С фронта приходили тревожные вести. Красная Армия отходила на восток.
Уже была оставлена Молдавия, и советские батальоны, полки и дивизии, истекая кровью, бились в степях Украины, стояли насмерть под Одессой. По радио сообщали, что и по всей Белоруссии шли ожесточенные бои. Но и там, в лесных чащобах, где только вчера прошел противник, сегодня уже действовали мелкие неуловимые отряды народных мстителей. Партизаны нарушали коммуникации, взрывали мосты, пускали под откос вражеские воинские эшелоны.
Огненный шквал войны уже вскипал у Днепра, приближался к Азовскому побережью. Но это не могло остановить или замедлить ход напряженных работ бронзокосцев. Днем и ночью выходили они в море и возвращались с доверху наполненными рыбой трюмами.
Как-то в хутор вновь наведался Жуков. Бледность его бескровного лица говорила о том, что он крайне переутомлен. Однако секретарь райкома старался держаться бодро.
Проезжая мимо сельсовета, Жуков услышал, как кто-то окликает его. Он протянул руку к баранке, и шофер остановил машину. Жуков обернулся и увидел Васильева, высунувшегося из окна Анкиного кабинета.
— Ты к нам? — крикнул Васильев.
— К вам.
— Заходи сюда. Тут все в сборе.
Жуков вышел из машины и направился в сельсовет. В кабинете были Анка, Душин с женой, Евгенушка, Дарья, жена Васильева.
— Доброго утра, товарищи! — приветствовал их Жуков. Он посмотрел на Анку, сидевшую у радиоприемника, понимающе кивнул, тихо прошел к дивану и сел возле Евгенушки. — Сводку слушаем?
— Слушаем, Андрей Андреевич, — вздохнула Евгенушка. — Шибко шагают людоеды.
— К своей могиле торопятся.
— Все, — Анка выключила радиоприемник. — Вот, Андрей Андреевич, как видите, нерадостные вести.
— Наступят и светлые дни. Они будут приносить только счастливые вести.
— Когда же? — и глаза Евгенушки загорелись надеждой.
— Предугадать невозможно. Но такие дни наступят несомненно. А что Виталий? Пишет? — спросил он вдруг.
— Нет. Еще ни одного письма не получила.
— А твой сокол, Анка, дает о себе знать?
— Молчит. Словно в воду канул.
— Да-а… — задумчиво произнес Жуков, глядя в пол. — Вот и я получил последнюю телеграмму от жены из Свердловска, а потом она… тоже как в воду канула. Самое разумное было бы — остаться ей на Урале.
Васильев подсел к Жукову, спросил:
— А как у вас дела с уборкой?
— Неважные, Григорий, — Жуков сразу посуровел. — В случае чего, придется сжигать хлеб на корню… Ни зернышка не оставим гитлеровской саранче, душа из нее винтом… — Он выбросил перед собой руки кверху ладонями, потряс ими. — Вот чего не хватает… Рук, рабочих рук…
— Поможем, — решительно сказал Васильев.
Жуков порывисто поднялся с дивана, несколько секунд смотрел на председателя колхоза, светлея в лице.
— То есть?..
— Пошлем на уборку хлеба наших женщин и девушек.
— А путина?
— Управимся и без них.
— Но-о… согласятся ли они?
— Согласятся, не сомневайтесь, — заверила Анка.
— Мы все пойдем убирать хлеб, — поддержала подругу Евгенушка. — Верно говорю, товарищи женщины? — она окинула взглядом Дарью и жену Душина.
— Верно, верно, — кивнул головой Душин. — И Дарья, и моя жена поедут на уборку хлеба в колхоз, а ты будешь дома сидеть.
— Почему? — возмутилась Евгенушка.
— А потому, — спокойно продолжал Душин. — Случись с тобой сердечный припадок, что делать? В поле медпункта нет, вот и будешь только обузой для других.
— Я не из нежных… рыбацкой закалки.
— «Наркомздрав», Евгения Ивановна, прав, — заключил Жуков. — Ну, спасибо, порадовали вы меня. Сейчас поеду в колхозы «Октябрь» и «Красный партизан». Может, и они подсобят колхозникам.
— Рыбаки — народ сознательный, отзывчивый. Тебе ли, Андрей, не знать их? Помогут.
— Знаю, Григорий, потому и дружу с рыбаками, — заулыбался Жуков. — Значит так: завтра же люди должны быть в Белужьем, а райисполком распределит их по колхозам. Я поехал. — У двери остановился, посмотрел на Анку. — Возьми на себя руководство вашей женской бригадой. — И к Васильеву: — Подходящая кандидатура?
— Нет, — возразил Васильев. — А кто будет…
— Революционный порядок на хуторе блюсти? — засмеялась Анка. — Я думаю, Андрей Андреевич, что на время моего отсутствия товарищ Васильев вполне справится, совмещая должность председателя колхоза и председателя сельсовета.
— Не сомневаюсь, — и Жуков вышел из кабинета.
— Хитрости у тебя, девка, — покачал головой Васильев, глядя на Анку, — хоть отбавляй.
— Вы же сами предложили послать женщин на уборку.
— Ладно, так и быть, поезжай. Дело нужное, — сдался Васильев.
— Тогда примите от меня, Григорий Афанасьевич, печать сельсовета…
Рано поутру в Белужье начали прибывать группами женщины и девушки из рыболовецких колхозов. Их подбрасывали в районный центр военные автомашины, днем и ночью курсировавшие по степным дорогам в разных направлениях.
Возле помещения райисполкома прибывающих ожидали присланные из сел подводы. Выпряженные волы лежали тут же возле подвод, лениво пережевывая жвачку. С их толстых мясистых губ свисали прозрачные нити тягучей слюны. В тени деревьев стояли на привязи лошади. Они били копытами, беспрестанно взмахивали хвостами, отбиваясь от надоедливых мух.
На крыльцо здания райисполкома вышел средних лет мужчина и окинул беглым взглядом улицу, запруженную подводами.
— Запрягайте! — скомандовал он.
— Давно пора, — проворчал какой-то сердитый конюх. — Вам-то хорошо в тени прохлаждаться, а коней муха засекает.
Из райисполкома гурьбой высыпали женщины. Анка громко обратилась к мужчинам, торопливо запрягавшим волов и лошадей:
— Товарищи! Где подводы колхоза «Заря»?
— Вон те, крайние, — ткнул в сторону кнутовищем возница.
— Бабоньки, девчата, рассаживайтесь. Эти подводы для нас, бронзокосцев, — распорядилась Анка.
— Давайте скорее, а то солнце, глядите, как высоко, — торопила подруг Дарья.
К Анке подбежала Валя.
— Мама, мы уже едем?
— Да, доченька. Идем, видишь, вон нас ждут подводы.
Только в полдень подъехали на ленивых волах к полевому стану. Бронзокосских женщин встретили приветливо и радушно, накормили наваристым борщом, напоили холодным молоком.
В поле стрекотали жнейки, на току гулко стучала молотилка, приводимая в движение трактором. Одни подводы доставляли на ток снопы, другие — увозили в село зерно. Скошенный жнейками хлеб вязали в снопы и осторожно укладывали их на подводы, устланные брезентом, чтобы не терять зерна, осыпавшегося с переспелых колосьев. В поле на току работали горожане — учителя, рабочие, служащие. А по золотистой стерне стайками перебегали с места на место пионеры, собирая колоски. Они тоже трудились в меру своих сил на колхозном поле. Сельские ребята учили городских этому несложному, но очень важному делу. Анка указала Вале на детишек:
— Беги к ним, доченька. Помогай нам.
— А они примут? Не прогонят меня?
— Конечно примут, — подбодрила ее Таня Зотова.
— Они же пионеры, — заметила жена Душина.
— Иди, иди, — легонько подтолкнула ее Дарья. — Будь посмелее. Бояться нечего.
Валя медленно направилась к пионерам. Но когда увидела, как мальчики и девочки, заметив «подкрепление», радостно замахали ей руками, зашагала быстрее и, еще раз оглянувшись в сторону матери, побежала.
Анка разыскала председателя колхоза, спросила, что делать ее бригаде.
— Будете снопы вязать. Там у нас нехватка в людях, — объяснил председатель.
— Рыбу в море добывать умеем, а вот снопы вязать не пробовали. Сумеем ли? — поделилась своими сомнениями Анка.
— Дело несложное. Научиться недолго. Только руки приложи.
— Если покажут — научимся. — И Анка повела свою бригаду в поле.
Пять дней проработали бронзокосские женщины на колхозном поле. С непривычки болела спина, в пояснице и ногах ощущалась острая ломота. Саднила исколотая остями кожа рук.