Скиба давно был знаком со сторожем и его старухой. Имелись у него знакомые и в Шабановском. Пробравшись на заготовительный пункт, Скиба узнал от старухи, что немцев в поселке нет, а живут они в землянках на поляне возле поселка с нагорной стороны — боятся налета партизан.

Однажды ночью, когда с ледниковых вершин на предгорье обрушилась метель, партизаны, ведомые Скибой, скрытно подошли к немецким землянкам. В момент нападения кто-то из партизан громко чихнул и чуть было не испортил все дело. Часовые подняли стрельбу. Немцы в одном белье выбегали из землянок и тут же падали под меткими партизанскими выстрелами. Поняв, что они окружены, остальные немцы начали отстреливаться через открытые двери.

— Гранаты к бою! — крикнул Васильев. — Глуши их, чумных крыс!

Партизаны ползком подобрались к дверям, из которых вылетали огненные струи трассирующих пуль, и начали швырять в землянки гранаты. Васильев уже было возрадовался в душе, что выполнение операции прошло так легко, быстро и без потерь. Но тут с утеса, нависшего над пропастью, на партизан одна за другой с воем посыпались мины, поляна огласилась криками раненых и стонами умирающих.

— Назад! — скомандовал Васильев. — Отползай к лесу! К лесу!..

Партизаны ползли по снегу, тащили на себе раненых и убитых товарищей. А миномет продолжал методично бить, на поляне от разрывов мин взвихривался снег.

Партизаны отступили в лес, подсчитали потери: семь убитых, двенадцать легко раненых.

— Мы ему хорошо всыпали, но и он, чертяка, здорово покусал нас, — сказал Васильев.

Когда возвращались на базу, Скиба забежал к старухе в сторожку, попросил:

— Пахомовна, ты бы нашей медицинской сестрице какую-нибудь посудину уделила, а то ей, бедняжке, ни бинтов, ни белья постирать не в чем. Беда!

— Да возьми вон то жестяное корыто. Я и деревянным обойдусь. А мыло есть?

— Есть. У фрицев позычили без отдачи.

— На вот еще два куска. Пригодится.

В лагерь партизаны пришли перед рассветом, где их ожидали Кавун, Анка, Бирюк и Цыбуля с двенадцатью партизанами, охранявшими базу.

— Сработали? — встретил Васильева вопросом Юхим.

— Сработали, — невесело вздохнул Васильев.

— Десятка два фрицев списали в расход, — внес ясность тихий и спокойный Краснов.

— Добре, — сказал Кавун и пристально посмотрел на Васильева. — А чего это вы сумный такой, Григорий Афанасьевич?

— Семь товарищей потеряли… Минами, гад, накрыл нас…

Кавун ставшими вдруг непослушными руками молча снял с головы шапку…

Скиба пришел в медпункт как раз, когда Анка стирала бинты в немецкой каске. В очаге золотились угли, на которых стоял котелок с водой.

— Вернулись? — спросила она, перестав стирать.

— Вернулись, — и Скиба поставил к стене корыто, а мыло положил на столик. — Это подарок тебе, сестрица, от Пахомовны.

— Спасибо! Ой, да спасибо же вам! — обрадовалась Анка, всплеснув облепленными мыльной пеной руками. — Теперь я богатая хозяйка!..

Боевая группа отряда «Родина» делала вылазки, перехватывала на хоженых и нехоженых горных тропах вражеские транспорты вьючных лошадей, совершала налеты на поселки, занятые немцами. А Бирюк, прикомандированный Кавуном к медпункту в помощь Анке и вынужденный сидеть в лагере, нервничал. Ему дозарезу нужно было пойти в «разведку»…

Он, негодуя, жаловался Анке:

— Что же это, Анна Софроновна, нешто я последний человек в отряде? На операции не берут, в разведку не посылают. В каждый след Скибу да Скибу…

— Надо же кому-то и базу охранять, — успокаивала его Анка. — У тебя больная нога, вот начальство и учитывает это. Нельзя посылать хромых в разведку.

— Да я сильнее всех! — потряс Бирюк здоровенными кулаками. — У меня от злости на немчуру и хромота прошла. Вы бы, Анна Софроновна, замолвили за меня словечко.

— Мое словечко останется пустым звуком. Иди к Кавуну и сам говори с ним.

Но Кавун был непреклонен. В груди Бирюка поднималась волна такой злобы, что стеснялось дыхание. И возможно, что злоба на партизан вот-вот прорвалась бы наружу каким-нибудь опрометчивым поступком, но случилось такое, отчего Бирюк тайно обрадовался, возликовал в своей темной душе…

Васильеву пришла в голову мысль: связать через Скибу Анку с Пахомовной. Не может быть, чтобы сторож заготпункта потребсоюза в скором времени не навестил бы свою старуху. Через него можно было бы связаться с другими партизанскими отрядами и координировать совместные боевые действия против гитлеровцев. К тому же старуха часто бывает в Шабановском и в других поселках, и от нее можно будет получать нужные сведения.

— А почему ты остановился именно на Анке? — спросил Краснов.

— Мужчину посылать к старухе как-то несподручно. Женщине легче выкрутиться. В случае встречи в лесу с немцами она будет нести на себе вязанку валежника, скажет, что собирала в лесу топливо.

— А если спросят, где живет?

— Скиба предупредит старуху, и она подтвердит, что Анка ее невестка, вдова, живет при ней с внучонком.

— Добре, — согласился Кавун. — Тильки треба стягнуть з Анки кожух и одеть ее в жиночу свитку.

— Это мы все предусмотрели.

Мысль Васильева была всеми одобрена, и решение военного совета осталось в секрете. Партизаны знали только одно: Скиба и Анка отправились в горы для выполнения какого-то особого задания командира отряда.

Чтобы запомнить дорогу, Скиба повел Анку к сторожке днем.

— Вот поваленное дерево… Вот покосившееся… Вот два сросшихся… А вот камни выступают из земли… Дупло… Четыре пня… — шептал Скиба, обращая внимание Анки на приметы.

— Хорошо. Запомню.

Неподалеку от сторожки Скиба оставил Анку за толстым стволом дуба, спрятал под полой пальто автомат и стал медленно пробираться к сараю, озираясь по сторонам. Анка следила за ним. Вот он перелез через плетеную изгородь, оглянулся и прижался к углу сарая. Так он простоял несколько минут. Потом решительно направился к сторожке. Только Скиба шагнул на порог, как открылась дверь и из сторожки вышли два гитлеровца. Они остановились в изумлении, увидев перед собой бородатого русского в стареньком пальто, подпоясанном обрывком веревки. Это пальто ему ссудил на время один кумураевский рыбак по просьбе Кавуна.

Скиба снял с головы шапку и держал ее на вытянутой руке, как будто просил милостыню. Гитлеровцы переглянулись, потом схватили Скибу за руки и втолкнули его в сторожку…

Анка тихо вскрикнула, схватилась за грудь. Ей казалось, что у нее перестало биться сердце… Долго стояла она на снегу, дрожа от волнения и холода. Наконец дверь открылась, и из сторожки вышел Скиба в сопровождении гитлеровцев. Он был без пальто, с обнаженной головой и со связанными за спиной руками. Лицо Скибы было в крови. Анка сунула за пазуху руку, и ее тонкие пальцы стиснули холодный металл пистолета.

«Нет, это бессмысленно… Дрожит рука… И далековато… Если бы автомат… Если бы гранаты… Как же я не догадалась?..»

Гитлеровцы увели Скибу за сторожку. Анка вздрогнула. «Да ведь они же убьют его!..» Выхватив из-за пазухи пистолет, бросилась к сторожке. Подхватив длинные полы пальто, она, словно пьяная, ковыляла по глубокому снегу.

Анка забежала с другой стороны лесной сторожки и чуть было не наскочила на гитлеровцев, стоявших к ней спинами. И тут все свершилось в какое-то короткое мгновение…

Скиба стоял со связанными руками на краю обрыва, голову не клонил, держался прямо. Позади него в глубокой расщелине шумел стремительный горный поток, гремя уносимыми вниз камнями. Когда Анка показалась из-за сторожки с пистолетом в руке, Скиба успел только улыбнуться ей. Сухой треск автомата оборвал его жизнь. Он покачнулся и рухнул спиной вниз, в гремящую расщелину… В то же мгновение Анка одну за другой послала пули в спины гитлеровцев… Они словно по команде повернулись к Анке, хватая ртами воздух, выронили автоматы и со стоном повалились на снег.

— Это вам за Скибу… За все… за все, проклятые душегубы…