Следующие пять минут жрица танцевала, пламя кружилось, а рыцарь горел.

Наконец, третья полоса здоровья иссякла, и застрявший в магме противник сгинул, ослепительно взорвавшись.

Ардор Мейден медленно опустила веер и остановилась. Харуюки всё ещё не мог выдавить из себя ни звука.

Он был поражён мощью, красотой Инкарнационной техники Утай… и напуган ей. Этой силой чистого разрушения, пугающей настолько, что не оставалось сил даже на трепет…

Логика её техники была не слишком сложна. Расплавить пол уровня, превратить его в горячую жидкость и уронить в неё врага. Пугало то, что происходило потом. Из этой техники невозможно вырваться. Окажись в магме кто-то, не обладающий крыльями, как Харуюки, или проволокой, как Пятый Хром Дизастер, выкарабкаться из неё у него бы ни за что не получилось. Магма была слишком плотна, чтобы плыть по ней. Даже если бы удалось добраться до берега, тот тоже оказался бы оплавлен. Сбежать оттуда так же невозможно, как из стеклянного стакана, вымазанного маслом.

Эта техника в корне отличалась от «очищающего пламени», которым она сожгла Буш Утана три дня назад. Харуюки боялся даже думать об этом, но… похоже, что эта техника относилась к четвёртому квадранту: «негативной Инкарнации, направленной наружу». Но почему эта маленькая очаровательная девочка по имени Синомия Утай разработала такую безжалостную разрушительную технику?..

Но как только полупарализованные мысли Харуюки добрались до этого момента, стоящая в нескольких метрах от него Ардор Мейден пошатнулась.

— А…

Харуюки моментально кинулся вперёд и подхватил начавшую падать на пол Утай. На его глазах покрывавшая её лицо маска разъехалась в стороны и спряталась за волосами.

Багровые линзы её глаз смотрели на Харуюки и неровно мерцали. Послышался слабый голос:

— Похоже… в бою её использовать пока рановато.

— Э-э… о чём ты?..

— Эту технику… я тренировала здесь целый год. Это экспериментальная версия «техники против тяжёлых наземных Энеми». Или, точнее… «техники против Генбу».

— Против… Генбу?.. — изумлённо повторил Харуюки. У него спёрло дыхание.

Харуюки никогда не видел вживую Генбу, стража северных врат Имперского Замка, одного из Четырёх Богов, Энеми Ультра класса. Он не знал ни того, как он выглядит, ни того, чем атакует. Но одно ему известно совершенно точно. Возле него был запечатан один из Элементов Старого Нега Небьюласа. Один из офицеров уровня Утай и Фуко.

Харуюки опустился ниже. Утай, продолжая лежать в его руках, прикрыла глаза и сбивающимся голосом продолжила:

— Моя сила… оказалась совершенно бесполезна против Судзаку. Когда мы обсуждали тактику нападения на дворец, я сама вызвалась быть командиром отряда, который должен был напасть на Судзаку. По своей глупости я вообразила себе, что если тот повелевает пламенем, то каким бы могучим оно ни было, у меня вышло бы его обуздать. Если бы… если бы против Судзаку вышла Аква Карент, повелевающая водой, злейшим врагом огня… или хотя бы Скай Рейкер с её ураганной скоростью… возможно, врата Судзаку пали бы. Именно поэтому… в гибели нашего Легиона два года назад… виновата я… я недооценила врага, я забыла об уважении к нему…

Едва Харуюки заметил в уголке её глаза слезинку, как он тут же закричал:

— Не… не говори так! Никто и никогда даже мысленно не обвинял тебя, Мей!

— Нет… я совершила ошибку, заслуживающую наказания. Дело в том, что… тогда я думала… что смогу усмирить его пламя и проскочить через врата, не убивая никого… иначе как наивными глупыми мечтами… это не назовёшь… — на этом месте отдававший болью шёпот окончательно затих.

Харуюки, всё ещё не в силах ничего произнести, наконец, осознал, почему Утай два года скрывалась от Черноснежки и жила затворницей на окраине Ускоренного Мира.

Сама Утай говорила, что это потому, что она не хотела, чтобы кто-то пожертвовал своей жизнью, спасая её из заточения. И это тоже правда. Но вместе с этим она продолжала всё это время винить себя. Она твёрдо решила, что именно из-за неё погиб Легион, и, как бы она ни хотела вновь встретиться с Черноснежкой и Фуко, она решила, что её грех никогда не будет прощён. Даже спустя два года.

Но…

Но в том же самом себя обвиняли и Черноснежка, и Фуко.

Черноснежка решила, что именно она виновна в гибели Нега Небьюласа, поскольку это она, повинуясь сиюминутному инстинкту, отрубила голову Первому Красному Королю Рэд Райдеру, развязав полномасштабную войну против остальных Королей. Поэтому она два года скрывалась в локальной сети школы Умесато.

Фуко считала, что, заставив Черноснежку отрубить её ноги ради усиления собственной Инкарнации, она неявно подтолкнула Черноснежку к тому, что та наделала. Эти мучительные мысли и заставили её скрыться на два года на вершине Старой Токийской Башни на неограниченном нейтральном поле.

Они вели себя точно так же. Все трое. Все они так ценили крепкие узы, связывавшие их со своими друзьями, что взяли вину на себя. И поэтому… Харуюки был уверен, что и оставшиеся два Элемента, и все те неизвестные ему бёрст линкеры, состоявшие в то время в Нега Небьюласе, исчезли по той же причине. Все они считали, что должны вечно искупать свою вину за смерть Старого Нега Небьюласа… и не решались появляться в Ускоренном Мире даже спустя два года…

— Но… но… — Харуюки отчаянно выдавливал из себя слова, глядя в закрытые глаза Ардор Мейден у своей груди. — Но… ведь Брейн Бёрст… существует не для страданий, не для мучений, не для ненависти, не для конфликтов… разве нет? Да, в этом мире сплошь и рядом происходят горькие, трагичные вещи… но всегда приходит день, когда ты одолеваешь препятствие, берёшься за руки с дорогими тебе людьми и делишься с ними всем. Обязательно настанет и тот день, когда твои друзья разделят с тобой ту боль, что ты пыталась вынести всё это время сама, Мей. Старый Нега Небьюлас погиб больше двух лет назад. Этот день уже далеко в прошлом!..

Он продолжал говорить, одновременно с этим начиная понимать, откуда взялась энергия, питавшая ту разрушительную Инкарнацию.

Её питало чувство вины. Это не настолько тёмная эмоция по сравнению с отчаянием или ненавистью, но и положительной её назвать тоже нельзя. Это пламя казни, наказания провинившегося человека. Скорее всего, во время применения своей техники Утай страдала так же, как и её цель.

И в то же время… похоже, что ощущение вины Утай было связано не только с гибелью Легиона. Она должна быть напрямую связана глубокими чувствами и с реальным миром. Ведь именно об этом говорила Черноснежка: изучение Инкарнации второго уровня требует встречи со своими «шрамами» в реальной жизни.

Естественно, Харуюки познакомился с Утай лишь несколько дней назад, и лезть к ней в душу не смел. Он не имел ни малейшего понятия, что она пережила в прошлом, почему страдала… и как потеряла свой голос. Но… но…

— Если даже Ускоренный Мир состоит лишь из ошибок и неверных путей… из вечных страданий и взаимной ненависти… то для чего мы стали бёрст линкерами?!..

Продолжил Харуюки изливать свои чувства, и обессилевшее тело Утай ощутимо дрогнуло.

Её багровые глаза медленно раскрылись. Но свет их всё ещё был слаб и неровен. Харуюки хотел сказать ещё что-то, хоть что-нибудь, но у него получалось лишь тяжело дышать.

И тут…

Мягкий голос, похожий на прохладный ветерок, ласкающий луговую траву, раздался в зале:

— «Что жизнь наша без игр, что жизнь наша без шалости…»

Говорил Лид, до селе молчавший. Юный самурай успел беззвучно обойти их, встать точно напротив Утай, а затем чинно усесться.

— «…Когда от звуков детских игр дрожат наши сердца».

По всей видимости, он цитировал слова из какой-то старой песни[7], но Харуюки слышал их впервые. Он словно ощутил их смысл своими чувствами. Лид перевёл взгляд с Утай на Харуюки и тихо сказал:

— Мне стыдно в этом признаваться… но я до сих пор не думал о судьбах других бёрст линкеров, о том, ради чего они сражаются. Я просто… думал, что все они лишь развлекаются и играют в эту игру. И я наивно мечтал о том, чтобы однажды… играть вместе с ними… — он качнул волосами, а затем склонил голову. Вновь подняв взгляд, таинственный самурай продолжил, — До того, как я встретился с вами, я знал лишь одного бёрст линкера — моего родителя и учителя. Он сказал мне: пусть я всегда буду один, пусть я никогда не покину этот замок, но я должен изо всех сил играть и радоваться жизни, поскольку только этот путь приведёт меня в будущее. Я всегда представлял себе радостные голоса детей, раздающиеся за высокими стенами, и продолжал тренироваться в одиночестве. И, спустя долгое… очень долгое время передо мной появились вы, Кроу-сан, Мейден-сан… мы поговорили… мы пообещали встретиться вновь… а сегодня мы сразились плечом к плечу друг с другом. Я не могу описать словами то, что я сейчас чувствую.