При воспоминании о том, как закончился день, и чем продолжилась ночь, я хмыкнула и довольно потянулась. Да-да, Брашер ушел в свою спальню уже под утро. И я нисколько против этого не возражала.

Быстро позавтракав, я сунула в карман куртки Жиля, уже привычно принявшего уменьшенный размер, взяла Брашера за руку и открыла портал к приемной Равашаля.

Кстати, куртку мне пришлось надеть новую — мой карманный мудрец наотрез отказался путешествовать в табачной атмосфере.

Мы с Брашером стояли со своей стороны зеркала и наблюдали, как колонель Брихсдорн задает вопрос Яначеку, не получает никакого ответа, задает новый вопрос… и так до бесконечности.

Губы Теодора были плотно сжаты, пальцы вцепились в раму зеркального окна.

— Я вот думаю, — тихо сказала я ему, — стоит ли давать ему понять, что ты освободился? Или нет?

— Мне кажется, что стоит, — решительно вмешался в разговор Равашаль, и протянул Брашеру ладонь, — Приятно познакомиться. Жан-Клод Равашаль, начальник Службы магбезопасности.

— Теодор Брашер, маг, — кивнул тот в ответ.

— Так вот, — Равашаль потянул нас в сторону своего кабинета. — Пойдем, поговорим лучше у меня. Странным образом, когда наш фигурант смотрит в эту сторону, мне кажется, что он и через зеркальное стекло меня видит.

— Кстати, а как вы Яначека блокируете? — оторвавшись от стекла, спросил Брашер.

— Орихалковые браслеты. Плюс камера у него антимагическая, — пояснил Равашаль.

— Знаете, не выводите вы его из камеры, — сказал вдруг Брашер. — Все равно же, на вопросы он не отвечает? А то у меня скверное предчувствие. Что-то было у него еще в ранних исследованиях, еще даже до того, как он приехал в Прагу, насчет тонких материй и управления ими при полном выжигании резерва. Ведь воздействие орихалка в чем-то сходно с выжиганием резерва?

Равашаль резко остановился посреди коридора.

— Вот даже как? Интуиция должна быть подкреплена знанием предыстории… — сказал он вроде бы ни к чему, и добавил уже в коммуникатор. — Брихсдорн, заканчиваем и немедленно уводим пациента в камеру.

Он отдал краткий приказ охранникам, затем повернулся к нам с Брашером и пояснил:

— Сейчас мы с ним вроде бы случайно столкнемся в коридоре. Я вас, Теодор, постараюсь заслонить, но так, чтобы он увидел краем глаза. Пусть гадает, не померещилось ли ему…

Тут в голове у меня включился дребезжащий тенор: «Лавиния, пусть поторопятся. Что-то тут назревает нехорошее!». Я торопливо кивнула Равашалю и шагнула в сторону. Вовремя: из комнаты для допросов вывели Яначека, уже скованного наручниками и, в дополнение, в орихалковом ошейнике. Он шел, ни на кого не глядя, губы его едва заметно шевелились.

И тут у меня в голове вновь прозвучал скрипучий голос Жиля: «Лавиния, посмотри магическим зрением! Он сплетает какое-то заклинание. Его надо сбить с фразы, пусть Брашер его окликнет, быстрее!»

Я подтолкнула Теодора. Он понял меня верно, шагнул вперед и воскликнул:

— Милош, это ты? А где же Марта?

Такое невероятное изумление звучало в его голосе, что даже меня пробрало. И такое же огромное, невозможное изумление я увидела в поднятых глазах Яначека. Он споткнулся, не отрывая взгляда от лица Брашера, и магическим зрением я увидела, как из его рук падает сплетенная почти до конца сеть, сияющая ядовитой зеленью и черным.

«Набрось на ладони самую сильную защиту, какую сможешь, подхвати сеть и скатай ее в комок, а потом брось в пространственный карман. Потом будем разбираться, что это за гадость!» — продолжал руководить мной Жиль. Сделав длинный шаг вперед, я одним жестом проделала все, о чем кричал мне Жиль и мгновенно вернулась назад. Только теперь почувствовав, как горят ладони, я сунула их в карманы куртки.

Яначек отшатнулся от Теодора, прижался к стене и спросил:

— Т-ты? Как? Откуда?

Голос его дрожал, что принесло мне немалое удовлетворение. И не только мне, я думаю; во всяком случае, в моем кармане снова хмыкнули.

— Ты думал, я оттуда не выберусь, мой дорогой ученик? — спросил Брашер почти ласково, очень тихим голосом. — Интересно, на что ты больше рассчитывал: что я загнусь от старости, или что меня съест тоска?

— Как ты выбрался? — Яначек смотрел на него в упор, глаза его горели. — Скажи, как ты выбрался? Ты нашел формулу?

Неожиданно мне показалось очень смешным, что они разговаривают только вопросами, совершенно не собираясь отвечать. Понимая, что это почти истерика, я плотно сжала губы, что не рассмеяться.

«По-моему, он абсолютно ненормальный! — веселым голосом сказал мне Жиль. — Давай его добьем! Достань-ка меня из кармана и поверни к нему».

Медленно я вынула из кармана ничем не примечательный коричневый блокнот и повернула его обложку к Яначеку и его конвоирам. Впрочем, обязанности свои они сейчас никак не выполняли, потому что не могли оторвать взгляд от сцены, на которой появился третий актер. Книга выросла в моих руках и вновь стала огромной, такой, что я с трудом удерживала эту махину. Горящие синим глаза распахнулись, и ехидный скрипучий голос сказал:

— Я же говорил тебе, двоечник, учись лучше!

К удивлению, этот удар не добил Яначека, а наоборот, кажется, придал ему сил. Вытянув скованные руки, он прыгнул вперед, словно громадная лягушка, и попытался вырвать из моих рук Книгу. Честно скажу, я бы не удержала и эту тяжесть, и хорошо упитанного мужчину, но тут Жиль — снова, снова! — поразил меня до глубины души: он хорошенько прицелился и укусил Яначека за нос.

— Тьфу, гадость, — громко сказал он. — Порченая у тебя кровь, я это всегда знал.

Упав в кресло в кабинете Равашаля, я схватила первую попавшуюся папку и стала ею обмахиваться. Равашаль укоризненно покачал головой, отнял у меня папку и налил в большой стакан ледяного белого вина. Потом безмолвно показал обложку папки: «Еженедельные отчеты его величеству». Да, неловко как-то получилось.

Впрочем, белое вино пробило комок, застрявший в моем горле с того самого момента, как за железной дверью, ведущей в тюремный коридор, скрылся влекомый двумя охранниками Яначек. До последнего момента он выворачивал шею и, не отрываясь смотрел то на Брашера, то на Жиля.

— Что это было, Жиль? — спросила я хрипло.

— Один из запретных разделов магии смерти, — неохотно ответил тот. — Брашер был прав, Яначек занимался исследованием тонких материй и управления ими. Где-то он нашел Книгу Мертвых, изданную еще при Родриге Железнобоком…

Брашер прервал его, непочтительно присвистнув.

— Ничего себе! Я учился в Университете, когда прошел слух, что у кого-то из преподавателей есть часть этой книги. Больше мы беднягу не видели. И уже тогда эта книга была древняя древность.

— Родриг Железнобокий — это примерно восьмой век? — поинтересовалась я.

— Да, конец восьмого, — кивнул Равашаль.

— Как же она сохранилась?

— Ну, нашлись, по-видимому, любители мертвечинки… — откликнулся Жиль. — Это направление полностью запретили лет через двести после Родрига, когда один такой любитель, в порядке эксперимента, наслал мор на тогдашнюю столицу Спаньи.

— То есть? — не понял Равашаль. — Магическим путем вызвал эпидемию?

— Не совсем. Эпидемии и без него в те времена бывали, но при помощи магической медицины все же удавалось их довольно быстро прекращать. А этот… эх, забыл я, как его звали…

— Не важно. Некоторые имена должны оставаться забытыми, — тихо сказал Брашер.

Жиль продолжил:

— Да, так вот этот маг изменил бактерию возбудителя чумы таким образом, что после магического воздействия та как бы засыпала. Дней на пять. Человек, гном, эльф — да, да, эльфы тоже были подвержены! — вроде бы выздоравливал, возвращался к нормальной жизни, и тут новый удар. Сгорал в два дня, при этом заражая всех вокруг.

— Брррр! Зачем ему это понадобилось? — к счастью, в моем стакане еще оставалось вино, от нарисованной Жилем картинки тошнило.

— Его интересовал научный результат. Это ведь можно считать научным результатом, если умирает от чумы ровно половина города, по четкой границе? Правая сторона улицы вымерла, а левая это видела, и не заразилась.