В этих муравейниках гнездятся крохотные существа — люди. Это бескрылые двуногие животные, в большинстве своем снабженные искусственной эпидермой. Долгое время считалось, что они самостоятельно выделяют дополнительную кожу из своих желез. Однако мои наблюдения позволили мне с уверенностью отбросить эту гипотезу: в действительности, обитатели Земли, подчиняясь могучему инстинкту, собирают шкуры некоторых зверей и растительные волокна, которые склеивают таким образом, чтобы они защищали их от холода.

Я не случайно употребил слово "инстинкт" и хочу с первых же страниц моего трактата ясно выразить свое отношение к вопросу, который вообще никогда не должен был бы возникать, но тем не менее, особенно в последние годы, обсуждался с неподобающим легкомыслием. Странный образ мышления естествоиспытателей младшего поколения привел к тому, что некоторые из них допускают даже у этих земных организмов наличие разума, сходного с нашим. Пусть другие доказывают абсурдность подобных "теорий" с религиозной точки зрения — это не моя специальность. Я же в своей книге покажу, насколько такие взгляды несостоятельны с точки зрения науки.

Разумеется, захватывающее зрелище, которое предстает перед наблюдателем, когда он впервые рассматривает через ультрателемикроскоп некое подобие слизи и вдруг начинает различать отдельные существа и живые сценки из их жизни, вызывает вполне объяснимый энтузиазм. Мы видим длинные улицы-дороги, вдоль которых обитатели Земли движутся в разных направлениях, останавливаются и казалось бы, даже разговаривают между собой; мы видим маленькие индивидуальные гнезда, где самец и самка заботятся о выводке своих детенышей, мы видим армии в походе или строителей за работой. Однако для научного изучения психических качеств этих животных простого наблюдения случайных явлений недостаточно. Чрезвычайно важно создать наиболее благоприятные условия для наблюдений, и не менее важно, чтобы эти условия были как можно разнообразнее. Иными словами, необходимо проверять предположения экспериментами, ибо наука может опираться лишь на твердо установленные факты.

Именно это мы и постарались сделать путем постановки целой серии разнообразных опытов, описанных в моей книге. Но прежде чем приступить к изложению, я должен попросить читателей хотя бы представить себе, с какими огромными, трудностями было связано осуществление нашего проекта. Правда, эксперименты на дальних расстояниях стали относительно доступными с тех пор, как в нашем распоряжении оказались W-лучи, позволяющие брать предметы, манипулировать ими и переносить их сквозь космос. Но для обращения с такими крохотными и хрупкими существами, как люди, даже W-лучи — слишком грубый и несовершенный инструмент. Во время первых опытов они чаще всего убивали животных, которых мы хотели исследовать. Для того чтобы достичь желаемой цели и научиться обращаться с живой материей с достаточной осторожностью, нам пришлось создать передающие устройства чрезвычайно высокой чувствительности.

В частности, когда мы впервые начали переносить людей из одной точки земной поверхности в другую, мы не учли особенностей их дыхательных органов. Мы переносили их слишком быстро сквозь тонкий слой разреженной атмосферы, окружающей Землю, и они умирали от удушья. Пришлось соорудить настоящую камеру из лучей, внутри которой скорость транспортировки не производила на подопытных пагубного действия.

Точно так же, когда мы только начали разделять на секции и переносить половинки людских гнезд, мы не сразу определили особенности строительных материалов, используемых обитателями Земли. Лишь впоследствии мы научились манипулировать половинками гнезд, предварительно укрепив их соответствующими излучениями.

Ниже читатель найдет схематическую карту той части земной поверхности, на которой, в основном, проводились эксперименты. Прошу обратить особое внимание на два больших людских муравейника, где были поставлены первые опыты: мы назвали их "Нормальный Муравейник" и "Ненормальный Муравейник", и оба эти названия были впоследствии приняты астросоциологами.

Такие названия были выбраны в соответствии с совершенно различными планами обоих людских муравейников: в то время как второй поражает невероятно запутанной сетью улиц, первый отличается почти геометрически правильным рисунком радиально разбегающихся путей. Между "Нормальным Муравейником" и "Ненормальным Муравейником" находится сверкающая ровная полоска, по-видимому, морской пролив. Самое большое на Земле гнездилище — это "Геометрический Муравейник" с еще более упорядоченным планом, нежели "Нормальный Муравейник", но он расположен очень далеко от первых двух муравейников и отделен от них широкой сверкающей поверхностью.

В каком районе Земли выгоднее всего сосредоточить наши усилия? Как повлиять на жизнь земных обитателей, чтобы вызвать наиболее характерную и поучительную реакцию? Должен признаться, что когда я готовился к первому эксперименту, мною владело глубокое волнение.

Рядом со мной находились четыре моих не менее взволнованных ученика, и мы все пятеро по очереди вглядывались в очаровательный миниатюрный пейзаж на экране ультрателемикроскопа. Направив прибор на "Ненормальный Муравейник", мы выбрали наиболее свободный участок, чтобы яснее определить реакцию людей на наше вмешательство. Тоненькие деревца сверкали листвой в лучах весеннего солнца, а под деревцами можно было различить множество крохотных неподвижных существ, выстроившихся неправильными кружками; в центре каждого такого кружка стояло одно изолированное существо. Сначала мы пытались разгадать значение затеянной ими игры, но не придя ни к какому заключению, решили применить луч. Результат был поразительный. В почве образовалась дырка, некоторые существа оказались погребенными под выброшенной землей, и тотчас остальные пришли в движение. Самое удивительное заключается в том, что их действия как будто свидетельствовали о наличии у этих существ разума. Одни из них бросились откапывать своих заваленных землей соплеменников, другие побежали за подмогой. После этого мы еще несколько раз применяли луч в различных точках земной поверхности, выбирая однако ненаселенные районы, чтобы не подвергать объекты наших исследований ненужной опасности в самом начале опытов. При этом мы учились уменьшать интенсивность излучений и действовать ими более избирательно. Только обретя уверенность в результатах нашего воздействия, мы приступили к первой серии экспериментов.

Я разработал программу, согласно которой мы должны были изъять несколько существ из разных муравейников, пометить их и перенести в отдаленные районы, чтобы затем определить, сумеют ли они найти дорогу в свой родной муравейник. В начале, как я уже говорил, мы столкнулись с непредвиденными затруднениями: во-первых, потому что подопытные существа умирали во время транспортировки, а во-вторых, потому, что мы не учли свойств искусственной эпидермы, которую вырабатывают эти создания. Они с необычайной легкостью освобождаются от своей верхней кожи, поэтому мы сразу же теряли их из виду, как только они попадали в чужой муравейник. Впоследствии мы сдирали с них верхнюю эпидерму во время транспортировки, чтобы непосредственно пометить их тела, но и в этих случаях, едва добравшись до другого муравейника, они делали себе новую кожу.

Наконец, приобретя достаточный опыт, мои ассистенты научились с помощью ультрателемикроскопа следить за подопытными существами, не теряя их из виду. И установили, что в 99 случаях из ста они возвращались в то место, откуда были изъяты. Я произвел транспортировку двух самцов из "Ненормального Муравейника" в самый удаленный так называемый "Геометрический муравейник". Через десять земных суток мой достойный ученик Е. X. 33, день и ночь следивший за ними с беспримерным упорством, сообщил мне, что оба подопытных вернулись в свой "Ненормальный Муравейник". Они вернулись, несмотря на полное незнание местности, куда я их перенес, причем это были домоседы — предварительно мы за ними долго наблюдали, — которые наверняка видели столь отдаленный муравейник впервые. Как нашли они обратный путь? Транспортировка произошла почти мгновенно, поэтому запомнить дорогу у них не было ни малейшей возможности. Что же служило им указателем? Разумеется, не память, а какое-то особое чутье, столь чуждое нашей психологии, что мы не можем ни определить его, ни объяснить.