Витя действительно совершил поступок, и я был его свидетелем.
Шёл урок физики.
Судя по тому, с какой интонацией учитель произносил Витину фамилию, он не ждал от него на ближайшее время эйнштейновских теорий. Поэтому я, например, совершенно не удивляюсь реакции учителя: он повернул голову в сторону Вити, как поворачивают её на скрип двери.
Между тем, Витя требовал внимания и совершенно ясно говорил.
Реакция была нулевая, пока до слуха учителя не донеслись слова: «Нобелевская премия».
Что это?! Посредственный ученик — и вдруг такие разговоры! О чем это он?
А Витя между тем продолжал. Класс затих, даже учитель перестал сонно хлопать глазами.
— Есть возможность поехать получить Нобелевскую премию, — сказал Витя. — Я на неё один не претендую; только вместе с вами, Степан Николаевич…
Странно, но учитель не обрадовался. Он явно не хотел ехать ни за какой премией; гораздо большее удовольствие он видел в том, чтобы опозорить посредственного в области физики ученика Витю Витухина в глазах класса.
Поэтому он благосклонно разрешил ему продолжать. А Витя вышел к доске и, уже теперь обратясь к классу (но, главным образом, конечно, к Настеньке) сказал:
— Величайшее открытие, которое я сделал, я сделал только благодаря чуткому руководству учителя Степана Николаевича…
— Учитель Степан Николаевич, — снова заговорил Витя, слегка запнувшись, — выдвинулся к вершинам знаний из скромной семьи сельского труженика…
— Но, но, но, — перебил Витю учитель, — по делу, Витухин.
Витя даже не посмотрел в его сторону:
— Так вот, на одном из занятий наш учитель сказал, что в электричестве бывают плюсы и минусы…
От такой волнующей формулировки Степан Николаевич встрепенулся и сам пошёл зачем-то к доске. В классе стало совсем тихо. Настенька не отрываясь смотрела на Витю. Глаза её, и без того большие, открывались все шире и шире.
— На другом занятии, — ободрённый её взором, продолжал Витя, — наш учитель сказал, что и в магнитах бывает также плюс и минус. И вот я подумал: а что, если от магнита зажечь лампочку, попробовать, будет ли она гореть?…
Степан Николаевич резко повернулся к классу, щеки его пылали. Он сам готов был загореться, чтобы только доказать, что лампочка гореть не будет.
В классе ждали.
И в абсолютной тишине, когда все единым взором следили за его действиями, Витя царственным жестом взял со стола учителя магнит, к которому тут же «приклеилось» с десяток скрепок и кнопок с того же стола, после чего он присоединил к плюсу и минусу провода, а их в свою очередь к маленькой лампочке.
Тридцать один человек с одной стороны и учитель с другой наклонились к Вите Витухину, который скромно стоял с горящей лампочкой в руках.
И пока в классе шумели, лаяли, хлопали крышками парт, бегали в медпункт, потому что учителю стало плохо, — я смотрел на довольную Настеньку и думал: так вот, оказывается, для чего, вернее, для кого, мой хозяин Витя высверлил в магните дырку для батарейки!..
Конечно, моего собачьего мнения никто не спрашивает, но все же… по-моему, он победил. Взрослым давно уже следует подумать, как вести себя с молодыми людьми, потому что сегодняшняя система беспрекословного авторитета учителя далеко не срабатывает.
Глава 9
ПРОГУЛКА С МАМОЙ МАШЕЙ
По дороге домой я задержался, потому что повстречал знакомого Бульдога. Я даже пришёл домой позже, чем Витя. Вид у меня был такой взъерошенный, что Мама-Маша машинально поправила причёску.
Я прошёл на кухню и сперва жадно попил воды. А она пошла за мной, ждала, пока я пил, надеясь, что я тотчас же ей что-нибудь расскажу. Но я не спешил. Согласитесь: странно было бы, если бы ваша собака вдруг пришла из школы, где у неё произошла масса странных, важных и интересных встреч и дел, и с порога начала бы обо всём рассказывать…
Поэтому я терпеливо подождал, пока Мама-Маша покормит нашего маленького Костю, который должен был вот-вот заснуть; потом я понаблюдал, пока она приведёт себя в порядок, попудрится, «подчепурится», причешется, наденет на меня поводок (такова традиция наших с мамой Машей совместных выходов на улицу, хотя я и не собираюсь никуда убегать), и мы пойдём по нашему проспекту на прогулку. Вернее, не по самому проспекту, а по тенистым, изумрудно-зелёным аллеям.
Вы когда-нибудь гуляли по роскошным вечерним аллеям с прелестной женщиной, которая к тому же является вашей хозяйкой? Вы вдыхали когда-нибудь тёмный воздух лип и акаций? Если нет, то скорее выведите меня погулять, я вам покажу удивительные места для прогулок.
Минуты общения с мамой Машей для меня всегда были сутью существования и верхом блаженства. Я шёл рядом с очаровательной дамой и думал только о том, как бы ей услужить, как бы сделать так, чтобы хоть чуть-чуть облегчить ей невероятно сложную жизнь. Я готов был даже стирать Костины пелёнки и готовить еду для всей семьи, ходить в магазин и пестовать её мужа и сыновей, если бы это не выглядело странным для окружающих. Все нетрадиционное в наш несовершенный век, увы, осуждается.
— Ну, что, псуленька, — первой не выдержала долгого молчания Мама-Маша, — как там наш Витя в школе?
— Я завилял хвостом, и Мама-Маша тотчас же, казалось, успокоилась, поняв, что с Витей все совершенно в порядке.
Я продолжил свой рассказ хвостом, и мы чудно пообщались. Я рассказал и про уроки физики и химии. Про дверь, в замочную скважину которой насыпали бертолетовой соли, я рассказывать не стал, просто не знал, как обрубком хвоста изобразить бертолетову соль. Да кроме того, не хотелось пугать маму Машу. Она, честно сказать, мне ужасно нравится, и я чувствую себя за неё в ответе. Я готов сразиться за неё с кем угодно, пусть бы только мне представилась такая возможность.
Словно бы в ответ на мои мысленные призывы, я услышал чей-то свист. Мы оба с мамой Машей оглянулись и увидели заурядного пьяного (поверьте моему собачьему обонянию). Он поравнялся с нами и начал примерно так:
— Девушка (это к маме Маше), а куда это вы так спешите?
— Мама-Маша удивилась столь бесцеремонному обращению, — какая она в самом деле «девушка», пусть уж лучше «дама с собачкой», — и, не отвечая, повернулась. Мы пошли в обратную сторону к дому, но нахал не отставал.
— Фу, Пиратка, фу, — закричала Мама-Маша, но было уже поздно. Я вырвался из ошейника и осуществил давнишнее своё желание быть чем-то реально полезным маме Маше, защитив её от кого-то. Я был столь агрессивен и страшен в эти минуты, что нахал отступил.
Облаяв его ещё для порядка, я повернулся к маме Маше и размеренно, уже не виляя хвостом, зашагал рядом с ней. Я чувствовал себя настоящим мужчиной и страшно этим гордился. Мама-Маша взяла меня на поводок, но это, повторяю, не более чем для ритуала.
А ещё показалось мне, что Мама-Маша растрогалась.
И честно вам скажу: мне в эти минуты уже как-то неловко было делать свои уличные дела, идя рядом с женщиной, которую я только что защитил. На обратном пути мы продолжили нашу беседу.
Я даже попытался что-то сказать, но, видимо, невнятно, потому что Мама-Маша вдруг сказала:
— Жаль, Пиратка, что ты не разговариваешь.
— Ну, во-первых, я разговариваю, — не сдержался я, — стало быть, жалеть приходится только о том, что я делаю это не так хорошо, как люди, а во-вторых, я ещё раз убедился в том, что людям не угодишь во всех случаях. Все им мало!
Глава 10
ДОМА, ПЕРЕД СНОМ
Мы возвратились домой. А пока Мама-Маша открывала дверь нашей квартиры, я, переполненный сегодняшним своим геройством, решил совершить ещё что-нибудь экстраординарное.
Я огляделся: на лестничной клетке ничего как будто бы особенного не было. Мусоропровод, чужие двери, ведро для пищевых отходов. Но вдруг моё внимание привлекла выгнувшаяся и шипящая, как убегающее молоко, кошка. Это была соседская кошка, которая вышла посудачить с соседками, но, видимо, пока ещё не нашла своей компании.