Главного врача Киришской центральной районной больницы В. Есиповского, первым забившего тревогу по поводу аллергической угрозы, исходящей от БХЗ, отстранили от должности по настоянию облздрава и горисполкома: с пристрастием поискали упущения по службе — и нашли. Отстранили и его ближайших коллег…
Стою на площади города Кириши, распахнутой к Волхову, в напоенный цветущей сиренью вечер раннего лета, в толпе людей, тесно стоящих, но не мешающих друг другу, очень сосредоточенных, без улыбок. Организаторы митинга — ставшая известной на всю страну киришская Шестая секция (в обществе охраны природы пять секций; в Киришах учредили Шестую) и горисполком. Сосчитали, что собралось на площади восемь тысяч горожан. Но это только в обозримом пространстве. Площадь радиофицирована, голоса ораторов разносятся далеко окрест. Всюду стоят люди, слушают, молчат, задумались.
Выступает пожилая женщина, учительница. У нее умер внук: от аллергического заболевания нет радикального средства. В ее идущих от сердца словах спокойная мудрость возобладала над неутешной горестью. В чем высшая ценность — в близкой экономической выгоде (на БХЗ ее пока не видать) или в здоровье наших детей — в нашем будущем?..
Площадь отзывается чутко, гудит, рукоплещет.
Выступает рабочий. Взывает к исторической памяти: вот здесь, на берегах седого Волхова, пустила корни для долгой жизни первоначальная Русь. По этой реке пролегал путь из варяг в греки. В войну с фашизмом эта земля полита кровью, засеяна костями ее защитников. Свежи в памяти дела, имена строителей молодого социалистического города Кириши, для счастья людей возведенного на древней земле. У человека одно понятие о счастье, у ведомства — другое.
Над толпой транспаранты: «БВК — лысенковщина 80‑х годов!», «Долой власть ведомств!..»
Министерство медбиопрома не посчиталось с экологическими последствиями производства белково–витаминного концентрата; построили завод по сути в черте города с шестидесятитысячным населением. Да особо и не считали: делали все впервые, такого раньше нигде не было — это вдохновляло; рубили с плеча, торопились с отчетом. Первый директор БХЗ В. Быков сел в кресло министра медбиопрома… Последствия оказались угрожающими… И не видать покуда прибавки в мясе — от БВК…
Митинг на площади в Киришах длится час, другой, третий. Хлынул ливень, но не сбил взятого тона, никто не ушел. И ни одного дымка над головами: закуривать некогда, надо слушать, думать, решать — вот здесь, всем вместе. Трибуна открыта каждому; реакция на мысль, слово, позицию — мгновенна я однозначна. Людям нужна только правда. В ответ на полуправду, равно как и на полуобман, над площадью разносится мощное тысячеголосое: «Долой!» Это — слово из нашей революционной митинговой молодости. Кто–то из выступающих вспомнил, что Ленин почитал митинговую демократию за высшую ее форму.
Митинг в Киришах над Волховом в День защиты детей чем–то напоминает Новгородское вече. До Новгорода отсюда рукой подать…
Заверения санэпидслужбы, ведомственной науки в том, что при новой технологии производство на биохимическом заводе экологически безвредно, неосновательны: нет таких датчиков, дабы фиксировать все, что имеет место «на срезе трубы» в течение суток, нет гарантированной защиты от аллергенов, попавших в почву и воду. И главное, нет у киришских борцов за чистый воздух — их тысячи — доверия к обещаниям ведомства.
Затянувшийся, весьма драматический экологический узел в Киришах возник и продолжает свое губительное воздействие на самочувствие людей потому, что на нуле оказалась способность минмедбиопрома, идущих у него на поводу местных властей — прислушаться к голосу масс, заговорить с людьми на языке полной откровенности — во имя общего блага. Ведомственная амбиция в Киришах возобладала над демократией.
Киришской проблемы коснулся в своей речи на XIX Всесоюзной конференции КПСС председатель Государственного комитета СССР по охране природы Ф. Т. Моргун. То есть он упомянул Кириши в ряду других городов, где от химических производств «отмахиваются, как от назойливых мух». Обращаясь к тем, кто проектирует, вершит производство, Ф. Т. Моргун заострил внимание именно на той острейшей проблеме, которая привела в Киришах к драматическому конфликту народа с ведомством, властью. «Ведь отказываются не отдельные, как вы часто утверждаете, непросвещенные дилетанты, а повсеместно отбивается народ, а народу в мудрости не откажешь. И не прикрывайтесь ссылками на ранее принятые решения. Еще древние знали: плох тот закон или решение, которое нельзя отменить или изменить».
В принятой на митинге в Киришах резолюции первым пунктом значится — перепрофилирование биохимического завода на безотходное производство, передача его мощностей — что важно! — другому министерству. Минмедбиопрому в Киришах не верят, хотя в министрах — земляк. Воз с места не стронешь без доверия. Как его вдохнуть в отравленную киришскую атмосферу, — тут есть над чем подумать партийным комитетам, Советской власти, ученым, коллективу БХЗ — от директора до рабочего. Собственно, на раздумья нет времени, надо сделать шаг навстречу друг другу.
ЗВЕНО ЦЕПИ
Тридцать девять лет проработал лесничим в Волховском лесничестве Петр Григорьевич Антипов. За особые заслуги па лесной ниве ему присвоили в 1966 году звание Героя Социалистического Труда. В лесоводство Антипов пришел с фронтов войны: в 1941 году в Ленинграде выучился на танкиста, воевал под Калинином, подо Ржевом, под Ельцом, под Сталинградом, в Белоруссии, участвовал в победных боях под Ленинградом в 1944, освобождал Псковщину, брал Выборг. В январе 1945 года, в бою на реке Царев в Польше танк Петра Антипова «КВ» — сгорел; тяжелораненый танкист пятеро суток пролежал на поле боя, на морозе. В госпитале ему ампутировали руки и ноги…
Воля к жизни, судьба, личность Петра Антипова вселяют веру в поистине титанические возможности человека — сына Отечества!
Мой рассказ — о двух встречах с танкистом–лесничим.
В первый раз мы приехали к волховскому лесничему с режиссером документального кино Читинским, с мыслью… ну да, сделать фильм о герое войны и труда. Давно было дело…
Лесничество помещалось в простой пятистенной избе. Одну половику избы занимала контора, в другой половине сидел лесничий; в прихожей–кухне топилась плита. Лесничий выслушал нас, усмехнулся:
— Чего вы хотите–то от меня, ребята? Чего мне вам говорить–то? Времени у вас, что ли, некуда девать?
Мы смиренно отвечали, что просто так посидим, поглядим. «А вы занимайтесь своими делами».
— Ну ладно, — сказал лесничий, — сидите. Только чур не курить. Я сам не курю, и от чужого дыма у меня голова болит. Невтерпеж вам станет без курева, вон валите на волю. Места много у нас. И пить я не пью. Неудобный мужик для компании. Вам бы кого поудобней найти.
Лесничий сидел за столом. Его крупная, круглая голова прочно покоилась на плечах; левое плечо было подано назад, недвижно; правое, как у всех, в движении, в работе. Левый рукав у него пустовал, из правого рукава торчала голая, раздвоенная культя — двупалая клешня. Лицо выражало светлость, здоровье души, простоту. Губы чуток выпятились, припухли, будто лесничий прикусил горячую, прямо с жару, из чугуна, картошку, губы обжег. Говоря, он малость, по–детски картавил.
Я спросил у лесничего, откуда он родом. Лесничий сказал:
— Псковские мы. Со Скобщины. Природные скобари. Это еще при Петре Первом псковичам скобы заказывали делать. Вот и скобари.
В глазах у него голубело поле псковского льна.
Лесничий подписывал бумаги. Не так–то просто ему было поставить подпись на бумаге. То есть особой трудности эта работа не доставляла. Только шла она медленно, требовала последовательно отработанных приемов. Лесничий брал культей гирю, стоящую на столе, прижимал гирей бумагу. Затем брал со стола зубами ручку, вкладывал ее в культю, расписывался.
Он разговаривал по телефону с мелиораторами насчет того, сколько платить за прорубку просек для канав–осушителей, сколько за перегон экскаватора с болота на болото. Лесничий занимался обыденным делом; адресуясь к нам, комментировал это дело: