— Быстрые они, как черти! — сказал Рохе.

Артуро молчал, он жевал коку и напряженно вглядывался туда, где за дальним поворотом притаилась Эскалера. Он даже не заметил тропинку, по которой они скакали когда-то, увозя Люсинду. Тропинка тонкой ниточкой вилась по скалам и терялась на берегу. Артуро сидел впереди, на связке канатов, которыми подтягивают плот к берегу, и внимательно наблюдал за струйками, тихо журчавшими между бревнами. Рохелио понял его беспокойство.

— Скоро Эскалера?

Артуро слегка повернул голову к брату, — тот как будто врос в корму, поворачивая плот, — подумал немного и сказал:

— Если мы доберемся до нее сегодня, то только к ночи, но смотри, какая вода — не высокая и не низкая.

Они как раз поравнялись с острым выступом скалы. Артуро объяснил:

— Если вода не доходит вон до той выемки наверху, это плохо… А если спадает, но голубые камни все-таки остаются под водой — еще хуже. Сейчас как раз — посередине, так что ничего хорошего…

Рохелио уверяет:

— Да проскочим, не бойся… проскочим…

— Это не так просто, — твердит Артуро, — ведь ночью там темно, как в могиле… И есть места, где и днем не светлее. А солнце-то уже низко…

Было около четырех, когда погасли солнечные блики на воде. На одном берегу вверх по склону пополз красноватый свет, а следом за ним потянулась огромная тень, повторяющая очертания противоположного берега. Артуро опять принялся за свое:

— Лучше было бы выбраться на отмель, привязать плот и переночевать на берегу… Я знаю, что говорю, восемь раз здесь проплывал…

Но Рохелио заупрямился:

— Ну и что?… Ей-богу, я думал, ты смелее… Не сомневайся, проскочим…

Артуро не ответил. Конечно, ему не хотелось показаться слабее младшего брата, но ничего, этот бахвал еще узнает, почем фунт лиха… Отправив очередной шарик коки в рот, — мы, чоло, любим, чтобы кока радовалась и горевала вместе с нами, — Артуро пробормотал:

— Ну, как хочешь…

Оба опять замолчали, разделенные взаимной обидой. Артуро понимал, что брат храбрится по молодости лет, а тот, в свою очередь, решил, что Артуро просто спасовал в трудную минуту. Теперь они правили плотом молча. Да и о чем тут говорить — дело ведь не хитрое. Удар веслом с одной стороны, потом с другой, и плот, послушно повернувшись, скользит, как лебедь. Чем ниже садится солнце, тем выше по отвесным скалам и крутым обрывам взбирается оранжевый закатный свет. И, оттесняя его к горным вершинам, упрямо ползет огромная тень, ползет, торопится спрятаться за гребнем хребта, чтобы над рекой, из которой сама она вышла, скорее опустилась ночь.

Ветер донес отголоски далекого, могучего рокота. Артуро резко повернулся к брату:

— Слышишь? Эскалера… Давай причалим, пока не поздно. Смотри, как стемнело.

Но Рохелио знать ничего не хочет, перед глазами у него только Флоринда. Пусть знает девчонка, что это из-за нее, чтобы скорее ее увидеть, отважился он в такой час помериться силами с грозной рекой! А плот все летит вперед; летит и время…

— Проскочим, говорят же тебе… На то мы и плотовщики… Проскочим…

Артуро, встав на колени на самом носу, занес весло над водой и замер. То же сделал и Рохе. Думать о ночлеге на берегу было уже поздно. Плот вошел в быстрину.

— Лево! — крикнул Артуро. — Еще!

Весла дружно врезались в воду с правой стороны плота, оттолкнув его от торчавших из воды острых камней — дозорных подводной засады. Теперь плот раскачивался на большой волне, течение усилилось. Вокруг кипела белая пена. А рокот все нарастал, переходя в зловещий рев.

— Право!.. Право-о-о!..

Снова весла с силой ударили по воде, будто хотели образумить реку, задумавшую недоброе дело. Плот и на этот раз проскочил удачно, только чуть задев острый камень. Братья работали дружно. Размолвки как не бывало. Их двое, у них общий враг, они породнились теперь тем братством, которое рождает лишь смертельная опасность. Они стояли плечом к плечу, как воины, а враг притаился под бревнами, распластанными на воде, точно на ладони гиганта.

— Сильне-е-ей!.. Эскалера-а-а!..

И вот уже видно, как совсем рядом вода с грохотом налетает на камни, которых здесь видимо-невидимо. Отталкиваться надо изо всех сил, иначе захлестнет боковая волна. Артуро сверлит глазами сумерки, высматривая удобные лазейки. Скорее, скорее на середину! Рохелио гребет молча, вслушиваясь в шум воды. Кажется, сама обезумевшая Эскалера кипит у них в груди. Пороги уже близко… Вдруг, что это? Весла погрузились в воду, но плот вместо того, чтобы скользнуть вперед, закачался на одном месте, как будто заупрямился… Артуро посмотрел на берег — перед глазами одна и та же безмолвная холодная скала. Рохелио поднял голову и, увидев исказившееся лицо брата, понял все. Он тоже перевел взгляд на скалы — так и есть, плот стоит. Вокруг выстроились неподвижные, безучастные ко всему каменные громады, река течет как ни в чем не бывало, и кажется, будто плот и люди повисли в воздухе. Но они не в воздухе — о, если бы это было так! — они застряли на камне, и волны тихонько их раскачивают. Наконец Артуро повернулся к брату:

— Сели, голубчик…

Рохелио молчит. Он знает, что виноват, но не прощенья же просить? Швырнув свое весло на середину плота, он тяжело опускается на бревна. Артуро тоже садится, достает кисет с кокой и кладет в рот щепотку, хотя шарик, который он жует, и без того велик. Между тем сумерки сгущаются. Вода несется, разбиваясь о скалы, торопится в Калемар. Что ей стоило донести туда и братьев, так вот нет же, решила отделаться от них…

Случилось то, чего Артуро больше всего боялся. Вода в реке стояла не так низко, чтобы хорошо видеть подводные камни, но и не так высоко, чтобы свободно проплыть над ними, и плот сел на острый зубец. Утром, при свете, они бы, конечно, заметили, как пенится вода над камнем, и прошли бы стороной, но теперь что толку упрекать Рохе за его ребячество? Прыгнуть в воду и снять с камня плот тоже нельзя — дна не достанешь. Прощупав все просветы между бревнами, Артуро нашел то место, где торчал из воды каменный клык. Нет, своими силами тут человеку не выбраться, разве что бог поможет. Хоть бы вода поднялась! Услышь нас, река, ведь ты и есть наш истинный бог!

Братья сидели молча, бросая друг на друга косые взгляды, пока совсем не стемнело. Раскачиваясь как на качелях, они чувствовали под собой бег воды; час проходил за часом, и ночной мрак все сгущался. Шум стоял такой, что даже не слышно было, как беспрерывно постукивают тыковки с известью. А чуть только развиднелось, братья переглянулись — новый день рождался в молочной пелене; высоко над головой повисли хмурые, спасительные тучи. Видно, не зря говорят, что есть бог на небесах!

VII. ТРУДНЫЕ ДНИ

— Когда же вода поднимется? — тяжело вздыхает Артуро. Трудные наступили дни. Скалы нависли над самой головой, вода с грохотом бьется о камни, плот качается, отбивая один и тот же бесконечный унылый ритм: да-нет, да-нет, да-нет… Плот все на том же месте, как будто его держит не камень, а сама судьба.

Тоска становится нестерпимой, кажется, целый выводок змей поселился в груди и хочет разорвать ее на части.

Рохелио, чувствуя свою вину, уже в который раз предлагает вплавь добраться до левого берега, до изрезанной трещинами скалы, на которую хоть и с трудом, но все-таки можно было бы вскарабкаться. Если ему это удастся, он пойдет в Шикун или в Калемар или поднимется в горы, к индейцам, позовет людей и спасет брата. Но Артуро отговаривает его, хотя вода и не думает прибывать и ветер безжалостно уносит последние облака.

Запас бананов кончился, да и каньясо осталось немного. В полдень отвесные лучи солнца, проникнув в теснину, невыносимо жгут. Братья черпают шляпами воду, коричневую от глины, и льют ее себе на всклокоченные волосы. От зноя, кажется, вот-вот лопнет череп, хочется пить, но вода оставляет на губах корку глины, и жажда мучит еще острее. Опять приходится браться за каньясо.

Захмелев, Рохе швыряет пустую тыкву в воду и, глядя, как она подпрыгивает на волнах, кричит: