— Кто‑кто?! — переспросил Андрей наконец дождавшись голоса из трубки. — А, Лех, привет! Андрюха это…, дежурный сисадмин вирт комплекса… Значит, ты дежуришь…, ага, понял… Да тут с одним вашим гавриком проблема… Зорин Александр… Да чет сам понять не могу, если честно… Аватар поврежден, но ребут не проходит…, и самый прикол в том, что пингуется он нормально, будто все в порядке… Слушай, но это вам решать че делать! Клиент ваш, вот и думайте! По мне так не фиг гадать, выводить его надо!.. Я не знаю, Лех!.. Еще раз говорю, что без вашего согл…. Да знаю я ваш зверинец!.. У меня тут тоже веселухи мало, если что!.. Что?! Хорошо, жду! Давай тогда сразу на третий ныряй и…, все ладно, на месте обсудим!..

Палата номер "Хэ", как ее шуточно называл персонал вирт комплекса из‑за порядкового номера на двери, изображенного в виде римской цифры десять, находилась на минус третьем этаже. Собой она представляла достаточно объемное помещение, способное вместить до десяти вирт капсул, из которых в данный момент задействовано было всего четыре. Несмотря на то, что это помещение официально было выделено под нужды психиатрии, его внутреннее убранство ничем разительно не отличалось от множества подобных. Все те же десять капсул, к каждой из которых подключен отдельный блок управления в виде не особо мощного компьютера, десятки метров кабельканалов с различными проводами и громадный роутер, обменивающийся пакетами данных с основным сервером, а еще огромное количество ламп освещения, расположенных как на потолке, так и на стенах. Яркий свет был необходим. С его помощью поддерживалась жизнедеятельность определенных бактерий, обитающих в гелевом растворе. Эти полезные бактерии боролись с различного рода загрязнениями внутренней среды капсулы, а также не позволяли развиваться другим болезнетворным микроорганизмам.

Разница была в другом. Например, в отделении ФСИН содержались исключительно заключенные, в свое время получившие реальный пожизненный срок. Сюда они попали по собственной воле, подписав определенный контракт в обмен на возможное изменение срока их заключения. Когда вирт мир только начинал развиваться, заключенные в основном служили так называемым "мясом" для тренировок различных силовых структур, но гораздо позже, когда подобные вирт комплексы заработали в нескольких городах, они стали неотъемлемой частью социальных экспериментов. За душевное, как, впрочем, и за физическое состояние зеков особенно никто не переживал. Использовали их по полной, без всякой передышки на реал, а зачастую без какого‑либо зазрения совести их тела увозились в крематорий. Хотя о подобных случаях, естественно, никто не распространялся. Другое дело — отделение психиатрии. Это был чистого рода эксперимент над подсознанием душевнобольных. Считалось, что виртуальность имела широкий спектр возможностей для терапии, которого не было в реальности. Пациентам искусственно создавалась определенная среда, и они должны были самостоятельно решать проблемы, общаться с другими людьми, да и просто выживать. Конечно, ничего из этого в памяти больного не сохранялось, но, по мнению ученых, многое непременно откладывалось в подсознании, что однозначно могло положительным образом сказаться на общем курсе лечения. Некоторые скептики небезосновательно считали такой подход безумием самих ученых, но, надо признать, кое — какие успехи все же намечались. Первыми, над кем решили провести эксперимент, были суицидники, и, как оказалось, в своем выборе доктора не ошиблись. При каждой новой загрузке аватара пациенты действовали намного осмотрительнее. Начинала проявляться тяга к жизни, въедливые чувства ненужности и одиночества замещались желанием быть частью социума. До идеала их психического состояния, конечно, еще было далеко, но уже сейчас можно было сказать, что затея оказалась, хоть и безумной, но уж точно не обреченной на провал. Омрачает только одно. Точнее один. Парень из двести сорок первой капсулы. С ним постоянно происходит какая‑то ерунда. Он перезагружался уже семь раз, но положительная динамика начала наблюдаться только в последний. И теперь, когда, казалось бы, вот он, успех, случился непредвиденный сбой. И самое противное было в том, что Андрей ни черта не понимал, в чем же, собственно, дело…

Положив трубку на место, айтишник быстро покинул свой кабинет, даже не удосужившись прикрыть за собой дверь. Затем чуть ли не бегом по коридору переместился к лифту и нажал на кнопку вызова. Спустившись на нужный этаж, он прошагал до середины еще одного коридора и остановился у требуемой двери, после чего провел пластиковой ключ — картой по сканеру электронного замка и, переступив небольшой порожек, вошел внутрь помещения.

Яркий свет множества люминесцентных ламп отразился резью в усталых глазах. Скривившись, Андрей взглянул на капсулы и, быстро вычислив проблемную по тревожно мигающему монитору у ее подножья, шагнул к ней. Выдвинув клавиатуру, он ввел дежурный пароль и в очередной раз запросил диагностику оборудования. Через несколько секунд он снова непонимающе потупил взгляд. Система была в полном порядке. Никаких проблем. Конечно, все то же самое айтишник уже удаленно проделывал из своего кабинета, но при этом он все же в глубине души надеялся, что прямое воздействие на компьютер капсулы повлияет на результаты анализа. К сожалению, каких‑то отличий в информации не возникло, и Андрей, размяв пальцы, ввел команду для диагностики программного обеспечения.

"Ошибка перезагрузки аватара" — выдал на экран компьютер всю ту же дурацкую надпись.

Еще раз.

"Ошибка перезагрузки аватара".

— Что за херня, твою мать?! — стиснул зубы техник и чуть было не стукнул рукой по клавиатуре. — Гребаная железяка! В чем проблема?! А, к черту! — рявкнул он и запросил команду на вывод из виртуальности.

"Ошибка. Дефрагментация памяти невозможна".

— Что?! Что, мля?!

Еще раз.

"Ошибка. Дефрагментация памяти невозможна".

— У — у, сука! — он все же приложился кулаком к устройству ввода, но не сильно. — Какого хрена?!

За спиной щелкнул электрозамок, и айтишник обернулся. В помещение вошел полный низкорослый мужичок в белом халате. Чуть прикрыв ладонью глаза от яркого света, он, пытаясь отдышаться, подковылял к Андрею и, взглянув на его недовольное выражение лица, спросил:

— Что тут?!

— Что?! — Андрей прижал руку к спине медика и подтолкнул его к монитору. — А вот что! Смотри!..

Некоторое время мужчина, нахмурив брови, разглядывал многоэтажный список команд, а затем, почесав затылок, вопросительно уставился на айтишника.

— И… — протянул он. — Что это значит?!

— Мля, Лех!.. Вас там че…, по объявлению набирают?!

— А чего ты орешь‑то сразу?! — возмутился медик. — Я вообще к этому проекту не причастен! У меня там…, — ткнул он пальцем в потолок, — своих психов хватает, понял?!

— Тьфу ты! — скривился техник и глубоко вздохнул.

— Да лето же, Дрон! Все в отпусках, ети его мать!.. Сейчас только Васильич ими занимался, но он уж, наверняка, третий сон досматривает, время видел?! Слушай, и выруби эту тревогу, а! И так башка раскалывается…

— Угу, надо бы… — согласно кивнул Андрей и, задумчиво поджав губы, ухватил компьютерную мышь. — Что ж ты мне по телефону этого не сказал?!

— Про тревогу, что ль?! А ты про Василь… Ох, ты ж, мля!.. — неожиданно вскрикнув, медик отпрянул в сторону. — Гляди, он глаза открыл!..

Резко вскинув голову, техник обеспокоенно уставился на капсулу. Даже сквозь зелень раствора можно было отчетливо разглядеть спокойные движения век пациента. Да, именно спокойные. Техник не заметил той паники, обычно свойственной для тех, кто случайным образом приходил в себя. Тот, кто был сейчас внутри, даже конечностями не шевелил. Конечно, можно было предположить, что он просто еще не отошел от действия транквилизатора. Но, черт возьми, — кардиограмма! Амплитуда сердцебиения практически не изменилась за то время, что Андрей провел здесь. И это, как минимум, было очень странно.