом, а еще я не сомневаюсь в том, что это упрямая и злая девчонка. И если она вбила себе в голову, что хочет найти свою семью, которая вряд ли существует, и какой-то там выдуманный край, то все средства хороши, чтобы заставить ее забыть эту блажь.

— Да, возможно, я неправ, — согласился г-н Драпер. — Пусть проведет на Бермудах год-другой, если это необходимо. Но все-таки, когда я ее вижу, чувствую себя виноватым.

— Так отвезите Элен в этот ее край, и пусть успокоится.

— Ее край! Если бы я знал, где он! Я сам не представляю, что она имеет в виду. А семья Элен, если таковая вообще есть на свете, давно ее забыла. Да и где искать эту семью?!

— Неужели вы даже не знаете, какого Элен происхождения? Что-то не верится! — В голосе Жака Обираля прозвучали вызывающие нотки.

— Я не желаю говорить о ее происхождении, — решительно отрезал г-н Драпер.

— Вот так всегда — все должно делаться по вашей прихоти, а вы сами не знаете, чего хотите.

Г-н Драпер вдруг резко повернулся и пошел прочь, даже не кивнув на прощание своему секретарю; тот постоял еще немного и тоже ушел, беспечно насвистывая: казалось, он был уверен, что хозяин всегда пойдет у него на поводу, и рад, что удалось вывести его из себя. Когда шаги Обираля стихли, Гаспар еще долго смотрел на море и на звезды, которые все ярче разгорались в небе. Итак, яхта плыла к Бермудам. Гаспар много раз повторил про себя это название, потом закрыл иллюминатор, завинтил гайки и уснул.

Следующей ночью ему удалось подслушать еще один разговор г-на Драпера с секретарем. На сей раз эти двое беседовали, прогуливаясь по палубе, и обрывки фраз доносились до Гаспара, когда они проходили вдоль левого борта над его иллюминатором. Сначала он услышал слова г-на Драпера:

— Ну зачем мне понадобились еще корабли, когда вполне хватило бы бриллиантов? Теперь я не смогу и трех дней пробыть на Бермудах. Меня ждут дела... Знаете, когда приумножаешь свое богатство, это как игра, ведь все мы в чем-то дети. Строишь настоящие дома, пускаешь по морю настоящие корабли, а все хочется еще каких-то чудес, как в детстве... Мне шестьдесят, а я не могу забыть, что когда-то мечтал стать музыкантом, настоящим музыкантом. Я хочу дать Элен то, чего не было у меня... А Элен хочет чего-то другого, и я не понимаю, чего...

Жак Обираль был, как всегда, практичен:

— Элен будет просто прекрасно у Смитсонов... Два года на острове — хоть у кого выветрится дурь из головы... Для нее приготовлены роскошные комнаты на третьем этаже дома... Смитсоны — люди простые: жизнь по режиму, теннис, бассейн, кино, раз в неделю гости... Я думаю, Элен надо будет попробовать себя в кино. Может, она и певица, не спорю, но прежде всего — комедиантка...

Гаспар был в отчаянии: проводя дни на камбузе, а ночи — в своем жалком чулане, он и надеяться не мог поговорить с Элен. Но вот однажды...

Глава VII ДАЛЬНИЙ КРАЙ

В ту же ночь, вскоре после того, как Гаспар услышал этот разговор, внезапно налетел шторм. Незадолго до рассвета один из матросов зашел в чулан проверить, хорошо ли завинчены гайки иллюминатора, — такая проверка была произведена во всех каютах. Матрос вскоре ушел, бурча себе под нос, что он “и так знал, что в этом закуте все гайки закручены намертво”. Теперь Гаспар был уверен: никому и невдомек, что он, пленник, нашел способ выбраться из своей тюрьмы.

Шторм бушевал яростно, но буря пронеслась на удивление быстро. На следующий вечер только высокие волны еще напоминали о ней. Яхту мягко покачивало. Около полуночи Гаспар, задыхаясь от жары, понял, что не сможет уснуть, и открыл иллюминатор. Когда особенно большая волна поднимала судно, вода плескалась в нескольких сантиметрах от его лица. Смеясь от радости, Гаспар опускал руки в прохладную пену. Вдруг он замер: прямо над головой раздался приглушенный смешок. И почти сразу же — голос:

— Гаспар Фонтарель... В самом деле — он.

Гаспар высунулся в иллюминатор чуть не до

пояса. »

— Элен! — прошептал он.

— Так ты знаешь теперь, как меня зовут? — отозвалась Элен.

Девочка была одета так же, как тогда, в JIo-менвале, — в брюки и блузу. Она опустилась на колени и просунула голову между двумя столбиками перил. Ее локоны свисали над головой Гаспара, и сквозь завесу волос Гаспар видел звезды.

— Я сейчас помогу тебе выбраться на палубу, ygr- вдруг сказала Элен. — Мы сможем поговорить. Обираль пьян. И дядя тоже сегодня перебрал.

— Боюсь, ничего не выйдет, — тихо ответил Гаспар.

— Постарайся протиснуться в иллюминатор, — продолжала Элен, как будто не слыша его.

Он повиновался. Девочка легла на живот и дотянулась до рук Гаспара; он удивился, какая она сильная. Упершись ногами в закраину иллюминатора, Гаспар высвободил одну руку и схватился за столбик перил, облегчая Элен задачу. Когда он оказался на палубе рядом с девочкой, то впервые за много дней почувствовал себя по-настоящему свободным. Он видел, как яхта рассекает воду, до самого горизонта покрытую легкой зыбью, видел звезды над головой. Нос яхты то вздымался, то зарывался в волну. Наконец Гаспар опомнился и смущенно посмотрел на свои заляпанные грязью штаны и рубашку.

— Это ничего, — сказала Элен. — Пойдем.

И потянула его за руку к трапу. Забравшись наверх, они сели рядышком и прислонились к трубе.

— Эта труба так, для украшения, — объяснила Элен. — Мотор работает на мазуте.

— Я слышал, как Обираль говорил с твоим дядей, — сказал Гаспар. — Я сейчас тебе все расскажу, чтобы ты знала. А потом уйду.

И он рассказал все, что ему удалось услышать.

— Два года на Бермудах, — протянула Элен. — Ну нет, у меня есть дела поважнее.