Внутренний Предиктор СССР
Беседа с Пушкиным в кафе «у Бирона»
Боль уходила. Почти двое суток она терзала его словно яростный зверь и вдруг стала затихать. И вот её нет. Неужели всё кончено? Он открыл глаза и увидел себя на диване, на который его уложил после ранения Никита.
— Да, это тот самый диван. Но почему он одет? Рубашка, сюртук, панталоны, штиблеты. Когда его одели? Или он сам оделся? Он оглядел книжные полки, привычную мебель — всё как всегда, всё на месте. Владимир Иванович говорил, что пуля застряла в позвоночнике, и потому любые попытки пошевелить ногами причиняли страшную боль. Пошевелил одной, другой ногой, странно, но боли не было. А что, если попробовать встать. Спустил ноги на пол, встал, прошёлся по кабинету. Тронул дверь в детскую — закрыто. Нажал на дверь в переднюю, приоткрыл и тут же закрыл её.
— Что такое? Что это за люди в странных одеждах ходят по его квартире — мужчины, женщины, дети? Вид из окна говорил о том, что на дворе лето, а ведь его привезли зимой, и Мойка была покрыта льдом, и метель завывала за окном. Снова открыл дверь и … увидел себя. Конечно, это был не он, но кто-то был одет как он и загримирован так, что со стороны было не отличить от него. Рядом с его двойником стояли какие-то люди. Они явно кому-то позировали. Огляделся и увидел молодого человека, державшего в руках небольшой предмет, попеременно испускающий лёгкие вспышки.
Попытался спуститься вниз — на улицу по парадной лестнице, но его взгляд упал на табличку, надпись на которой сообщала, что парадная закрыта. Тогда он влился в небольшую группу посетителей, которая двигалась в сторону чёрного входа. Несмотря на то, что он был одет не как все, на него почти не обращали внимания, а те, кто шли навстречу приветливо кивали ему и улыбались. Он миновал помещения цокольного этажа, в которых не было привычного запаха прачечной и кухни. Вышел во двор — действительно лето. Во дворе чисто, в центре — стриженые кусты и памятник на высоком постаменте белого камня. У подножия памятника — цветы, много цветов. Подошёл ближе.
— Так это мне памятник! Вот и надпись — «Пушкин», а чуть ниже — 1950 год.
— Что же это такое? Мне 150 лет? Но это, скорее всего, — время установки памятника, а какой сегодня год на дворе?
По мощёному булыжником двору обошёл памятник справа и увидел каретные дворы. На воротах одного из них — надпись крупными буквами — «Кафе». Подошёл ближе, чуть ниже более мелкими буквами — «У Бирона». В прошлом году, когда в сентябре снимали квартиру в доме Волконских, кто-то говорил, что впервые на месте этого дома ещё в прошлом веке поселился Бирон. Неожиданно почувствовал голод.
— Так я же двое суток ничего не ел, только воду пил.
Открыл дверь, в кафе — пусто, и лишь за одним столиком слева — в самом углу напротив стойки — одинокий посетитель. Оглядел помещение: стены, потолок, столики, стулья — всё в белых тонах, на стенах справа и слева — литографии, освещение — светильники без свечей…
Быстрыми шагами прошёл к столику. Сидящий за столиком оказался пожилым мужчиной со щёткой седых волос и странно знакомыми серыми глазами. Он поднялся ему навстречу с приветливой улыбкой, как будто давно его ждал. За стойкой появилась официантка.
— Ну, вот и дождались наконец-то своего товарища, — произнесла она с улыбкой.
На столике — два блюда с яичницей, отдельно на тарелке — хлеб, приборы, два стакана то ли компота, то ли сока и две чашки кофе.
— Здравствуйте, молодой человек, — новый посетитель присаживается за столик.
— Но я, кажется намного старше Вас, — отвечает хозяин.
— Ну что Вы! Мне, даже судя по году установки памятника, — минимум лет 150. Кстати, а какой сегодня год по календарю?
— Сегодня с утра был — 2015-й.
— Ну, тогда мне более двухсот лет, не меньше. Это всё мне?
— Да, конечно, я давно жду вас, но… это так неожиданно.
— Вы ждали именно меня?
— Да он уже который раз приходит и каждый раз заказывает одно и то же — на двоих. Съедает свою порцию и уходит, — встревает в разговор женщина за стойкой.
— Кому вторая-то порция, спрашиваю его? А он — товарищу. Покушает, посидит, помолчит и уходит.
Всё это она выпаливает скороговоркой, а в глазах её скачут веселые искорки, которые будто говорят о том, что она участвует в каком-то розыгрыше.
— Ну конечно, меня разыгрывают, — размышляет Седой, — не иначе как Жора решил устроить эту сцену с аниматором? Ведь я ему рассказывал о своей шутке с ужином на двоих. Да и официантка после второго моего прихода всё выспрашивала, кого я жду. А я тогда и ответил ей в шутку — Пушкина. Но ведь это было ещё прошлой зимой. Нет, есть что-то необычное в этом посетителе, и говорит он с какими-то странными интонациями. Но и на аниматора, которые здесь крутятся, чтобы заработать на фото для туристов, не очень-то похож. А ну как, здесь действительно появился бы сам Пушкин, узнали бы его посетители музея-квартиры, или приняли за очередного аниматора, как я сейчас? И откуда он появился? Если из своей квартиры, то там, ведь полно туристов, служащие музея, охрана. Похоже, что в своём желании поговорить с поэтом я зашёл слишком далеко. Ну, конечно, это розыгрыш, а я принимаю аниматора за настоящего Пушкина.
Все эти мысли пролетели в голове в одно мгновение, но где-то в уголке сознания всё-таки таилась надежда на чудо.
— А вдруг настоящий... Но ведь оттуда ещё никто не возвращался? И если это он, то, как у него получилось вернуться в наше время?
Между тем посетитель ел яичницу и весело поглядывал на соседа.
— Так о многом хотел его расспросить и вот ничего стоящего даже вспомнить не могу. Нет, конечно — это не настоящий Пушкин. Хотя вот и бакенбарды, и причёска, и одежда — всё вроде настоящее. Ладно, сейчас он поест, начнём говорить, и всё сразу прояснится.
— А мне ваше лицо знакомо, — вдруг заговорил аниматор. Точно мы где-то встречались.
— Вряд ли, может просто лицо обычное. А Вы очень похожи на оригинал. Хотя я видел его только на портретах.
— Понимаю, Вы не верите, что перед вами настоящий Пушкин. Да, честно говоря, я и сам не верю тому, что вижу. Был конец января 1837 года, была дуэль с Дантесом, пуля угодила мне прямо в брюхо и, как потом сказал Владимир Иванович, — застряла в позвоночнике. Точно помню, что я выстрелил и попал прямо в сердце этому бонвивану, но он почему-то упал на спину, а не ничком как я. Почти двое суток страшных мучений и ожидание конца, а потом вдруг боль ушла, и я очнулся летом 2015 года. Вышел из кабинета, смотрю, какие-то люди незнакомые ходят по моей квартире, а с ними один, одет как я, и загримированный под меня, — очень похож. Его окружают мужчины, женщины, дети, а напротив этой группы один со странным предметом, который озаряется короткими вспышками. Я вышел во двор через черный ход, никто не обратил на меня внимания. Вышел, вижу памятник — рукотворный, на постаменте — снова я, на этот раз — в бронзе. Увидел кафе и вот зашёл.
— Такой же, как Вы? Так Вы не один? Ваша квартира давно превращена в музей, а люди, которые на вас не обращали внимания — посетители музея.
Седой достал айфон, раздался лёгкий щелчок, и лица сидящих озарила короткая вспышка.
— Странный предмет был похож на этот?
— Да, а что он делает?
Седой повернул экран к Пушкину и показал ему фото поэта.
— Эти аниматоры гримируются под вас и фотографируются с посетителями музея — так зарабатывают себе на жизнь. Извините, что сфотографировал без разрешения, хотя… всё равно мне никто не поверит.
— А кто такие аниматоры?
— Ряженые. Их подбирают психологи, гримируют, одевают согласно эпохе, и рекомендуют хозяевам заведения для привлечения туристов. Ведь многим будет интересно показать фото с самым знаменитым русским поэтом. Особенно этим любят заниматься туристы с Запада. Выйдите на Дворцовую площадь, поезжайте в Павловск или в Петергоф — там много таких ряженых — и мужчин, и женщин. А уж здесь, в вашей бывшей квартире особенно много туристов из стран Запада. Они до сих пор не могут понять, почему Пушкин так популярен в России.