— Пока, — кричу я так язвительно, как только могу.

Питер и Трейси переглядываются.

— Я принесу воду, — говорит она, уходя на кухню.

— И что это было? — спрашивает брат.

— Ну, Мамочка, мы ходили на открытие выставки. Какой-то девочки из Йеля, знакомой Джейми.

— И ты напилась... почему?

— Я не пьяная, — говорю я. — Ты знаешь, как они раздают эти маленькие стаканчики отвратного вина? Я выпила парочку. И съела немного прогорклого сыра.

Я слышу его проповеднический тон еще до того, как он открывает рот.

— Роуз, ты должна быть осторожной. У тебя брат с зависимостью, помнишь?

— У меня брат, у которого была зависимость.

— Я рад, что ты во мне так уверена, но я всегда буду...

...зависимым и бла-бла-бла, анонимные алкоголики, бла-блабла, анонимные наркоманы.

Я кидаю в него подушкой с Санта-Клаусом, думая, что веду себя смешно.

От шока на его лице я практически трезвею.

Питер упорно работал, чтобы изменить свою жизнь, а я высмеиваю тот факт, что он ходит на встречи? Что за хрень со мной творится?

Он делает глубокий вдох.

— Ты злая, когда пьяная. Как я. А это значит, что тебе вообще не стоит пить.

— Но если бы ты там был, Пит... — теперь я хнычу. По-настоящему хнычу. Я смотрю на это, как будто наблюдаю за кем-то другим, как будто не могу себя контролировать.

Трейси возвращается с водой и аспирином. Она поднимает брови, глядя на Питера, а потом на меня.

— Что случилось на выставке? — спрашивает она, пытаясь помочь мне принять аспирин в лежачем положении.

— Помнишь, я тебе рассказывала про девушку... Рейчел, которой нравится Джейми? Знаешь, как называлось ее «произведение искусства»? — я поворачиваюсь к Питеру, понимая, что сейчас он перейдет на мою сторону. — «Нефть ценой Колыбели Цивилизации — насилие в Ираке».

Трейси пару секунд выглядит озадаченной — не может понять, почему это вызвало у меня рвотный припадок. Это многое говорит о моем теперешнем месте в ее сознании. Но потом она смотрит на Питера, который сразу улавливает суть, и в ее взгляде появляется отблеск понимания.

Может, теперь Питер догадается, что ему не стоит сегодня быть со мной таким строгим.

Пожалуйста, скажи, что это была не видео-инсталляция, говорит он.

Картины с видеороликами взрывов демонстрировали ее «первоисточник». Я ей все высказала.

— Ты ей все высказала? — спрашивает он. — Как это понять?

— Я сказала, что это не искусство. И что война в Ираке — не развлечение.

— Постой, это была ее экзаменационная работа? Там были другие люди?

— До фига. Даже очень важный для Рейчел профессор. Она была там как раз, когда меня вырвало на ноги Рейчел, — я чувствую, что краснею, несмотря на мои старания преподнести это, как некую победу.

Трейси ахает. А Питера как будто самого сейчас вырвет.

— Ты же понимаешь, что это был супер-омерзительный пьяный поступок, да?

Ненавижу, когда брат разговаривает со мной так, будто он лучше меня и обосновался на высоком моральном уровне.

— Она это заслужила, — заявляю я, погружаясь в ярость, которую ощутила, когда прочитала те черные буквы на белой стене.

И что с того, что я пьяная?

— Роуз, — говорит Питер. — Тебе не принадлежит война в Ираке из-за того, что там погиб папа. Она не твоя.

— Ну, она все-таки больше моя, чем ее. На чью смерть она смотрела в том долбаном видео со смартфона?

Затем начинаются слезы и сопли.

— Ты его посмотрела? — говорит Трейси, садясь рядом со мной и пытаясь обнять меня за плечи.

— Конечно, посмотрела! — я сбрасываю ее руку.

Ни за что не позволю ей делать вид, что я в очередной раз не рассказала ей нечто важное. Хоть это и правда.

Вытираю нос рукавом.

— Жалеешь, что посмотрела? — спрашивает Питер.

— Нет, — без колебаний вру я.

Питер садится на стул напротив меня, все еще держа подушку с Санта-Клаусом. Он наклоняется вперед и ставит локти на колени.

— Я его почти не смотрел. Не был уверен, что смогу справиться с этим в трезвом виде.

Противный голос у меня в голове советует высмеять Питера за его разговоры в стиле «двенадцать шагов анонимных алкоголиков».

— Джейми не сдал экзамены, — внезапно объявляю я, давая понять, что не хочу сейчас слушать о чувствах Питера.

Я сегодня в ударе.

— Так вот почему он еще обаятельнее, чем обычно, — Трейси вытирает размазанную тушь с моей щеки.

— Поэтому, а еще из-за того, что меня вырвало на выставке, на которую его пригласила влюбленная в него по уши студентка.

Трейси усмехается. А потом начинает хохотать. Я тоже начинаю, пусть даже я и запуталась, от чего в моем случае нужно смеяться, а от чего — плакать. У меня такое чувство, что меня снова может вырвать, но не могу остановиться.