Она с нежностью посмотрела на него, уголки ее печального рта чуть приподнялись.

— Мне нравится находиться здесь, — с серьезным видом проговорила она, поднося руки к пылающему огню камина.

— Миледи, — произнес он, — писать ваш портрет — это огромная честь для меня. А беседовать с вами… это как… это удивительным образом раскрепощает мои мысли.

— И мои тоже, — прошептала она.

Впервые эти два молодых человека осмелились откровенно признаться друг другу, что они получают удовольствие от общения.

А Певерил продолжал:

— Мне бы хотелось сделать очень, очень многое! Моя дорогая миледи, только скажите, как я могу способствовать вашему счастью?!

Она повернула свою головку грациозным и одновременно гордым движением, но, когда отвечала ему, мировая скорбь звучала в ее голосе:

— Я не знаю, что такое счастье, с тех пор, как по чудовищной жестокости судьбы мои родители покинули меня.

Внезапно послышались тяжелые шаги, звук которых перекрывал завывание ветра и удары дождя. Кто-то поднимался к ним по винтовой лестнице. Флер первая узнала эти шаги. И цвет, появившийся на ее лице от жара камина и пылких слов Певерила, мгновенно покинул его.

— Это мой муж. Очевидно, барон вернулся раньше, чем намеревался, — сказала она.

Ужасные подозрения юного художника находили подтверждение, но он ничем не мог помочь, только молча созерцать муку и страх, так внезапно появившиеся на лице молодой женщины, стоящей перед ним.

«О Господи, — подумал он. — Она ненавидит его!»

И его медленно пронзила еще одна мысль: «Значит, и я тоже должен ненавидеть его».

Глава 14

Дверь студии была распахнута настежь без особых церемоний. На пороге стоял Сен-Шевиот в неброской, но очень модной одежде. На нем был плащ, в руке он держал перчатки. Он выглядел так, как выглядел всегда по приезде из Лондона, куда уезжал на несколько дней: мрачным, развязным, со следами скверного времяпрепровождения на лице. Огромного роста, он, казалось, заполнил собою весь дверной проем. Сердце Флер упало от страха при виде этих могучих плеч и красного красивого лица. Оглядев ее с головы до ног, Сен-Шевиот молниеносным взглядом обвел студию, почти не обращая внимания на Певерила. Затем снова воззрился на жену.

— Ну, ну, прекрасно, так вот, значит, где прячется моя любимая супруга. А я тщетно искал ее у себя.

Она шагнула вперед.

— Я не ожидала, что вы вернетесь так рано.

— Очевидно, — с презрительной ухмылкой откликнулся он, развязал плащ и небрежно швырнул его на стул. Проводя ладонью по пышным вьющимся черным волосам, Сен-Шевиот по-прежнему зловеще улыбался. — Я прибыл раньше, потому что за мной послала миссис Динглефут, — сказал он.

Флер спросила:

— Послала за вами? С какой стати?

Сен-Шевиот ответил не сразу, пересек студию и приблизился к мольберту. Широко расставив ноги, держа руки в карманах, он раскачивался на каблуках, внимательно изучая портрет Флер. Прищурившись, произнес:

— Миссис Динглефут, это прекрасное создание, всегда и всем сердцем желает мне только добра. Я просил ее связаться со мной, если здесь будет что-нибудь не так.

— Прошу вас, ответьте, что же она такое заметила? — спросила Флер, прижав руку к груди. Ее сердце билось все сильнее и сильнее.

Певерил стоял совершенно прямо и молчал.

Заговорил Сен-Шевиот:

— Славная миссис Д. прислала мне письмо, где в самых осторожных выражениях дала понять, что вы не лучшим образом себя чувствуете и слишком много времени проводите в рыданиях.

Флер, тревожно взглянув на Певерила, проговорила:

— Не думаю, что мое здоровье… или мои слезы… обеспокоили бы миссис Динглефут.

Сен-Шевиот, казалось, не обратил внимания на ее слова. Уставившись на портрет, он продолжал:

— Как старая и верная служанка этого дома, она сочла своим долгом сообщить мне, что вы слишком много времени и энергии тратите на то, чтобы подниматься в эту студию и подолгу оставаться здесь. Вам лучше было бы выезжать в новом фаэтоне, осматривая владения или заглядывая к соседям. Уверяю вас, такое поведение больше соответствовало бы достоинству знатной леди. Скажем, вам следовало бы больше обращать внимания на соблюдение некоторых условностей.

Кровь бросилась в лицо молодого художника после недвусмысленных намеков Сен-Шевиота. Однако Флер оставалась по-прежнему смертельно бледной. Наконец она проговорила:

— Полагаю, миссис Динглефут совершенно не касается то, что я здесь делаю. Я возмущена подобным вмешательством в мои дела!

Сен-Шевиот повернулся и сердито посмотрел на нее.

— Моя дорогая леди Сен-Шевиот, миссис Д. действует по моему приказу.

— То есть шпионит?.. — вспылила Флер, но тут же осеклась и продолжила: — По-моему, нам не следует смущать Певерила, обсуждая наши личные проблемы в его присутствии.

И тут Сен-Шевиота словно хлыстом ударила догадка. Возможно ли это… Возможно ли такое, размышлял он, разглядывая украдкой стройную фигурку в светлом платье. Совсем еще недавно… ну конечно… ведь это могло быть причиной недомоганий ее светлости по утром!

Он встал, зевнул и недовольно воззрился на Певерила.

— Вы требовали, чтобы ее светлость тратила на вас очень много времени. Сеансов позирования было предостаточно, — произнес Сен-Шевиот. — Заканчивайте портрет в отсутствие миледи.

— Как будет угодно вашей светлости, — отозвался Певерил, учащенно дыша.

Прервать и без того краткие мгновения радости… видеть леди Сен-Шевиот только издали… больше не беседовать с ней… какое невыразимое страдание! Его лишали всего! Он с тревогой взглянул на Флер. Она пристально смотрела в пол, словно не хотела встречаться с ним взглядом. Боже, как же она побледнела, как дрожит!

— Между прочим, теперь, когда я увидел портрет, у меня есть кое-какие замечания, — добавил барон. — Эти свежие краски и цвет волос чрезвычайно хороши. О таком даже старуха Кларисса Растинторп (а ведь она тонкий знаток искусств) сказала бы, что это напоминает работы венецианских мастеров. Но почему отсутствуют украшения? Я пришлю вам бриллианты рода Сен-Шевиотов. Напишите их на портрете ее светлости, ведь он когда-нибудь будет висеть в галерее среди портретов других знатных дам.

Резкость этого приказа не удивила Певерила. И он, и Флер догадывались, что Дензил когда-нибудь произнесет эти слова. Но он не мог больше вынести ее взгляда, взгляда утопающей, который появился у Флер, едва его светлость обнял ее. Сен-Шевиот произнес:

— Вы не очень хорошо выглядите, мадам. Ну ладно, пойдемте. Миссис Д. оказалась права. Самое время было приехать домой и лично заняться вами. Пойдемте же!

Она открыла рот, словно собираясь возразить, но промолчала. Казалось, все ее тело дрожало от прикосновения мужа. Она ужаснулась тому, что он возвратился. Это означало, что кратким мгновениям невинной радости в студии пришел конец.

— Если его светлость позволит еще один сеанс… — робко начал Певерил.

— Нет, — отрезал Сен-Шевиот грубо. — И не забудьте написать бриллианты. Желаю вам доброго утра. — Затем добавил: — Послезавтра маркиза Растинторп пришлет за вами карету. Сейчас у нее гостит внучка. Я пообещал, что вы примете заказ на внучкин портрет. Омерзительно некрасивая девчонка, но постарайтесь сделать все от вас зависящее.

Тогда заговорил Певерил:

— Милорд, мое самое заветное желание — начать самостоятельную карьеру. И если бы я добавил деньги за портрет внучки маркизы к тем небольшим средствам, которые скопил, то мне хватило бы их на то, чтобы открыть небольшую студию в Лондоне.

Сен-Шевиот, который уже подходил к двери, обнимая за талию Флер, посмотрел на Певерила через плечо и нахмурился.

— Я скажу, когда настанет ваше время уехать из Кадлингтона! — рявкнул он.

«Сен-Шевиот счастлив только тогда, когда отнимает свободу у других, держа их, словно в тюрьме, чтобы удовлетворить свои порочные наклонности, — подумала Флер. — Увы, бедняжка Певерил! Скоро он перестанет радоваться здешней благотворительности».