И снова: «Пли!..» И снова: «Пли!»…

Отдали последнюю почесть погибшим товарищам и стали расходиться.

Прошлой ночью белые не наступали. На заре подняли трескотню, пытались подойти ближе, но у зеленых были расставлены пулеметы, как глаза во лбу.

Вскоре после похорон проплыл по небу на юг аэроплан белых. Появился миноносец и начал бомбардировать город. Как метлой смел всех людей с улиц, омертвил город. Потом пошел вдоль берега, обстреливая Фальшивый, Прасковеевку и другие прибрежные поселки.

Через три дня после занятия города показался в серебристом море белый, как лебедь, крейсер. Зеленые, заметив в бинокли английский флаг и не доверяя «гостям», ожидали очередной бомбардировки города и начали готовиться: одни уходили за город, другие выходили к берегу, чтоб лучше наблюдать предстоящее интересное зрелище; артиллеристы принялись наводить на «гостя» орудия. Но крейсер, подойдя к бухте и развернувшись у ее входа, как для боя, застопорил машину и с него начала спускаться в море шлюпка. Тут зеленые поняли, что «гости» приехали разговаривать, и повалили к берегу встречать их.

Подошел роскошный для глаз зеленых катер с группой солидных, выхоленных, необыкновенно чистых офицеров. У пристани их ожидало высшее начальство зеленых и выстроенный отряд. Навстречу англичанам вышел на пристань слегка «выпимши» комендант города Орлик и проводил гостей на берег. Впереди их шел посеребренный сединой представительный генерал. Орлик скомандовал отряду взять на караул, бойцы постарались, лихо и четко рванули винтовки, английские офицеры взяли под козырек, генерал прошелся вместе с подошедшими к нему комиссаром, Ильей и Афониным вдоль строя и на ломаном русском языке проговорил удивленно:

— Однако, я вижу, ваши солдаты неплохо одеты.

Комиссар, бледный, в черном ватном пальто, затянутом ремешком, под’язвил:

— Да, по милости англичан мы имеем все, что нам нужно.

Гостей усадили в ожидавшую их легковую машину. Туда же полезли и Афонин, и Орлик, и даже казначей.

Но мест для них не было — и они обвешали машину. Кое-как прицепились и Илья с комиссаром, с видом, будто все делается так, как нужно. (Неудобно же в присутствии англичан переругиваться).

Прокатили по празднично-оживленным, солнечным улицам. Поднялись на верхний этаж цементного дома, в штаб. Вошли в большую комнату к столу посредине ее и начали знакомиться.

Переводчик отрекомендовал генерала:

— Его величества, короля Британии, генерал Кайз, представитель при ставке Деникина.

Ему представился комиссар, довольный, что для него выдался случай проявить себя и решивший, что уж здесь-то он не уступит Илье первенства. Представился и Илья, и вообще все присутствующие, включая Орлика.

Уселись вокруг стола. Генерал Кейз переспросил, кто командующий. Ему указали на сидевшего в конце стола Илью. Англичане, добродушно улыбаясь, переспросили:

— Вы — командующий? Илья?

Потом генерал Кейз что-то сказал переводчику и тот, улыбаясь, обратился к зеленым:

— Генерал Кейз спрашивает: намерены ли вы наступать на Новороссийск?

Комиссар, кривя в улыбку бледные тонкие губы и дергая на бок голову, будто ее туда подталкивали, ответил:

— Мы не уполномочены вести переговор. Главный штаб — в Туапсе.

Но англичане знают, что из Туапсе пошлют их к Вороновичу, который голову им заморочил своей болтовней. Они хотят говорить здесь — и переводчик настаивает:

— Генерал не собирается вести переговоры, он хочет лишь выяснить ваши намерения относительно Новороссийска.

— Это зависит от обстоятельств, — вставил мясистый, большой Афонин.

Англичане улыбаются, зеленые смеются, генерал что-то говорит, переводчик снова обращается:

— Генерал предупреждает вас, чтобы вы не наступали на Новороссийск.

— Почему? — сорвалось несколько голосов. Но комиссар, не желая выпускать инициативы, задал более осмысленный вопрос:

— Почему? Нам угрожает там опасность?

— Генерал заявляет, что Новороссийск — английский город, — ответил переводчик.

Все расхохотались… Зеленые — простодушно, открыто, англичане — вежливо. Смеется и генерал. Комиссар возражает, силясь улыбнуться, но у него все как-то холодно получается:

— Насколько мы себя помним, Новороссийск всегда был русским городом, да и население, если не ошибаемся, там русское.

Генерал, улыбаясь, говорит сам:

— Если подойдете, то…

— То нас встретит английская эскадра? — снова вставил Афонин.

— Нет, Шотландский полк…

— В юбочках? — вспомнил что-то Илья. Комиссар на него чуть-чуть шикнул, но генерал, смеясь, ответил:

— Да, да, в юбочках.

Зеленые опять расхохотались, комиссар успокоил англичан:

— Ну, это ничего; мы их по обычаю разденем и больше ничего им не сделаем.

— Если пойдете — мы вас поколотим.

— Мы сами колотить умеем, — смеется комиссар.

— Вас, кажется, уже угостили в Туапсе? — заинтересовался Афонин.

Кейз полусерьезно ответил:

— Это нехорошо. Мы направлялись к вам с добрыми намерениями, доверчиво приблизились, а вы нас так встретили.

— Но вы обстреливали Туапсе накануне.

— Мы отвечали на вашу стрельбу. Суда его королевского величества не принимают участия в борьбе с вами.

— Но этот снаряд хорошо угодил? — допытывался Афонин.

Кейз смущенно улыбнулся:

— Он сделал только маленькую дирочку, — и продолжал уже с нотками угрозы: — Вы не с болшевиками? Поскольку вы будете с ними, мы будем считаться с вами, как с болшевиками.

— Мы — зеленые, — уклончиво ответил комиссар. — Подробно вам изложат нашу платформу в Туапсе.

Начальник штаба принес готовый пакет, адресованный командованию белых, передал его Илье, а Илья — комиссару, который, как фокусник, который прежде чем произвести с видимым предметом какую-то манипуляцию начинает заговаривать зубы, — обратился к Кейзу:

— Просим передать этот пакет Деникину. Мы протестуем против обстрела боевыми судами белых мирного населения городов и деревень и заявляем, что при повторении подобного за каждого убитого мирного жителя будем расстреливать десять пленных добровольцев.

— Но как вы хотели доставить это письмо?

— У нас есть своя почта.

— Почта? Каким же образом?..

Кейз в недоумении. Зеленые смеются. Потом он поднялся и, будто между прочим, спросил:

— Вам не подчинены зеленые со стороны Абрау?

— Нет, это неудобно, мы поддерживаем лишь связь, — ответил комиссар.

Кейз задумчиво проговорил:

— Придется и к ним ехать.

Все поднялись, столпились. Англичане уже собирались уходить, но тут вбежала раскрасневшаяся, взволнованная девушка в каракулевом пальто, видимо полагавшая, что без нее и «вода, не освятится» и, перехватывая дыхание, начала быстро, возмущенно говорить что-то по-английски, а зеленые стояли и ушами хлопали. Но она, видя, что ее слушает сам генерал, стала успокаиваться и все чаще перемешивать английскую речь с русской. Она возмущалась, что белые бросили лазареты, набитые больными добровольцами и офицерами, но не оставили медикаментов, и предложила посмотреть их.

Прошли по улицам пешком. Вошли в коридор. Мрачно. Девушка распахнула перед Кейзом дверь в палату — и генерал отшатнулся от ударившего в голову удушливого запаха гниющего мяса. Вышел на воздух. Обещает настоять, чтоб выслали медикаментов.

Прошлись по двору втроем: Кейз, комиссар и Илья. Генерал начал говорить, что Англия бескорыстно хочет помочь России, что он долго жил в России и любит русских.

— Но есть русские — и русские, — возразил комиссар.

Проводили англичан на машине к пристани. Катер, как соскучившийся по солидному крейсеру, празднично-белому, лениво покуривавшему в сверкающем море, дрожа побежал торопливо из бухты.

Кавалькада мчится по шоссе на позицию. Дачи все реже. В пустырях — дикий, колючий хмеречь. Солнце жарит по-летнему. Илья бросает отрывистые фразы скачущему рядом с ним впереди кавалькады комиссару: