Пилларз все же не продали. Все эти годы в имении никто не жил, за ним лишь присматривали старые Снеллинги. Почему-то Гарри избегал этого места. Черная тень трагедии нависла над имением, однако Гарри по какой-то причине, которую не мог объяснить себе, не хотел отдавать это приозерное убежище в чужие руки.
И как только он стал наследником собственности дяди, снял Пилларз с продажи.
Глава 16
Но вернемся к мартовскому утру неделю спустя после выстрела в Гарри Роддни и похищения Фауны.
У окна серого каменного дома с круглыми башенками, который напоминал небольшую крепость, стоял человек, глядя на море. Окно выходило в небольшую бухту.
Руки в перчатках мужчина держал за спиной. В них находился кнут для верховой езды. Худощавый, среднего роста, этот человек был одет по-дорожному. На плечах — накидка с военными знаками отличия. Издали он казался молодым из-за стройного сложения и темных волос, перехваченных сзади лентой. Но, подойдя поближе, можно было увидеть седину в его волосах, сеть морщин под глазами, серыми и глубокими, как озерная вода. Однако это озеро не выглядело застоявшимся и покрытым ряской, ибо взгляд мужчины говорил о глубоком и незаурядном уме.
Люсьену, пятому маркизу де Шартелье, было почти шестьдесят. Один из богатейших людей Франции, которому сразу после Революции пришлось покинуть родину, чтобы избежать гильотины, он относился к тем немногим, кто имел дар предвидения и сумел переправить большую часть своего состояния, а также огромную коллекцию книг и драгоценностей в Англию.
Люсьен де Шартелье отличался серьезностью и энергией, много учился, чтобы продуманно собрать objets d’art. Он никогда не тратил время попусту, не швырял деньги и редко появлялся при дворе злополучного французского монарха, которого вместе с семьей постигла столь ужасная смерть. Характер де Шартелье имел твердый и суровый, а в гневе был страшен. В юности он женился на молодой и красивой девушке, которая скончалась, оставив ему дочь. Его дочери, в которой он души не чаял, было семнадцать лет, когда она в 1792 году против его желания вышла замуж за некоего французского господина, состоявшего при дворе несчастной Марии Антуанетты. Прежде чем Франция окончательно захлебнулась в крови Революции, маркиз, предчувствуя надвигающуюся бурю, попытался убедить свое единственное любимое дитя покинуть Париж и отправиться с ним в Англию. Она отказалась наотрез. Впоследствии маркиз узнал, что ее арестовали, и он перед самым отплытием из Франции, несмотря на огромный риск, предпринял попытку спасти ее. Но получил всего лишь известие, что дочь с мужем уже заплатили, за преданность королевскому двору, лишившись своих невинных голов.
С этого часа Люсьен де Шартелье, испытывая жгучую ненависть к своей стране, решил больше никогда туда не возвращаться. Недавно его посетил тайный посланник из Франции, предлагавший ему вернуться и встать на сторону Наполеона Бонапарта. Маркиз отказался и прочно обосновался в Англии. Он говорил по-английски с едва заметным акцентом. Если не считать его титула и определенных манер, которых никогда не утрачивал, сейчас он во всех отношениях стал англичанином.
Печаль и горе не смягчили его характера. Всегда хладнокровный и малообщительный, теперь он стал еще более замкнутым, ибо лишился единственного, что любил в жизни, — жены и дочери. Нрав у него был неприятный и тяжелый, а острый, как лезвие, язык отнюдь не делал его любимцем в кругу знакомых. Но в то же время его охотно принимали в обществе, ибо он слыл не просто богатым вдовцом, имеющим замок, но еще и владельцем большого красивого особняка в Лондоне. Его часто можно было увидеть в модных клубах, и, кроме того, маркиз стал знаменитостью как знаток петушиных боев. Его имение прославилось выведением лучших боевых петухов в Англии. Он никогда не задерживался в столице подолгу, предпочитая свои уединенный замок на берегу моря. Люсьен совершенно равнодушно относился к вниманию со стороны женщин, которых тянуло к нему, как магнитом. А ведь не одна из известных красавиц льстила себя надеждой засверкать под титулом де Шартелье. Мысль стать маркизой кружила головы очень многим светским дамам, относившимся к необычному французскому джентльмену как к недоступному призу, которого стоило добиваться любой ценой. Несколько благородных дам похвалялись тем, что короткое время пользовались его благосклонностью. Но никогда эта благосклонность не продолжалась долго. Маркизу надоедали его любовницы, и тогда он возвращался в свой уединенный замок в Брайтлинси (относившийся к Пяти портам[31]) к своим книгам.
И еще все знали о том, что он совершенно не верил в романтические отношения.
Одна знаменитая красавица как-то сказала:
— Люсьен де Шартелье исключительно учтив, но за этой учтивостью скрывается ледяная жестокость. Я ненавижу его. Но какие красивые драгоценности он привез из Франции!
Однако Люсьен не всегда оставался бесстрастным и щедро одаривал тех, кто в редких случаях присоединялся к нему, когда он появлялся в лондонских светских кругах. Наверное, было показательно и то, что он выбирал любовниц из самых чувственных и опытных женщин, которые встречались на его пути, отвергая молодых и невинных. Также он не любил, когда начинали злоупотреблять его расположением. И если женщина пыталась что-то требовать от него, Люсьен тут же порывал с ней. Никто толком ничего не знал о маркизе, что тоже привлекало, притягивало к нему людей. Даже его любовницы отмечали, что, общаясь с ними, он оставался холодным и недоступным, как вершина Эвереста. Он относился к той породе мужчин, холодных сластолюбцев, которые не поддавались власти женских чар.
Неизбежно вокруг него роились бесконечные слухи, часто самые невероятные. Что, дескать, он — сам дьявол. Что книги и научные знания, которым он отдавал большую часть времени, есть дьявольское порождение. Что имя его не Люсьен, а Люцифер. И ни одна женщина, которая когда-то общалась с ним и носила, как знак ее мимолетного успеха, подаренное им роскошное бриллиантовое кольцо, не переживала долго свой триумф. Ибо его кратковременные возлюбленные увядали и чахли (за прошедшие семь лет две из них скоропостижно скончались).
Люсьен понимал, что большинство слухов — абсурд, но они его чрезвычайно забавляли. А тем временем он вел себя, как ему заблагорассудится, продолжая прикрываться завесой таинственности. Если бы кто-нибудь поближе познакомился с его жизнью, то мог бы заметить, что она крайне утомила маркиза. Словно он уже пережил все впечатления, испытал все чувства и теперь исчерпал себя до дна. У него больше не было веры, иллюзий, амбиций, желаний. Он полностью пресытился.
Примерно раз в год маркиз устраивал в своем лондонском особняке блестящие, грандиозные балы. Его великолепный дом располагался напротив самых крупных и богатых зданий рядом с Грин-Парком[32]. В большинстве случаев подобные званые вечера превращались в шумные оргии, после чего весь Лондон обсуждал, сколько было потрачено денег на выставленную напоказ роскошь. Однако хозяин всегда оставался трезвым и рассудительным. Со злорадной скептической усмешкой он прохаживался по огромным залам, презрительно посматривая на мертвецки пьяных гостей, валявшихся на диванах и коврах. Он разглядывал мужчин, которые вскоре проснутся с отупляющей головной болью и скудными воспоминаниями о совершенных глупостях; женщин (среди них немало светских дам) в залитых вином мятых роскошных туалетах. Пробудившись на рассвете, они прибавят к длинному списку своих глупостей еще одну. Люсьен был тонким знатоком пищи и хранил в погребах огромные запасы великолепного французского вина, однако сам никогда не напивался допьяна. И его главное преступление в глазах знакомых состояло в том, что он не терял головы, а предпочитал заставлять их терять свои головы, при этом насмехаясь над всеми, за что и получил прозвище Сатир.