Поглядел я на Кара Сеида: ладно скроен, поступь твердая, сила в нем так и играет — того гляди, кафтан лопнет. И пес ему под стать — уши, хвост подрезаны, в глазах — блеск кровавый. Похлопал я Джемо по спине:

— Всевышний тебе в помощь, душа моя!

Джемо на руки поплевала, дубинку схватила, цепь укоротила — и на поле. Цепь позвякивает, а псина от радости весь заходится, вперед рвется.

Кара Сеид хватает свою дубинку, становится против Джемо и говорит:

— Джемо, лань горная! Ты ловкая, ты смелая, да не устоять тебе против такого медведя, как я. Пожалей свое тело белое, не подставляй под удары, пожалей розы щек своих, мед губ своих, — убереги их от кровавых ран! Подойди ко мне, сдайся без боя, стань венцом на моей голове!

Полыхнули черным огнем глаза Джемо.

— Семь джигитов честно пролили кровь на этом поле. А ты хочешь, чтобы дочь Джано пошла на попятную, отступилась от слова своего? Ах ты, тварь! Уж не знаю, какая мать тебя родила! На поле боя хвостом вертишь, как сука. А еще мнишь себя медведем!.. Не для таких, как ты, розы щек моих, мед губ моих! А ну, защищайся!

Ай, джигит-девка! Ай, курбан! Заплакал я от радости, услыхав такие ее слова. И народ вокруг зашумел.

— Хей, Джемо! Вздуй хорошенько этого наглеца! Подрежь ему хвост, собаке!

Науськала Джемо Черного Волка — и на противника! Тот на руки поплевал — мое дело, дескать, упредить! — и вперед. Черный Волк сразу цап бесхвостого пса за глотку! Вцепился в него мертвой хваткой. Кара Сеид смотрит — худо псу. Давай его отбивать, Черного Волка дубасить. Джемо меж тем изловчилась, бац по его дубинке — просвистала она на другой конец поля. Кара Сеид глаза выпучил, не моргнет. Видать, мозги у него враз набекрень съехали, про пса своего забыл. Ему бы на цепь налечь, оторвать бесхвостого от Черного Волка, а он стоит балда балдой, рот разинул. Пес сам с грехом пополам вырвался из зубов нашей зверины — и наутек. Воет истошно, а Джемо ему вслед еще своей цепью громыхает.

Повеселела родня побежденных джигитов, загалдела, как воронье.

— Ай, джигит Джемо! Ай, курбан! Проучи его, чтоб впредь неповадно было!

Подняла Джемо дубинку, над головой держит. Глаза черным пламенем полыхают.

— Ну, Кара Сеид, — говорит, — раскусил ты теперь, кто джигит, кто газель? Сдавайся по-хорошему домой сам пойдешь. Не сдашься — понесут тебя!

Заходила толпа ходуном:

— Не жалей его, Джемо! Будет пощады просить — все равно не щади. Покажи, чего он стоит!

Утер Кара Сеид пот со лба и говорит:

— Умру, а без боя не сдамся!

Опустила Джемо дубинку.

— Ладно, иди за своей дубинкой. Сражайся, как мужчина!

И пошла играть с ним, ровно кошка с мышью. То дубинку у него из рук выбьет, то ударами засыплет. Загоняла его вконец. Напоследок саданула ему с размаху по шее — свалился парень. Оттащили его в сторону. Ай, джигит-девка! Ай, курбан! Подбегаю я к ней, в лоб целую. Толпа ревет на всю округу. И Черный Волк визжит от радости, Джемо руки лижет.

Вижу — народ расходиться хочет. Разъярился я.

— Что же вы, сукины дети, — ору, — про свою мужскую честь забыли? Девку от земли не видать, а вы ее одолеть не можете, неужто ей теперь без мужа оставаться?

Молчат, зубы стиснули. Только сопение слышно. Ударил я кулачищами себя в грудь, еще пуще заорал:

— Тю! Жалкие твари! Нет средь вас ни одного джигита!

Тихо стало. Горы вдали мой голос перекатывают. И вдруг слышу — конь заржал в лесу, волк зарычал.

— Есть, Джано-ага!

Все головы повернули. Смотрим — выезжает из леса Мемо, мастер по литью колокольчиков. За ним на цепи волчица тащится.

Славный джигит Мемо, добрый мастер. Колокольцами своими на всю округу славится. Все его добром поминают: и в горных деревнях, и в степных, и кто побогаче, и бедняки. Всем готов услужить. Кликни только — он тут как тут. А уж петь возьмется да на сазе подыгрывать — всю душу тебе наизнанку вывернет. Не одну девку засушил на корню, а сам ни на кого и не глядит. Одно слово — ашуг.

Подъезжает к нам Мемо, одним прыжком с коня — скок! Волчицу огрел цепью, чтоб попусту не скалилась да не рычала, и к нам подходит. Ай, джигит! Глаз не оторвешь! Волчица и та перед ним хвост поджимает, словно псина.

Да что говорить! Сердце у меня екнуло от радости, как показался Мемо со своей волчицей. Враз смекнул я: не отдавать Джемо невесть куда, невесть кому, своему достанется. Да и как не смекнуть! Уставилась она на него, глядит, не моргая, а в глазах-то страх застыл! Э-э-э, думаю, девичий страх — добрый знак. Ай да Мемо, ай да удалец!

Обступили крестьяне Мемо. Всяк ему ласковое слово норовит вставить. А я на радостях трубой затрубил, всех перекрыл.

— Мемо! Где же ты, сукин сын, пропадал до сих пор? Где тебя носило?

— Не знал я про то, что Джемо сегодня продается. Как узнал — мигом прискакал. Во весь опор гнал, упустить боялся.

— И не совестно тебе на такую девку с волчицей нападать?

— Без нее мне твою волчицу не одолеть. Будь она ягненком, я бы с нее пылинки сдувал, из своих рук изюмом кормил.

А народ уж Джемо подзуживает:

— Эй, Джемо, покажи ему, чтоб помнил Карга Дюзю!

— Чтоб помянул тот час, когда на свет родился!

— Ты его только дубинкой погладь, а уж мы за ноги оттащим!

Гляжу я на нее — рука, что цепь держит, задрожала. И сама вся словно как осела. Черный Волк меж тем уши навострил, смотрит на волчицу, облизывается. Выводит Мемо свою волчицу на поле. Дубинку в руке держит крепко. Увидала волчица нашу зверюгу, — красавец пес, черная шерсть с отливом! — так и оскалилась, так и заурчала, глазищи огнями зелеными засветились.

А Джемо все стоит, не шелохнется. Мемо тихо эдак к ней подходит, а она словно как во сне.

Тут народ всполошился.

— Эй, Джемо! Что стоишь, шевелись!

Она и не слышит. Как подменили девку. Тогда народ стал Черного Волка натравливать.

— А ну, Черный Волк, ату его, ату!

Пес вроде бы понял, что ему орут. Забрехал, стал задними лапами снег рыть, стал к волчице подступать. Я-то сразу смекнул: не будет он драться, самец в нем проснулся. Волчица хвост поджала, съежилась вся, словно почуяла — никто за нее не стоит, все за Черного Волка.

Впился парень глазами в Джемо — не глаза, а две молнии. И она на него смотрит, да так, словно пощады просит, словно убежать от него силится, да не может.

Тут улыбнулся джигит — ясно, чья взяла. Черный Волк меж тем давай вокруг волчицы крутить! Обнюхивает ее, облизывает, хвостом виляет. И она как почуяла — не будет он ее задирать, — успокоилась, пасть закрыла, стоит, урчит. Да и народ притих, пса науськивать перестал — какой толк?

Глянул я на Джемо — румянец ей щеки заливает, губы опять зацвели ярким цветком гранатовым, в глазах уж не страх, любовь светится!

Стоят эдак оба друг против друга, им и невдомек, что цепи у них из рук выскользнули. Почуяла волчица свободу, в лес припустила. Бежит, на ходу то и дело морду оборачивает, Черного Волка, знать, за собой кличет. А его и звать не надо. Он за ней по пятам мчится.

Мемо и Джемо поглядели им вслед, потом друг на друга, улыбнулись, побросали на землю свои дубинки. Взял ее Мемо за запястья, подвел к своей лошади. Лошадь заржала радостно. Смотрю — Джемо повинуется джигиту с охотой.

Вскакивает он на лошадь, Джемо за спицу сажает. Ай, курбан! Ну, как не вспомнить мне тут про Кеви мою, про то, как я ее умыкал. Приникла она тогда к спине моей, ну точь-в-точь как Джемо сейчас к своему жениху. Стою, гляжу на них, слез не удержать.

Выхватывает тут Мемо из-за пазухи кошель с деньгами, мне под ноги бросает. Кошель упал, в снег зарылся.

— Плачу калым сполна, Джано! Благослови нас!

— Благословляю, курбан!

Ударил Мемо коня каблуками в бока — взвился конь и птицей по горам. Мы все только рты раскрыли да так и остались стоять с разинутыми ртами.

РАССКАЗЫВАЕТ МАСТЕР ПО ЛИТЬЮ ЗВОНКИХ КОЛОКОЛЬЧИКОВ MEMO

Я муж Джемо. Мемо меня звать. Нет такого человека ни в Муше, ни в Битлисе, ни в Чапакчуре, ни в степных деревнях, ни в горных, чтобы не знал, кто такой Мемо. Не сыщешь другого мастера в нашей округе, чтобы отливал такие звонкие колокольчики, как я. Не счесть овец в наших отарах, коров в наших стадах, и у каждой животины на шее гремит колокольчик моей работы — и каждый колокольчик поет на свой лад.