Скажи Михаилу, чтоб скрылся скорей;

Что гордые ляхи, по злобе своей,

Его потаенно убить замышляют

И новой бедою Москве угрожают!

Скажи, что Сусанин спасает царя,

Любовью к отчизне и вере горя.

Скажи, что спасенье в одном лишь побеге

И что уж убийцы со мной на ночлеге".

"Но что ты затеял? Подумай, родной!

Убьют тебя ляхи... Что будет со мной?

И с юной сестрою и с матерью хилой?"

"Творец защитит вас святой своей силой.

Не даст он погибнуть, родимые, вам:

Покров и помощник он всем сиротам.

Прощай же, о сын мой, нам дорого время;

И помни: я гибну за русское племя!"

Рыдая, на лошадь Сусанин младой

Вскочил и помчался свистящей стрелой.

Луна между тем совершила полкруга;

Свист ветра умолкнул, утихнула вьюга.

На небе восточном зарделась заря...

Проснулись сарматы - злодеи царя.

"Сусанин! -вскричали,- что молишься богу?

Теперь уж не время - пора нам в дорогу!"

Оставив деревню шумящей толпой,

В лес темный вступают окольной тропой,

Сусанин ведет их... Вот утро настало,

И солнце сквозь ветви в лесу засияло:

То скроется быстро, то ярко блеснет,

То тускло засветит, то вновь пропадет.

Стоят не шелохнясь и дуб и береза;

Лишь снег под ногами скрипит от мороза,

Лишь временно ворон, вспорхнув, прошумит,

И дятел дуплистую иву долбит.

Друг за другом идут в молчанье сарматы;

Всё дале и дале седой их вожатый.

Уж солнце высоко сияет с небес;

Все глуше и диче становится лес!

И вдруг пропадает тропинка пред ними;

И сосны и ели, ветвями густыми

Склонившись угрюмо до самой земли,

Дебристую стену из сучьев сплели.

Вотще настороже тревожное ухо:

Всё в том захолустье и мертво и глухо...

"Куда ты завел нас?" - лях старый вскричал.

"Туда, куда нужно! - Сусанин сказал. -

Убейте! замучьте! - моя здесь могила!

Но знайте и рвитесь: я спас Михаила!

Предателя, мнили, во мне вы нашли:

Их нет и не будет на русской земли!

В ней каждый отчизну с младенчества любит

И душу изменой свою не погубит".

"Злодей! - закричали враги, закипев - 

Умрешь под мечами!" - "Не страшен ваш гнев!

Кто русский по сердцу, тот бодро, и смело,

И радостно гибнет за правое дело!

Ни казни, ни смерти и я не боюсь:

Не дрогнув, умру за царя и за Русь!"

"Умри же!" - сарматы герою вскричали,

И сабли над старцем, свистя, засверкали!

"Погибни, предатель! Конец твой настал!"

И твердый Сусанин весь в язвах упал!

Снег чистый чистейшая кровь обагрила:

Она для России спасла Михаила!

1822

Я ль буду в роковое время

Позорить гражданина сан

И подражать тебе, изнеженное племя

Переродившихся славян?

Нет, неспособен я в объятьях сладострастья,

В постыдной праздности влачить свой век младой

И изнывать кипящею душой

Под тяжким игом самовластья.

Пусть юноши, своей не разгадав судьбы,

Постигнуть не хотят предназначенье века

И не готовятся для будущей борьбы

За угнетенную свободу человека.

Пусть с хладною душой бросают хладный взор

На бедствия своей отчизны

И не читают в них грядущий свой позор

И справедливые потомков укоризны.

Они раскаются, когда народ, восстав,

Застанет их в объятьях праздной неги

И, в бурном мятеже ища свободных прав,

В них не найдет ни Брута, ни Риеги.

1824

"Не говори, отец святой,

Что это грех! Слова напрасны:

Пусть грех жестокий, грех ужасный...

Чтоб Малороссии родной,

Чтоб только русскому народу

Вновь возвратить его свободу,

Грехи татар, грехи жидов,

Отступничество униатов,

Все преступления сарматов

Я на душу принять готов.

Итак, уж не старайся боле

Меня страшить. Не убеждай!

Мне ад - Украину зреть в неволе,

Ее свободной видеть - рай!..

Еще от самой колыбели

К свободе страсть зажглась во мне;

Мне мать и сестры песни пели

О незабвенной старине.

Тогда, объятый низким страхом,

Никто не рабствовал пред ляхом;

Никто дней жалких не влачил

Под игом тяжким и бесславным:

Козак в союзе с ляхом был

Как вольный с вольным, равный с равным.

Но все исчезло, как призрак.

Уже давно узнал козак

В своих союзниках тиранов.

Жид, униат, литвин, поляк

Как стаи кровожадных вранов,

Терзают беспощадно нас.

Давно закон в Варшаве дремлет,

Вотще народный слышен глас:

Ему никто, никто не внемлет.

К полякам ненависть с тех пор

Во мне кипит и кровь бунтует.

Угрюм, суров и дик мой взор,

Душа без вольности тоскует.

Одна мечта и ночь и день

Меня преследует, как тень;

Она мне не дает покоя

Ни в тишине степей родных,

Ни в таборе, ни в вихре боя,

Ни в час мольбы в церквах святых.

"Пора! - мне шепчет голос тайный,

Пора губить врагов Украйны!"

Известно мне: погибель ждет

Того, кто первый восстает

На утеснителей народа,

Судьба меня уж обрекла.

Но где, скажи, когда была

Без жертв искуплена свобода?

Погибну я за край родной,

Я это чувствую, я знаю...

И радостно, отец святой,

Свой жребий я благословляю!"

1824-1825

Не тучи солнце обступали,

Не ветры в поле бушевали:

Палея с горстью Козаков

Толпы несметные врагов

В пустынном поле окружали.

Куда укрыться молодцу?

Как избежать неравной драки?

И там и здесь - везде поляки...

По смуглому его лицу

Давно уж градом пот катится;

От меткого свинца валится

С коня козак за козаком...

Уже обхвачен он кругом...

Уж плен ему грозит позорной...

Но вдруг, один, с копьем в руке,

Сквозь густоту толпы упорной

Несется он, как ветр нагорной.

Вот вправо, влево, - и к реке.

Коню проворною рукою

Набросил на глаза башлык,

Сам головой к луке приник,

Ударил плетью - и стрелою

Слетел с брегов, отваги полн;

И вот - средь брызгов и средь волн

Исчез в клубящейся пучине...

Бушует ветр, река ревет...

Уж он спокойно на средине

Днепра шумящего плывет.

Враги напрасно мещут стрелы,

Свинец напрасно тратят свой;

Разит лишь воздух он пустой

А невредимо витязь смелый

Выходит на берег крутой.

Конь оцененный встрепенулся,

Прочхнулся, радостно заржал;

Палей с насмешкой оглянулся,

Врагам проклятие послал