Пока мисс Джеллиф раскладывала письма, мистер Ботвиник торопливо царапал что-то левой рукой в блокноте. Кивком головы он поблагодарил ее, положил на стол телефонную трубку, освободив тем самым правую руку, и взял авторучку. Карандаш на мгновение замер в его руке, зато пришла в движение авторучка, и мистер Ботвиник с размаху поставил свою подпись на лежащей перед ним бумаге. Затем он ткнул перо в держатель на чернильнице того специального образца, что принят только в военном ведомстве, и протянул лист мисс Джеллиф, указав на него движением бровей, схватил со стола телефонную трубку, коротко бросил туда: «Подождите минуту» — и слегка отвел ее в сторону, продолжая меж тем слушать то, что ему говорили по первому аппарату, и строчить карандашом в блокноте.

Сержант, созерцавший мистера Ботвиника, получил, кажется, убедительные доказательства того, что означенный джентльмен с легкостью пишет обеими руками, причем делает это одинаково хорошо, и снова отвел взор от объекта своего наблюдения, пытаясь, видимо, скрыть оторопь, которая все же читалась в его глазах сквозь очки. Смущение его росло с каждой минутой. Внимательный взгляд мог бы уловить в облике мистера Ботвиника явные признаки маниакальности: впалые щеки, глубоко посаженные глаза, вытянутый в ниточку рот, жидкие, взмокшие от пота волосы — в прохладном-то кабинете — да еще эта лихорадочная, фанатичная, бессмысленная суета.

В напряженной согбенности, в позе осторожного выжидания, в невероятной ловкости тощих маленьких рук угадывалось некое фантасмагорическое сходство. Мистер Ботвиник напоминал паука. Он так и виделся в центре хитроумной и прочной паутины, опутывающей все тело АБДИПа. Чутко улавливающий тончайшее натяжение каждой нити этой сети, вечно бодрствующий в ожидании своего часа, не знающий устали, неизменно готовый к действию всевидящий и многорукий, мистер Ботвиник был поистине вездесущ.

Мисс Джеллиф слегка замешкалась, принимая подписанную им бумагу.

Мистер Ботвиник, который внимательно слушал то, что ему говорили по телефону, сказал в трубку:

— Ну, ладно, ладно. Что? Велел ему ехать сюда? Хорошо. Минутку. Может, еще что-нибудь понадобится. — Он взглянул на мисс Джеллиф.

— Он там? — спросила она.

— Он пошел на ленч в клуб с генералом Николсом. Там миссис Спен ждет у аппарата. Скажите ей, я сейчас позвоню ему. С самолетом порядок. Мне только что сообщили с командно-диспетчерского пункта. Они вернулись.

— Кто вернулся?

Мистер Ботвиник сдержанно усмехнулся:

— Она поймет — кто. Скажите ей. — Он пошевелил плечом, прилаживая трубку к уху, и произнес туда: — Уортингтон? Повесьте трубку, но не уходите, вы мне можете понадобиться. — Он дал отбой большим пальцем и назвал другой номер. — Полковника Моубри. Это из его отдела, мистер Ботвиник. — И взял было другой аппарат, но помедлил и вдруг отрывисто бросил томящемуся в ожидании сержанту: — Олмстед, вы не потрудитесь принести мне кофе?

Сержант Олмстед вздрогнул, внезапно выведенный из тревожного оцепенения. Мистер Ботвиник мог внушать не только страх. Получив счастливую возможность оказать услугу мистеру Ботвинику, сержант почувствовал себя окрыленным. Кто он сейчас — простой сержант, шестерка, но, угодив мистеру Ботвинику, он сможет получить назначение в штаб и надбавку — восемнадцать долларов в месяц.

— Охотно, сэр, — радостно воскликнул он.

Мистер Ботвиник с телефонными трубками в обеих руках откинулся на спинку стула. Локтем прикрыл дверь за мисс Джеллиф. В ожидании ответа полковника Моубри мистер Ботвиник прижал к левому уху трубку, причем развернул ее так, что микрофон оказался у него на затылке; в результате этих манипуляций он без помех смог поднять другую трубку и сказал:

— Хайт? Порядок. У меня здесь Олмстед. Я сейчас поговорю с ним. — Он сильно прищурился, почти совсем закрыл глаза. Его изможденное лицо приняло еще более суровое выражение. — Ну так вот, первое, что я хочу тебе сказать. — Он помотал головой. — Чтобы впредь этого не было. Может, Олмстед что-то и знает, но вам до этого нет дела. И ему нет дела до вас. Все, что вы раскопаете, предназначается только мне и полковнику. И больше никому ни слова. Никакого трепа на эту тему. Иначе какой от вас прок. Ладно, действуй, как я сказал, выполняй мои указания. Если заметишь хоть что-нибудь, сразу сообщи мне. Пока что ты не слишком-то напрягался. Так что давай, шевелись, Хайт. Это в твоих же интересах.

Мистер Ботвиник повесил трубку.

В дверь тихо постучали.

— Да? — сказал он. Дверь приоткрылась, и показалась мисс Джеллиф:

— Ботти, миссис Спен спрашивает, если вам удастся связаться с полковником, скажете ли вы ему что-нибудь?

— Возможно, если узнаю что-нибудь. Если ж нет, вот и ответ.

И мистер Ботвиник захихикал, чрезвычайно довольный своим остроумием.

— Вы ведь понимаете, о чем я, — многозначительно заметила мисс Джеллиф. — Полковник Култард ждет у аппарата. Он страшно злится. Хочет, чтобы полковник Моубри позвонил ему.

— Почему же он злится?

— Да он сказал, как поняла миссис Спен, что-то вроде того, что будь он проклят, если вздумает шпионить за кем-нибудь, и что лучше бы полковнику Ходену и начальнику военной полиции не соваться не в свое дело. Я думаю, они, не спросясь Култарда, учинили что-нибудь в его отделе, наверное, расспрашивали его подчиненных, распоряжались там и все такое прочее. — Мисс Джеллиф пожала плечами. — Миссис Спен говорит, у полковника Култарда опять разыгрался приступ шуриномании. — Она многозначительно улыбнулась. — Не без помощи миссис Бил.

Мистер Ботвиник изобразил подобие улыбки, означающей, что он оценил шутку, потом придал лицу строгое выражение и изрек:

— Мы всегда рады сотрудничать, но полковник Моубри не допустит, чтобы АБДИП сел ему на шею.

— Да уж, конечно, — поддакнула мисс Джеллиф и прикрыла за собой дверь. Тотчас же распахнулась другая дверь, и из коридора появился сержант Олмстед с кофе.

— Без сахара, сэр. Я знаю, вы любите без сахара.

— Благодарю. Садитесь, сержант.

Мистер Ботвиник снял с чашки крышечку и, хотя кофе был очень горячий — от него просто пар валил, — принялся проворно глотать его; потом отер рот тыльной стороной руки, перевел дух и сухо заметил:

— Звонил Хайт. Сказал, что вы должны мне что-то передать. А что, сержант, Хайт набивается вам в приятели?

— Да вроде как, сэр, — выдавил сержант с тревогой в голосе.

— Ну смотрите, дело ваше, дело ваше, — сказал мистер Ботвиник, уставясь в угол. — На Хайта нам особенно рассчитывать не приходится. По-моему, он и не особенно старается, к тому же он слишком болтлив, я имел случай убедиться. Как-то на днях в клубе прапорщиков он разошелся и выложил такое, чего никто не должен знать. Вы ему что-нибудь говорили?

— Нет, сэр, я вроде не сказал ему ничего такого, что он сам не знает… Я…

— Вообще не болтайте с ним ни о чем, — перебил сержанта мистер Ботвиник. — Сколько можно долбить одно и то же. Никому ни слова! Ничего не записывайте. Никакой болтовни по телефону без моего особого разрешения. — Мистер Ботвиник смолк, пристально глядя на сержанта Олмстеда, потом продолжал: — Стоит вам распустить язык, мне тут же доложат. Не забывайте об этом. Все, что касается этого дела, следует знать только полковнику Моубри, и главное: никто не должен подозревать, что полковнику это известно, понимаете? Пошевелите-ка мозгами как следует. Болтуны — народ опасный; мы с ними не церемонимся — сдерем нашивки, вот и вся недолга. Уразумели?

— Да, сэр, — испуганно сказал сержант Олмстед.

— Отлично. Не забывайте об этом. Так что же наше дело?

Сержант откашлялся.

— Значит, так, сэр, — начал он, — только вы мне приказали, я, само собой, стал глядеть в оба, и довольно скоро, около одиннадцати, появляется лейтенант Уиллис с этим самым цветным, ну, со стариком этим. Говорят, это его отец.

Мистер Ботвиник резко перебил:

— А почему вы решили, что это Уиллис? Вы же раньше никогда его не видели.

— Ну как же, сэр, я видел, они вышли из санитарной машины, и этот офицер тоже, у него еще лицо было здорово разбито и губа пластырем заклеена. Но я подстраховался, сэр. Когда он выходил, я подошел к нему, сказал, что я дежурный по казарме, и спросил, не он ли лейтенант Уиллис, мне велено проводить его в комнату.