— И что из этого следует, милорд? Я не понимаю…

Эрвин усмехнулся.

— Как вы сможете хвастаться тем, что никому нельзя показывать?! Какой смысл владеть сокровищами, о которых никто не узнает? Тайное владение Предметом — пусть даже сотней Предметов! — ничего не даст лорду. Он не повысит свой статус, не вызовет уважения, не сможет даже продать или подарить эти Предметы!

— Списки благословений!.. — сообразил Джемис.

— Конечно! Все Предметы, полученные в Дарах, учитываются, детально описываются и заносятся в книги. Великие Дома владеют копиями всех выпущенных списков, легко могут проверить, когда и кем был получен тот или иной Предмет. Но все, что добыто там, — Эрвин указал в сторону вершины холма, — не будет учтено и записано. Если какой-нибудь лорд попробует прихвастнуть Предметом из этого Дара, его тайный промысел тут же выйдет на свет. Император и Церковь мигом уничтожат хитреца. Не учтенные в списках благословений Предметы не просто бесполезны для владельца — они даже опасны!

— И это бросает тень на императора? Почему, милорд?

— Потому, что владыка — единственный человек во всем мире, кому Предметы нужны не для важности и статуса. Император использует их для иной цели: он исследует Предметы, чтобы заставить говорить. Для этого сгодятся и неучтенные Предметы — любые. Лишь бы много. Владыка Адриан уникален: только он может получить пользу от секретного Дара! Никто другой!

Джемис размышлял несколько минут, отблески огня бегали по хмурому лицу.

— А механик Луис, милорд? В чем его роль? Он должен был убить вас, чтобы отряд повернул назад и не достиг Дара? Не легче ли было императору вовсе запретить эксплораду?

— Луис не знал, что мы придем к Дару, и владыка не знал. Наша находка — печальная случайность, до крайности невезучее везенье. Никто не ожидал, что мы вообще перейдем Реку — этого не было в изначальных планах. И уж точно нельзя было предположить, что спотовские охотники приведут нас именно в эту часть Реки. Позволяя эксплораду, Адриан не рисковал: шанс, что мы найдем Дар, был ничтожен. И владыка разрешил это дурное предприятие, тем более, что оно давало ему хорошую возможность: расправиться со мной, не ссорясь с Домом Ориджин. Конфликт с Севером пришелся бы Короне очень некстати — в преддверии-то реформ! Так что некий лорд Эрвин Ориджин должен был умереть вдали от обжитых земель, да еще таким способом, чтобы это сошло за несчастный случай. Зная лорда Эрвина легко понять, что это — несложная задача.

— Чем вы навредили владыке, милорд?

— Был один план… и один разговор…

Эрвин помедлил, не зная, в какой мере следует откровенничать с Джемисом. Тот уловил его сомнения:

— Мне необязательно это знать, милорд.

— Лучше, чтобы вы знали, — решил Эрвин. — Изо множества сил и союзов, пытавшихся продать владыке свою поддержку в будущих реформах, только две были достаточно весомыми, чтобы обеспечить безоговорочный успех: коалиция герцога Айдена Альмера и другая — созданная мною.

— Вы соперничали с герцогом Альмера?.. — Джемис уважительно покачал головой.

— Не просто соперничал — мой союз был сильнее, надежнее и стратегически выгоднее для Короны. Однако владыка не мог заключить договора одновременно с нами двумя: слишком расходились наши дороги. Императору пришлось выбирать. Айден назначил цену: брак владыки с леди Аланис. Моя цена была иной — состояла из ряда уступок, оказанных разным Великим Домам.

— И владыка выбрал благородную красавицу Аланис.

Эрвин поморщился.

— В вашей формулировке выбор выглядит очевидным. Как бы даже глупо, что я предложил нечто иное. Но вы не знаете Аланис и не знакомы с ее отцом. Эти двое способны если не взнуздать императора, то, по меньшей мере, стреножить. Их власть после брака сравнялась бы со властью Адриана. Я был уверен, что император выберет мое предложение. Но ошибся.

— Зачем убийство? Почему Адриан просто вам не отказал?

— Я совершил глупость… — лорд опустил глаза. — Наверное, вас это не удивляет — за время эксплорады я сделал дюжину глупостей. Но та была иного рода — не из тех, которые я могу себе простить. В разговоре с императором я употребил неправильное слово. Всего одно, но достаточное, чтобы он сделал скверные выводы. Адриан принял мое предложение за шантаж. Я был в силах уничтожить коалицию Айдена Альмера и дал это понять владыке. А когда император решил положиться на Айдена, то вышло, что я стал ему опасен. Тогда и появился на сцене нелепый механик Луис Мария.

Эрвин перевел дух.

Джемис вынул из костра палку, горящую с одного конца, долго смотрел, как огонь лижет и обугливает дерево.

— Все, что вы сказали сегодня, — это плохое знание, милорд. Опасное, как змеиный яд. Я не представлял бы, что делать с таким знанием.

— И я не представляю.

— Заседание Палаты будет в сентябре, милорд?

— Верно.

— Мы могли бы с вами задержаться на месяц… например, в Споте. Вернулись бы к началу октября, когда реформы вступят в силу. Владыке не будет смысла преследовать вас. Вы сохраните тайну Дара, а Адриан…

— Пощадит меня?

— Ну… нечто в этом роде.

— Вы уже знаете меня, Джемис. Как по-вашему: я соглашусь на это? Смолчать и стерпеть в обмен на пощаду?

— Не согласитесь, милорд.

— Тогда зачем предлагаете?

— Извините, милорд. Я просто не знаю, что можно сделать. Император…

Джемис осекся. Эрвин продолжил:

— Хотите сказать, на стороне владыки и сила, и власть, и закон? Мы бессильны и бесправны перед ним, как пес перед хозяином? Вы об этом, верно?

— Да, милорд.

— Как ни странно, вы сами подсказали мне одну идею… не сейчас, несколько раньше — на болоте… она не идет из головы.

— Какую идею?

— Пока я промолчу об этом. Мы начнем с малого, и нам очень поможет Стрелец.

— Мой пес?

— Ведь он умеет ходить по следу?

— Конечно, милорд.

— Я хочу найти людей, что напали на нас. Уверен, они все еще здесь, за Рекой.

Джемис оскалился, обнаружив некое сходство с волком.

— Хорошая мысль, милорд. Вот только их будет больше тридцати, а нас — двое.

Эрвин усмехнулся:

— Нас — один с четвертью. Я и здоровый считался разве что за половину кайра, а теперь — того меньше. Но мы сможем подстеречь и захватить одного из них. Узнаем о них все, что можно узнать. А также добудем доказательство для моего отца и всех, кто пожелает усомниться в наших словах.

— Когда выступаем, милорд?

Эрвин встал, вынул меч и сделал несколько взмахов. Рубанул сосну — клинок глубоко вошел в древесину.

— Я больше не задыхаюсь, когда приходится пройтись или поднять тяжесть. Если потребуется, смогу и бежать. Когда целюсь, арбалет не пляшет в руках. Меня не клонит в сон раньше заката, и главное: я мыслю совершенно ясно. Больше ждать нечего. Завтра двинемся в путь.

Монета

Конец июня 1774 года от Сошествия Праматерей

Лабелин и окрестност (герцогство Южный Путь)

Джоакин Ив Ханна восседал в станционном трактире — том самом, откуда хорошо видятся рельсовые пути. Эль был здесь неприятно дорог, а за миску гуляша содрали целых пол-агатки, но это не волновало Джоакина. Его карманы были полны серебра: после кольчуги и сапог от Хармоновых десяти эфесов осталась еще немалая сдача.

Джоакин справился на станции и узнал, что завтра отходит поезд в Алеридан. Билет стоил несусветных денег: три елены за проезд вторым классом, и еще елена — за перевоз кобылы. Лошадь едет поездом — смех, да и только! Как она, любопытно, будет ехать: вдоль вагона или поперек? Станет ли по сторонам глазеть? Бедная животина еще, глядишь, и умом тронется: вроде, ногами стоит на месте, а движется так, будто скачет галопом!

Парень долго колебался, но почти уже решился распрощаться с большей половиной своих монет и прокатиться во чреве искрового чудовища. В конце концов, если в Алеридане его ждет слава, то прибыть туда нужно красиво!