— Начальные параметры стерты, ныне они выдаются генератором случайных чисел.
— Какому козлу понадобилось стирать? — растерялся дядя Витя.
— Николаю Епифановичу Смелякову. Но он не козел — заявляю протест в связи с оскорбительным сравнением. Совершенно не похож, ни рогов, ни копыт, желудок иначе устроен. Если же вы выражаетесь так из-за недостатка информации, то даю справку: он не жвачное животное, а видный киберолог.
Пришлось дяде Вите взяться за работу по-новой, зыркать то на экран, то на реальные стены, и командовать-командовать, чтобы Архип не успел взять случайные значения. А когда закончил, то заметил, что стены все какие-то неровные, в пузырях, в буграх и вообще вид неприглядный.
— Что же ты, холоп, не доложил, что клей подсыхает, собирается в комки?
— Я ничего не докладываю, пока меня не спросят,— гордо сказал Архип,— у нас тут не армия.
Вечером Николай Епифанович, “полюбовавшись” оклейкой, скривил лицо и сказал:
— Я как-никак профессор. У меня люди бывают вплоть до министра. Придется теперь все отскабливать до штукатурки. Предупредили бы хоть, что вы такой гуманитарий и задание для вас слишком сложное. Я бы предложил чего-нибудь попроще, посильное.
А за ужином дядя Витя разбил фарфоровую тарелку и чашку. Остальные члены семьи посмотрели с поджатыми губами по сторонам, будто он испортил воздух. Сам дядя Витя мог торжественно поклясться честным пионерским, что Архип, переквалифицировавшийся в официанта, почему-то тыкал ему посудой в руки. Причем разжимал свои захваты за секунду до того, как дядя Витя успевал сжать свои пальцы.
— А ты способный,— сыронизировал Николай Епифанович и принялся безупречно жонглировать тарелками.
С тех пор дяде Вите давали только железные плошки и старались кормить отдельно.
На следующий день Николай Епифанович угостил дядю Витю крепким напитком из своего бара в знак неслабеющей дружбы и сказал в поддержку:
— Друг мой, я по-прежнему вам доверяю. Достаньте мне с антресолей мой любимый красный чемодан, а все лишнее в коридоре засуньте наверх.
Ученый ушел, а дядя Витя приставил лестницу, взял все лишнее и полез. Когда его нос был уже на уровне антресолей, Архип вдруг пробубнил: “Товарищ командующий, восхищен героизмом, мчусь на помощь, держитесь!” После чего с разгона снес лестницу. Дядя Витя ненадолго повис, а потом, увлекая за собой поток вещей с антресолей, ударился оземь.
Вещи образовали над поверженным “командующим” величественный курган.
“Больше не будешь шмонать”,— произнес надгробную фразу Архип и заиграл трогательную мелодию “Павшие братья, вечно вы с нами”.
Подбитый дядя Витя вылез из своей могилы и окончательно понял, что у него сломаны два пальца и вывихнута лодыжка.
— Телефон, врача зови, гад Архип,— простонал изувеченный человек.
— Вам страшно повезло. Я — врач, — представился Архип и попытался наехать на пострадавшего, потом что-то стал делать с его ногой. — В моей памяти полно медицинских сведений. Вот сейчас поверну вашу пятку на сто восемьдесят градусов, и все будет кончено.
Мученик боднул Архипа и стал ползать в поисках телефона, которого нигде не было, видимо, аппарат спрятали юркие “сыновья”, чтобы дядя Витя не стал пустозвоном.
— Ну, сейчас я с тебя спрошу по рабоче-крестьянски,— грозно пообещал дядя Витя и полез драться к подлому киберу. Что-то драконье слегка зашевелилось в дяде Вите. Вихрем вырвалась правая карающая лапа, но тут же остекленела и лопнула, как бутылка с водой, выставленная на мороз. Силы кончились.
Так и затих дядя Витя на полу до вечера. Первой вернулась со службы “мама”, перешагнула через смирное тело и пошла дальше. Однако сам Николай Епифанович оказался весьма любезным человеком.
Правда, он вызвал не “Скорую помощь”, а все того же Архипа. Зато умело перепрограммировал его в режим “домашний доктор”.
Кибер, не обращая внимания на вопли ослабевшего дяди Вити, сделал свое: запаял сломанные члены в пластиковые каркасы, приговаривая: “Нужно видеть реакцию”, а потом уже вколол какое-то дурманящее снадобье.
— Так что ломайте свои косточки смело, без его помощи не останетесь,— не мог нарадоваться на своего способного помощника Николай Епифанович.
— Без танцев ты совсем не тот,— вздыхая, горевала Алиса, однако вскоре утешилась,— не исключено, что еще оправишься.
Когда дядя Витя стал ковылять, ему поручили совсем нехитрое дело, чтобы он не заплесневел — покрыть краской кухню, изрядно побуревшую после недавнего взрыва скороварок. Уж что-что, а малярничать дядя Витя умел, даже удовольствие получал от этого занятия, потому решил к краскам Архипа не подпускать. Выгнал кибера, украсил кухню, перешел, радуясь своему мастерству, в соседнюю с кухней кладовку, чтобы и та засияла, а дядя Витя б отличился.
— Да не надо вам так стараться. Придумайте для прогиба что-нибудь поумнее,— покрикивал издалека Архип.
Но преисполненный надежд дядя Витя принялся мазюкать. Однако честный труд, как это нередко бывает, не пошел на пользу. Голова вдруг стала разбухать, краска почему-то пузырилась. Он еще елозил крест-накрест кисточкой, когда… почувствовал, что стал жертвой нападения…
Что у него отсыхают крылья, сморщенные лапы прижимаются к телу, из пасти вместо сияющего вихря — дым и хрип, на шкуре ни одной серебристой пылинки, сердце захлебывается, не в силах прокачать густеющую комками жидкость.
И тут на него навалился массивный черный, словно из гранита, камень-многогранник…
Очухался дядя Витя от своего дикого кашля. В промежутках между своими конвульсиями он выяснил, что валяется на кафеле в кухне. Архип льет ему в дыхательные пути воду и щедро орошает пол, а на его содрогания смотрит с неприязненным лицом вероятная теща.
— Ну, что, очухался, герой, в голове с дырой,— сказала Маша.— Тогда вставай и собирай воду, не мне же после тебя прибирать.
Дядя Витя величественным усилием выдавил из себя всю влагу и слабым голосом сказал:
— Но я же не виноват.
— А кто виноват? Пушкин? Или Архип? Кибер на семью настроен и сделал так, чтоб испарения не шли в жилые комнаты. Только тебе нравится с мутными мозгами расхаживать. Кладовку он задраил и пустил в нее газообразный катализатор, чтобы краска быстрее сохла.
— Вас Архип-подонок пожалел, а я что, не человек? — плаксиво заявил дядя Витя.
— Человек это тот, кто умеет управлять кибером,— отрубила строгая Маша.
Дядя Витя до поздней ночи промокал воду носовым платком — тряпки, верно, Архип спрятал. Когда, наконец, завершил столь филигранную работу, пошел в Алисину комнату. Та оказалась крепко запертой на все запоры. Он нежно поскребся.
— Алисонька, ку-ку.— В ответ ноль внимания. Он постучал настойчиво.— Ку-ку!
— Кто еще там щебечет? — раздался заспанный недовольный голос Алисы.
— Это я, твой муж Витенька, пусти же.
— А мама сказала, что из нас такие же муж и жена, как из бабуина с коровой… И вообще, Витька, я сейчас к особому доктору хожу. Он меня гормонами лечит — за месяц полвеса улетучится, а то и две трети. Если, конечно, буду его слушаться. Так вот он говорит, нельзя с мужчинами знаться.
— А где ж мне ночевать, Лиса? — умирающим голосом спросил изможденный человек.
— Мама тебе постелила в прихожей, во встроенном шкафу, сказала, чтоб ты не вздумал укрываться ее шубо-йй…— Разнеслось сочное Алисино сопение.
Дядя Витя конвульсивно дотащился до своего “алькова”. Уютная постелька представляла место, где можно было лечь, поджав колени, и не обращать внимания на то, что свисающее с вешалки пальто щекочет нос. Под голову предлагался старенький удобный для ноги валенок. Планировалось, что он будет столь же подходящим и для головы дяди Вити.
Прикрыта дверца шкафа, и словно бы нет человека с его проблемами вместе. Лежит он чинно, как жмурик под землей, только не корешки нюхает, а нафталин.
Что-то еще разгорелось в дяде Вите, наверное, в последний раз. Где-то трепыхнулись раздавленные крылышки. Но тут он почувствовал, что уже проглочен хищным камнем. Камень сжался, внутри него хрустнул и сломался “большой” дядя Витя.